а Священного Писания: «В тот день, когда ты съешь этот плод, ты умрешь смертию» (см. Быт. 2:17). В Литургии Василия Великого сказано, что в сохранении заповеди Адаму было дано обетование вечной жизни. Но Адам совершил преступление против любви Божией... А в чем состояло преступление? В том, что Адам поставил Бога на второе место. И то, что Бог рекомендовал ему не делать, — он сделал. И был удовлетворен этим: «Это было прекрасно на вид и вкусно» (ср.: Быт. 3:6). И после падения все наследники Адама понесли уже не то изначальное, каким был создан Адам, а жили с этим ядом преступления против любви Отчей. Так все мы умираем смертию как наследники Адама, ибо корень у человечества — один. О нем сказано в Священном Писании, где Троичный Бог говорит: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию». И этот «образ и подобие» умирает от нашего невнимания и неверия, доколе огонь веры не загорится в сердце без какого-либо предварительного логического рассуждения. И так мы начинаем: сначала — по вере, потом опыт превращается в надежду, когда последствия молитвы вдруг становятся явными, и третья степень — когда человек живет любовь и уже не умирает. И это — победа над грехом.
Мы еще будем говорить, как это созидается. Об этом можно говорить веками, и можно говорить молчанием. Почему молчанием? Потому что всякое слово наше не достигает той цели, которую мы ставим перед собою. Передать весь наш опыт и сознание через слово — это не достигается скоро. Ибо Божественная жизнь невозможна, если человек построен, как компьютер, то есть, иначе говоря, «детерминированный». Отличие наше от компьютера в том, что мы не детерминированы. И эту свободу дает нам пережить опыт Бога. Люди рождаются для вечности, сохраняя свою человечность и сознание своей личности не как результат какого-то процесса, уже другим лицом построенного. С человеком не так, как с компьютером: какую конструкцию даст ему строитель, так он и работает. У человека свой разум и свои импульсы; он может отказаться, капризничать, а может согласиться и жить в любви.
Наш монастырь сейчас переживает очень важный период: надо ассимилировать новых людей... Я видел, как отец N. употребляет особый трюк с пчелами. Если соединить два разных улья, то там будет война между пчелами. Чтобы отвратить эту войну, он их окуривает дымом, так что все они пахнут одинаково и начинают жить вместе. И когда приходят новые братья или сестры, то мы вспоминаем этот метод отца N.: чтобы было согласие в основной идее.
У нас трюк есть и с гостями. Посетителям приятно, что они входят в нашу жизнь, в нутро ее. Но это привилегия, за которую мы должны дорого платить. Надо все делать нам самим. У нас нет ни помещений, ни гостиницы. И теперь, когда надо сделать все дела, как быть с гостями: ведь они приезжают издалека, и каждый хочет, чтобы его путешествие было не зря. К нам приезжают из Канады, из Америки, из Европы, из Греции, из Новой Зеландии, из Австралии. И даже сибиряки! (Так раньше все боялись этого имени «Сибирь». Теперь это стало почетным местом. Новосибирск — это все равно что Оксфорд.) Мы принимаем гостей, действительно, с любовью, но потом — идем все вместе работать. И раньше, когда мы приехали сюда, было много времени на личный контакт, а теперь, когда так много приезжает людей, мы потеряли этот комфорт для личных бесед... И так мы живем, покамест не кусаемся.
Беседа 7: О послушании и других путях духовного преуспеяния [206]
О достигнутой полноте и безначальном начале. О путях духовного обучения. О послушании. О бесстрастии. О любви божественной. Признак достижения Бога — расширение бытия. Образ Бога — многоипостасное единство. Послушание приводит к «АЗЪ ЕСМЬ». О хранении заповедей. Энергия воскресения — в нашей вере: о «чаянии» и «от-чаянии». О «haut tension» и «relaxation».[207]
Хотя я беден теперь и нет у меня энергии, но все-таки я радуюсь каждой встрече с вами. Я вижу много лиц, которые не являются членами монастыря официально, но связаны с нами Духом во единую семью. И когда мне нужно говорить, то я нахожусь в странном положении. На Тайной Вечере Господь сказал ученикам: «Вы уже не рабы Мои, но друзья. И Я сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (см. Ин. 15:15). Так, мне кажется, что я сказал вам все — и писанным, и устным словом, что я слышал от отца моего блаженного Силуана. Но Господь в ту же самую ночь говорит: «Еще многое должен Я вам сказать, но вы не в силах нести сейчас». Получается сочетание достигнутой полноты и, вместе с тем, еще безначального начала! Когда человеку дана молитва к Богу и он плачет всем своим существом, нуждаясь в единении с Богом, то, конечно, Бог — с ним. Но человек может узнать, что с ним Бог, а может и не узнать, живя только свое горе. Так и в нашей жизни здесь: мы можем узнать, что Бог с нами, и в этом смысле уже быть совсем в иной сфере бытия. И теперь от вас, которые составляют монастырь, зависит сделать его местом живого присутствия Бога.
В школах мира сего веками создавалась система постепенного обучения детей, вплоть до последних степеней, когда человек вводится в мировое мышление целиком и принимает уже участие деятельное. Но у нас совсем другой порядок. Помните, я говорил вам об особенном характере монастыря как школы, где люди учатся достигать Бога молитвой?
Вот Силуан — странное, необъяснимое явление: вдруг на мгновение увидел Христа в Его силе извечного Божества! Прежде, чем что-либо пройти, он уже был возведен до последних доступных человеку на земле степеней. Так может быть с каждым из нас. Но может быть и иначе, подобно тому, как обучают Отцы: они постепенно сообщают людям о Боге. Однако Бог не следует этой системе. Он вдруг кому-то открывается целиком, и потом сей человек страдает без конца в этом мире, потому что познал иную сферу бытия — бытия подлинного, несокрушимого. Так, душа моя жаждет говорить вам об этом несокрушимом бытии, и от вас зависит: воспринять или не воспринимать. Но иногда это и не зависит от человека. Так, когда мы оказываемся лицом к Лицу Самого Бога, мы ни о чем не можем спросить: у нас нет никакого вопроса.
В прошлый раз я старался говорить с вами и потом сказал: «Ну, спросите меня о чем-нибудь, чтобы я знал, о чем говорить». И никто меня не спросил. И Господь сказал: «Когда увидите Меня, то вы ни о чем не спросите» (см.: Ин. 16:23). Всякое общение в духе есть уже молитва. Мы на богослужениях читаем веками, из века в век одни и те же тексты.
Но вот, готовясь теперь ко встрече с вами, я спросил одного из самых младших братьев: «А ты что хочешь, чтобы я говорил? О чем говорить?» И он без всяких колебаний сказал: «О послушании!» Что лежит за этим жестом — «о послушании»? — У него мысль такая: рожденный в условиях падения, он имеет кровь, в которой течет грех. И ему хочется изменить и кровь, и дух, который владеет им по рождении — «Во гресех роди мя мати моя», чтобы быть ἑτεροκίνητος (по-русски — «инодвижный») и чтобы в жилах потекла кровь Христа, а не кровь падшего Адама.
Когда мы умом идем к Абсолютному Существу — Богу, то этот путь кажется нам бесконечно длинным. В прошлый раз я сравнил это с Полярной звездою: на каком расстоянии она находится от нас! Сколько веков скорости света! Как мы можем достигнуть сие далекое от нас светило?! И вдруг мы обнаруживаем, что этот невероятно великий путь может быть сокращен. И Господь может встать рядом с нами и сказать: «О, бестолковые и медленные сердцем понять и веровать!» (см.: Лк. 24:25).
Мы все время живем в этом контрасте: или попадаем в сферу недвижной вечности, или выпадаем из нее в тревоги этой жизни. Но все время мы, конечно, связаны с Ним: и молитвой, и верой, и умом, и телом. И вот, когда этот брат спросил «о послушании», то ясно, что в его уме стоял вопрос: «Как я могу совлечься своей воли, которая течет в крови моей?» Эта возможность дается в монастыре, но не в миру. Потому что в монастыре собраны люди, которые живут Богом: одни — больший срок, другие — меньший, а иные только приходят. И поручается монастырь человеку, который имеет общее видение нашего духовного бытия, так что мы можем довериться ему: как он скажет. Мы выполняем волю не нашу, а волю другого человека. Это унизительное положение для культуры века сего — быть «инодвижным», то есть не владеть самим собою и не строить свою жизнь, «как я хочу», но как-то пассивно отдаться в руки другого. И путь получается страшно долгий: посты, молитвы — десять, двадцать, сорок лет, кому как дано. Иногда после сорока лет человек еще даже не понимает, что есть бесстрастие, что значит быть очищенным от греха. Мне Бог дал особое благословение — по кончине моего отца Силуана я, по его совету, ушел в пустыню. Позднее я был приглашен быть духовником в Монастыре святого Павла, где я встречал людей, которые были в состоянии бесстрастия и совершенно не понимали своего состояния. Оно казалось им совершенно естественным. А бесстрастие достигается исключительно по дару Божию и совсем не так часто: это простое состояние человека, который ничего особенного не видит, но свободен от греховных движений и способен воспринять поток любви Божией.
Когда мы говорим о любви Божией, то под словом «любовь» надо разуметь нечто совершенно особое: не то, что подразумевают, говоря о любви в этом мире. Духовная любовь выражается в том, что всем существом мы бываем соединены с возлюбленным Богом. И это единение совсем иного порядка, чем то, что знает земля. Трудность наша в том, что сейчас, в наши дни, культура падения стала основой всей жизни. А нам приходится избирать обратный путь. Однако мы живем в этом мире и у «них» власть мира сего. Из опыта выходит, что совсем не просто перейти от методов этого мира к методам христианства. Оно, христианство, кажется противоречивым, но по существу там нет противоречия. Но есть и другие, внешние признаки того, достигли мы Бога или еще далеки от Него. Если следовать евангельскому слову, то совершенство переживается как любовь ко всему миру без различия, кто враг и кто не враг. Возьмем сознание, скажем, молодых людей — жениха и невесты: каждый из них мыслит себя уже в единстве двух. От этого единства в любви рождаются дети. И получается, что, говоря о себе, они живут себя как два или три человека, с ребенком. Больше того — семья растет, расширяется круг их восприятия, и они могут уже жить не только себя двоих, но включая детей, друзей и других родных. Так постепенно расширяется кругозор человека. И когда он говорит «Я», то в это «Я» включены все возлюбленные его. Так, если нами владеет дух Христа, то, говоря «Я», мы не можем отличить нашего «Я» от сознания Все-человека.