вятым не откроется нам. Самые образованные люди нашего времени не понимают этого. Когда мы молимся: «Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам», то страшно трудно нам самим судить, без греха ли мы провели день или где-то тайным образом грех действует в нас так тонко, что мы не можем дать себе отчет. Почему и говорит Псалмопевец: От тайных моих очисти мя (Пс. 18:13).
В прошлый раз я привел вам некоторые слова из Великого канона Андрея Критского. Конечно, это выдающееся произведение, на примере которого мы можем учиться. Столь замечательный момент: «Вонми, небо! Внушай, земле!» (Втор. 32:1). Это — глас кающегося. Смотрите, какое странное положение: один человек кается в своих грехах, но это событие рассматривается как сверхкосмическое! И дерзновение это захватывает нас: «Вонми, небо, к тому, что я буду говорить!» — глас кающегося человека. Понимаете разницу человека, во Христе возрожденного, от человека, не знающего Христа? И Моисей и за ним другие сыны Адама употребляли эти слова с дерзновением. Покаяние человека — это событие необычайно трагическое и необычайно великое. Так, Силуан пишет о том, что плач Адама заставлял всю тварь умолкать и внимать этому плачу. Конечно, это чудная вещь, когда святой Андрей приносит Богу свою молитву, воспоминая все содержание Ветхого Завета и Нового Завета и обетование о конце мира, о последнем Суде над человеком. Так этот пример постепенно должен быть повторен в нас самих, когда в едином человеке живет весь Ветхий и Новый Завет до последнего чаяния-ожидания: «чаю воскресения мертвых». И как Андрей Критский начинает с сотворения мира: «Первозданного Адама грехопадению поревновав», от первого человека до последнего Суда, — так и мы носим в себе память об этом.
Не потому ли мы встречаемся со странным явлением: наше обычное законоведение говорит о том, что я могу быть судим как преступник, если я сам совершил что-то. Но когда это преступление совершено кем-нибудь другим, то я свободен от ответа. Это не совсем верно. Почему? — Потому что Господь все время обращается с нами так, как будто бы мы уже совершенны в Нем Самом. И мы каемся и просим прощения, выражая это часто рабскими движениями, падая на землю, прижавшись лбом к полу, к земле. Мы каемся за мир. Значит, Господь говорит с нами, как уже с ответственными за все. И если через меня проходит космическая жизнь, та же самая, которая проходила и через нашего праотца Адама, то единство наше с Адамом является совсем понятным и естественным.
Когда мы присутствуем при совершении Литургии Василия Великого, если дух наш возлюбил пришествие Христа, то каждый раз с большим трепетом любви повторяем мы содержание этой космической Литургии: все наше исповедание веры там предложено в сжатой форме. И это богословие есть содержание нашей молитвы. В Литургии есть выражение: вспоминается «Крест, Гроб, Воскресение... и паки второе пришествие». Некоторые богословы Европы говорят: «Как неразумно! Как можно вспоминать то, чего еще не было?» Но дело в том, что мы носим в своем сознании этот путь Бога при создании богоподобных человеков. Как содержание всей Библии явилось вдохновенным моментом в творении Андрея Критского, так и каждую службу мы начинаем мыслью о всем мире: «о мире всего мира», «благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех». Но что я отметил за самим собою и в каком-то смысле просто из общения с моими братьями и сестрами? — Привыкшие к этим словам, мы совсем не думаем о бытийном содержании этого прошения — «О мире всего мира», «благостоянии святых Божиих церквей во всем мире и о соединении всех...». «Соединение» это есть единство любви Христовой. Так будем носить в себе это сознание и начинать службы, будучи внимательными к словам нашей литургической молитвы!
Подвиг монашеский есть борьба со страстями. Но нелегко говорить о том, что есть Божественное бесстрастие. Услаждение страстями приводит нас к удалению от Бога. Я сейчас прошу Бога о том, чтобы выразить непостижимо трудную вещь. Что такое бесстрастная и безгрешная любовь нашего Бога? — Я все время воздерживаюсь говорить об этом, потому что всякая человеческая формула внесет нечто несвойственное Божественному бытию; поэтому как бы приходится все время прибегать к молчанию и ждать, когда, по действию Духа Святого в нас, откроется нам истинный путь. Ибо язык наш создавался в этом мире вещей и он не соответствует тому, чтобы говорить о Боге. И вместе с тем нет другого пути. Невозможно встать на истинный путь без того, чтобы пребыть умом уже вне времени, в Божественной вечности. И речь идет о спасении именно в этом плане. Нам очень трудно вообразить себе, что мы, созданные по образу Божию и по подобию Ему, являемся важным событием даже для Него Самого. Но Бог Творец решил воплотиться и быть с людьми, чтобы показать нам всем, что мы созданы так, что можем получить в вечное обладание жизнь Самого Бога. И эта таинственная жизнь невыразима на человеческом языке.
Итак, когда мы говорим о нашей жизни монашеской, то, быть может, я отягощаю вас словом о конечной цели ее. Но я не стыжусь этого делать, потому что каждый раз при этом я говорю вам: «А начинаем мы с азов». Говоря о конце, я не забываю начала.
Опять возьмем событие, имя которому Силуан. Подумайте, он в одно мгновение слышит молитву и того, кто в Америке, и того, кто на Афоне, и того, кто в другой части населенного мира! Как это ему удается, мы не понимаем. Но мы видим, что он знает нас. Многие молитвы многих людей, о которых нам пишут, говорят о его способности почти предупреждать наш вопрос, предвидя его, и очень быстро... Такой случай произошел с монахом, который получил имя Силуан. И так как «Силуан» есть новое явление в Церкви, монах все-таки мысленно спросил: «Хорошо, как я могу узнать, слышит ли Силуан мою молитву?» И в это время подходит к нему другой монах и говорит: «Вот, у меня есть частица мощей Силуана. Эти мощи благоухают». Это был немедленный ответ на мысль того монаха. Замечательное событие! Мы знаем другие случаи и явления, но не частые.
Так, сам Силуан говорит о том, что все Небо видит все совершающееся на земле. И если мы будем знать об этом, то наше поведение будет иным — исполненным сознания, что и Бог, и все святые знают каждое мое движение: внешнее и внутреннее, особенно ума или сердца. Имея такого порядка свидетельство, и мы попробуем жить просто, но все-таки внимательно, чтобы не совершать никакого греха. А это мы можем сделать только с плачем, умоляя Бога сохранить нас от этого. И когда человек сохранится, тогда он говорит уже как подлинное лицо-персона: «Вонми, небо! Слушай, земле!» — глаголы кающегося человека. Тогда в наших головах и сердцах все совершающееся на земле будет вызывать реакции, не похожие на обычные человеческие реакции. И вся наша жизнь может получить характер освящения словом Господа, о котором Он говорит: «Небо и земля прейдут, а словеса Мои не прейдут». Итак, нам нужно быть очень внимательными к каждому слову и к каждому движению нашего сердца или нашего ума. Наконец тогда человек вдруг увидит, какой есть путь Бога, как Сам Бог живет в Самом Себе — о чем уже невозможно говорить человеческим словом. Всю жизнь монашескую наш драгоценный старец отец Силуан рыдал за то, чтобы Господь открыл Себя всему миру... Силуан пишет: «Говорю я с вами, потому что я знаю Господа». Но этот человек, который «знал Господа», жил среди многих монахов верующих и далеко не всеми был понят. Жизнь Силуана, повторяю, не общий образец. Ему с первых дней монашеского подвига было дано ощутить Божественное нетварное смирение Бога, и он говорил, что смирение Христа неописуемо. Носить его в себе и быть под его действием постоянно человек не может — он выходит из этого мира. Вы знаете, что для многих людей последняя ступень монашеской жизни — это смириться и считать себя хуже всякой твари. А то, о чем говорит Силуан, идет дальше этого — он говорит о смирении Христовом, действительно, как Божественном состоянии. Это атрибут Божественной любви.
Итак, покаянная молитва есть путь «как войти в...». А без сей молитвы всякое научное богословие — это есть «ходить вокруг да около». Конец покаяния, как я дерзнул писать в книге моей, означал бы совершенное уподобление Христу, возносящемуся на Небо и сидящему одесную Отца. Смотрите, какие слова! Господь говорит: «Я победил мир», «Господь восходил на Небо, чтобы сесть одесную Отца» — с каким сознанием живут христиане! И когда мы стараемся познать сей ум христианский, то понятными становятся слова, которые говорит св. Андрей в своем каноне: «Из-за греха и страстей я погубил красоту своего ума».
Беседа 29: О Литургии [272]
Литургия — ощущение победоносной Пасхи. О преложении хлеба в Тело Христа. Жизнь по заповедям Христа. «Смертию смерть поправ». Отец Софроний не познал уныние из-за отчаяния. Об обожении через Причастие. Всякая Литургия — что-то новое. Об особенной глубине Литургии свт. Василия Великого.
Слава Богу, давшему мне случай еще видеть вас и говорить с вами...
Я спросил сегодня у N., о чем можно было бы говорить. И он без всякой медлительности прямо говорит: «О Литургии!» Итак, я сделаю послушание человеку, который захотел жить Литургию.
Мне трудно говорить о Литургии. По-разному в различные периоды давал мне Бог жить Литургию. Но в начале моего монашества был чудный период, продолжавшийся несколько лет: каждый раз после Литургии было ощущение Пасхи, победоносной и светоносной! Это тем более странно, что, живя Литургию с ее потрясающим и вместе с тем нежным захватом всего духа нашего в сферу самой Литургии, сам я жил только свое отчаяние! Я никак не мог вообразить себя достойным спасения! И когда я читал молитвы: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь азъ...», — меня охватывал тихий ужас пред величием тайны Литургии! Раскрыть ее подлинное, бытийное содержание потребует от нас многого подвига. И слова «яко Ты еси воистину Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти» будут звучать совсем иначе в душах наших, потому что, живя каждый день этим и только этим, мы странным образом становимся способными видеть во всем, что совершил Христос, невероятное чудо Бога. Как Он, сотворивший человека по образу Своему и по подобию, хочет жить с человеком!?