Если мы ищем воистину спасения во Христе, то нам нужно быть, как апостол Павел говорит, воистину исполненными мыслями, и чувствами, и энергией Самого Господа Иисуса Христа (см.: Флп. 2:5). Я не думаю, что я безумный человек, потерявший всякую меру от какой-то гордости. Дикое слово я сказал вам: лучше было бы признавать себя безумным! Но мое безумие в вере, что в момент видения Христа Живого Силуан действительно был исполнен силою Его вечного слова. Больше того скажу вам: мне, не претендующему знать все, не пришлось видеть большего явления, чем Силуан. Если вы будете исследовать писания Святых Отцов (опять я говорю вам, что не претендую знать все), то, быть может, действительной параллели Силуану не найдете. Будучи совсем малограмотным солдатом, он увидел Христа после того, как дано ему было пережить убийственное действие богооставленности, когда «вечная погибель была совершенно ясна». Доведенный до этого предела истощания, он вошел в церковь и увидел Христа. Все видение длилось лишь мгновение, но в этом мгновении была вечность и безмерность объятий любви Божией. Сам он пишет о том, что ему хотелось страдать за Христа, [196] — до такой степени он был исполнен силою любви Самого Христа — любви несозданной, любви, свойственной Самому Богу как Его атрибут! И когда вы будете читать Силуана (я бы хотел, чтоб это было постоянным вашим делом, хотя бы по нескольку строк), то увидите, что он до конца дней жил состояние вдохновения, данного ему видением Живого Христа в Духе Святом.
Как выражалось внешне его делание? — Почти всякий вопрос, который вставал перед ним, он всегда сводил к необходимости молиться за весь мир, за всего Человека. В его сознании это выражалось по-разному. Так, он писал: «Когда я умру и явлюсь пред лицом возлюбленного Бога моего Иисуса Христа, то умолю Его за весь род христианский». Потом говорит: «Но когда увижу Его как Он Есть, от красоты Его я потеряю всякую способность думать о чем бы то ни было другом. И от великой любви ничего не смогу сказать. И опять, и опять приходит ко мне мысль: „Когда умру, явлюся пред Ним, то умолю Его за весь род человеческий“». [197] Уже не говорит «христианский», а «человеческий». В этом можно видеть, что он стал «персоной», «ипостасью», «лицом» уже в богословском смысле, как богословское понятие. Персона и мыслит, и чувствует, и живет, как Сам Христос. Итак, этот характер персоны-ипостаси во Христе выражается в молитве за весь мир, как за самого себя. Если вам Бог даст увидеть через Силуана этот момент христианской жизни, то, конечно, вы будете едино, и спасение, конечно, придет как богатое излияние Божьего Света. Путь к этому спасению указан нам тоже через Силуана Самим Христом: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Никто не может понять этого выражения и онтологического содержания этих слов без опыта, данного человеку Самим Богом. Таков объем человека: он выходит за пределы всех понятий индивидуалистического порядка!
В моем писании (жалком, конечно, по сравнению с тем, что можно было бы сделать, но все-таки) я говорю о некоторых чертах этого понятия персоны во Христе: что заключено в человеке. Ему свойственна полнота сознания всего мироздания. И сие сознание, которое мы чаем получить как спасение, идет по линии — «за всего Адама, как за самого себя». Итак, если Господь даст всем нам хотя бы некоторую аналогию этому сознанию, то мы будем едины. Единство наше будет как один человек.
В предвечном совете Святой Троицы, по откровению, написано: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (см. Быт. 1:26). Не написано «сотворим людей или народы по образу Нашему», а сотворим «человека по образу Нашему и по подобию». И первый Адам, получивший это откровение, есть корень всего дерева, которое есть человечество. На этом корне мы зиждемся, и растем, и живем. И здоровье, и болезнь этого колоссального дерева отзываются на нас. Богом нам дана Божественная Литургия, совершая которую, мы постепенно проникаем в сферу Духа, где века сжимаются до потери своей долготы, где все события великого творения мира предстают нам как единый непротяженный акт. В Литургии можно действительно жить все человечество по духу Христа Бога. И это видение стало содержанием моей жизни, моего бытия.
Когда Господь заповедал Своим двенадцати ученикам пойти в мир, то ЧТО были эти двенадцать человек? И ЧТО есть мы здесь — одиннадцать человек? Но и мы можем быть орудием для служения миру и обрести чрез это свое спасение. Мы легко останемся едины, зная, что ничего нет большего и более близкого ко страдающему за весь мир Христу, чем то, что нам говорит Силуан. И когда мы будем едины, то крепость нашего места беззащитного, без забора, открытого для всех диких зверей, будет гораздо прочнее всех стен. И тогда наш монастырь может получить от Бога благоволение и благословение действительно послужить людям.
Учение старца в каждом его писании доходит до последних пределов. Так, о покаянии он говорит, что мы каемся, мы не безгрешны, поскольку мы не достигаем того состояния, чтобы жить все человечество как содержание нашей жизни. Это есть УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ХРИСТА. Ее нельзя понимать как «универсализм познания», подобно тому как склонны мыслить некоторые из ученых: когда человек знает и христианство, и буддизм, и ислам, и Конфуция, и марксизм, и все прочее. Универсализм — это не знание различных аспектов человеческого бытия на земле, а любовь Христа, которая объемлет все. И любовь, которая казалась мне прежде чем-то недостойным и чувствительным, потом в моем сознании раскрылась как бытийная сила, соединяющая воедино. Отец любит Сына и, конечно, любит Духа Святого, и Сын любит Отца, и Дух Святой, от Отца исходящий, конечно, смотрит на Отца. Так, эта любовь есть вечное единство Святой Троицы, и в этом общении Ипостасей заключено абсолютное бытие Бога.
Итак, утвердившись в учении Силуана и в его видении, выраженном в простых словах, вы будете едино и будете радоваться этому единству; и будете знать, чему учить других людей, которым Бог еще не дал сего познания. И так мы сможем служить людям, принося им Слово Жизни, Вечной Жизни; и сами спасаться через это. И когда не будет между нами недоразумений и распада нашей жизни изнутри, то, имея эту силу единства в нас самих, мы сможем принимать других людей, обращенных в православие. И доколе мы едины, наше действие будет действительно действенным. А если мы будем распадаться, то не сможем совершать наше служение должным образом.
Когда мы начинаем говорить о Боге, то мы стоим на берегу великого океана. И нет конца этой жизни и слову. И вместе с тем каждое слово, по существу, должно отражать целое: так же, как Бог всегда един и каждое действие Божие представляет Его в полноте. Он не делится на частицы. А делим Его мы, потому что не в силах вместить всего. И вот знайте, что для меня сейчас ваше собрание является самым дорогим местом на земле; и о нем я думаю больше всего перед уходом. Молитва моя все эти тридцать лет была только о том, чтобы Господь услыхал молитву старца: «Даждь всем народам земли познать Тебя Духом Святым». Аминь...
Итак, всем я приношу мою просьбу: в этот важный момент жизни нашего монастыря как-то осознать, что мы призваны единым Богом и любовью к Нему. Спасибо, что вы слушали... у меня ослабело сердце и нет сил больше говорить. Я хотел бы говорить, как огонь, но не выходит. Я — угасающий уголь, да... Но когда этот огонь прикасается к нам, тогда мы становимся способными жить и ад, и Царство Отца...
Моя молитва о том, чтобы все мы любили и доверяли себя друг другу совершенно, кто бы ни был. Нет препятствий к доверию, когда мы едины в действии нашем.
(Братия поет кондак Пятидесятницы) «Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятаго Духа».
Беседа 4: О даре единства, о человеке в этом мире и о национализме [198]
Наш монастырь — дар от Бога в стремлении к многонациональному единству. Во Христе нет ни мужеского пола, ни женского. Божия Матерь — высочайший образ Бога. Об отношении между человеком и материальным миром: мы часть тела всего Адама. Ход мысли у нас и у мира. Святогорцы о смерти. Христа не надо защищать: Он — Властелин мира. Страдания христиан — жатва святых. Еврейский национализм и истинный Мессия. Евангельский случай с хананеянкой и кесарийская исповедь Петра.
Вы знаете, что у нашего Бога — «всё наоборот», upside down, и все, что думает мир, никак не применимо к жизни христианской. Нужно знать путь до самого конца — пока не пройдем дверь во «святило Божие». И как объяснить: чем более мы внимательны ко всему, что проходит чрез наш ум в сердце, тем сильнее впечатление, что мы духовно не только не прогрессируем, но, наоборот, становимся хуже и хуже? Наша ситуация никак не улучшается. Парадоксальна сия идея — чем больше мы осознаем свое ничтожество, тем больше наш прогресс. И, таким образом, мы не видим прогресса в нашей жизни здесь. Проходят годы, и мы себя видим такими же, и еще хуже, чем прежде. И вот почему необходимо знать путь до конца.
В гениальной книге «Лествица» прп. Иоанна есть такие слова:
«Прежде всего, честный отче, нужно нам иметь духовную силу, чтобы помогать тем, которых мы дерзнули вести во Святая Святых и покусились показать им Христа, на таинственной их и сокровенной трапезе почивающего. Ибо когда сии руководимые находятся еще в преддвериях святилища, и мы видим, что толпа хотящих им воспрепятствовать войти угнетает и утесняет их, тогда мы обязаны взять их за руку, как младенцев, и освободить от сей толпы, то есть от бесовских помыслов. А если они еще очень младенчественны или немощны, то нужно их и на плечи взять, и понести, пока они пройдут дверь сего поистине тесного входа, ибо тут обыкновенно бывает самое давление и теснота. Потому и говорил о ней некто: