В поучении о трех образах молитвы Симеона Нового Богослова есть очень важные слова о том, что молящийся, по заповеди Христа, должен хранить совесть свою перед Богом, перед братом — ближним своим — и даже по отношению к вещам. [204] Вы читали у Силуана: «Листок на дереве, и ты его сорвал без нужды?» Для него оторвать листок от ветки значило лишить его жизни: даже жизнь листка для него была болезненна. Это совсем не сентиментальность, а совершенно другое восприятие всего бытия: и Божественного, и человеческого, когда мы храним совесть даже по отношению к вещам. Да и просто по человеческой логике что такое все эти вещи? Господь так устроил: животный мир живет только тем, что производит природа, а человек должен все себе вырабатывать сам. В этом его отличие. И какую бы «вещь» мы ни взяли — все это труд человека. И, осознавая сие, мы будем очень внимательны ко всякому предмету: зря не разобьем. Сам Господь, Который благословил пять хлебов и пять тысяч насытивший, после сказал: «Соберите все, чтобы ничто не пропало» (см.: Ин. 6:12). (Некоторые толкователи этого места говорят, что Его хотели сделать царем для войны: «Раз Он такой, что может накормить столько людей, надо Его сделать царем, чтобы сражаться с Римом»; потому что одним из важнейших предметов заботы об армии было: как накормить солдат. А здесь пожалуйте — одним словом пять тысяч накормлено! А Он убежал от них и от учеников своих молиться наедине).
Мое слово на сегодня кончается. Мой долг исполнен. И молитесь за меня, чтобы Бог дал мне слово, отвечая на желание кого бы то ни было из вас. Тогда и моя молитва за вас будет иметь силу. Так все мы станем единая «вода живая» (см.: Ин. 4:11). О жизни в Боге можно говорить без конца, но можно говорить и молча, без слов. И я хотел бы, чтобы после моей смерти действительно это было бы вашей жизнью. Но, чтобы достигнуть этого, каждый из вас должен молиться за всех членов нашего братства. И так мы будем строить единую жизнь.
Беседа 6: О монашестве, опытном богопознании и жизни вместе [205]
Выбор жизни — монашество как Литургия. Монашество — вера в жизнь, а не в смерть. Молитва о больном, как он «жил Бога». Об опытном богопознании. Монашество как память о Боге и жизнь в Нем. Перед лицом смерти. Жизнь в монашестве — служение Литургии. О жизни вместе. О преступлении Адама. Человек — не компьютер. Ассимиляция новых людей (о пчелах).
Сверх ожиданий я снова имею радость общения с вами. Эти дни я был, действительно, — «никуда». А сегодня Бог дал мне силы. И много произошло событий в нашей жизни за эти дни: к нам пришла новая сестра. Мы ее знаем уже несколько лет, и нам было трудно принять ее, потому что у нас нет места, как нет и помещения для приема гостей. И вот вчера я говорю ей: «Теперь все проблемы жизненные решены». Какие проблемы у молодых людей? Во-первых, род жизни — брак или безбрачие; потом — профессия; и третье, самое главное, но в наше время забытое многими, — духовный вопрос: как жить духовно. Я сказал новой сестре: «Теперь все эти проблемы отпадают». Это не значит, что работать надо меньше, нет — работы больше, чтобы заработать эту привилегию, но это уже совсем другая установка сердца и ума. Всей нашей жизни дает свою окраску то, что мы избрали как нечто самое главное для нас. Если человек коммерсант, банкир или фабрикант, все, что он ни делает, он все время фабрикант-бизнесмен. Есть люди ученые, артисты: все, что они ни делают, это наука или искусство. Так и в монастыре. Если мы отказались от всего прочего и сделали главным предметом — Бога и жизнь с Ним, то всякое дело, которое мы делаем: готовим ли мы на кухне, стрижем траву, печатаем книги, делаем иконы, принимаем гостей, — входит уже в Божественную Литургию, Литургию как центр нашей жизни. И ничего другого у нас нет.
Вопрос избрания жизни, конечно, один из самых великих. Как мы себя определим в жизни, какую цель мы поставим перед собою — зависит от нашего самосознания. Избрать монашество христианское — я подчеркиваю, христианское — это значит: принять антропологию евангельскую.
Пред кем бы то ни было из нас стоит вопрос: где границы человеческих возможностей? И если мы избираем христианское монашество, это значит, что мы верим не в смерть, а в жизнь: мы верим, что человек умереть не может. И в этом смысле монашество — подлинное монашество, — конечно, есть наивысшая форма жизни. Это совсем не какой-то спектакль, театральное величие, нет! — Все очень просто и смиренно. И так жизнь проходит непонятным для людей образом.
Если говорить о значении школы, то цель того или иного учебного или научного учреждения в некоторых случаях маленькая — просто научить читать и писать, в других — дать среднее образование, в третьих — высшее и, наконец, изучается высшая академическая наука и так далее. Так и здесь: всё зависит от того, на каком уровне мы построим нашу жизнь.
Вы все, мои братья и сестры, знаете некоего N., который страдал прогрессивным параличом. У него есть жена и двое дочерей. Он был неизлечимо болен. Пришел сюда, и мы молились над ним: он сидел в кресле. И после молитвы я ему говорю: «Мы — не чудотворцы, мы простые грешные люди, но мы все-таки молились Богу о Его милосердии к Вам». И вдруг он с блестящими от счастья глазами говорит: «Но я жил Бога за время молитвы, и это для меня важнее всякого исцеления». Меня поразило, что внешняя обстановка была очень тихой. Что именно пережил этот человек? Он был с высшим образованием и достаточно богатый материально, чтобы жить в условиях интеллектуального комфорта... Как огромное большинство образованных людей, он был безразличным к вере, к Церкви. И его жена была настроена скорее против Церкви. Что меня тронуло: не было никакого движения — ничего, что бы заставило его сказать: «Но я жил Бога!»
Если по нашей вере есть вечный и предвечный Ум, Который сотворил все, то каким путем человек узнает, что сей Творец всего прикоснулся к нему? Если существует возможность для человека узнать прикосновение этого вечного Духа, то, значит, в человеке наличествует способность к познанию не только материального мира или космического бытия, нас окружающего, но даже и большего... И когда интуиция Бога начинает прикасаться чаще и чаще к человеку, то он меняется во всех своих проявлениях, в оценках — во всем. Как и этот человек, который сказал: «Но я жил Бога!» и который был обречен на смерть: он после этой молитвы шел на смерть спокойно и с радостью, и вся семья его переменила свою жизнь.
Каждый строит свою жизнь по тому видению, которое ему дано. Есть так называемый «научный опыт», «опытная наука», но есть «наука» и в монашестве. По опыту прикосновений Божиих меняется все восприятие. И то, что раньше привлекало и было великим в нашем сознании как житейская потребность, вдруг становится ничтожным.
Господь все знает, ибо Он сотворил мир. Он сказал: «Научитесь от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11:29). Никакая логика человеческая, никакая философия или наука не могут нам доказать ни того, что есть Бог, ни того, что Его нет; ни решить проблемы, действительно живет ли человек после того, как он покидает мертвое тело, или нет.
Человек, который никогда не испытал Бога, может обладать большими познаниями земной науки. И когда он видит верующего человека, говорит: «Он сумасшедший». И верующий человек, который пережил Бога, на неверующего смотрит с большим состраданием: «Он не знает самого главного!» Симеон Новый Богослов пишет об опыте Бога, после которого все коренным образом меняется. И уже нельзя объяснить, как, но жизнь переменилась. И обычная аристотелевская логика уже оставляется, потому что люди переходят в сферу иных измерений.
И, значит, к чему все сводится в монашестве? — К тому, как организовать свою жизнь, чтобы все обстоятельства, всякая работа и т. д. не мешали помнить Бога.
Но где Он — Бог? Какой Он? Вот для нас — особое благословение, что Он явился среди нас и жил с нами (см.: Ин. 1:14). И Он есть основа для наших решений. Решение о том, есть ли Бог или нет и какой Бог, — это Христос. И мы называемся христианами, потому что следуем Ему. Религия наша совсем не есть результат нашей философии или вывод нашего рассудка. Нет! — Это явление Бога человеку, как в этом случае с больным, который сказал: «Но я жил Бога, и это важнее всякого исцеления». Почему важнее? Потому что в болезни своей он переживал ужасное состояние постепенного притупления всех его способностей: он терял память, зрение, возможность движения и так далее. Все было отнято, во всем он был ограничен и не мог жить уже сам собою, и за ним надо было ухаживать.... Но вот он вдруг ощутил, что он уже не умирает, и в этом было действие молитвы.
С больными людьми молитва действеннее не потому, что у них больная психология, а потому, что перед ними остро стоит вопрос: «Вот ты теперь будешь умирать!», подобный тому, который поставил Пушкин: «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана? И какой судьбою странной ты на казнь осуждена...» Поэт удивлялся: как может умереть то, что он переживал в часы вдохновения?! «И какой судьбою странной ты на казнь осуждена...» — Это первое сомнение в том, что человек умирает.
Возьмем такой пример, уже совсем-совсем «ощутимый для рук наших», — со старцем Силуаном. Сколько людей мы видели уже, которые исцелились или у которых разрешилось недоумение или проблема жизненная по молитве к нему! И что удивительнее всего — это происходит моментально! Как будто бы он сам присутствует там, где решается вопрос. И это было не только с православными, но и с инославными, которые приняли Православие из-за этого явления: вдруг сердце переживает присутствие духа любви сего святого человека! И все в жизни меняется! И это опыт, который столетиями повторяется.
И так мы строим всю нашу жизнь. Мы живем, полагая в основу нашего мировидения Откровение Бога, которое дано через Библию. Когда мы начинаем что-то понимать о нашем бессмертном духе, как он живет вечность, то иначе воспринимаем слов