К. К.) церковной и биша его вельми крепко, яко и крове тещи в церкви. Старцы же скитскии мужество показаша – бишася с ними до пролития крове»[74].
После этого столкновения Корнилий вынужден был бежать из Нилова скита. Ища пустынного места, дошел он до Олонецкого уезда, до Пудожской волости. Здесь, близ Водлы-реки, поставил он себе келью («с трех сторон каменныя стены самородны, на четвертыя страны – дверь и окно»), в которой прожил три года, помышляя идти в Соловецкий монастырь.
В то время пришел к нему соловецкий инок Епифаний (тот самый, что позже будет сожжен с Аввакумом в Пустозерске), и вместе построили они себе келью на Кяткозере. Прожили два года с небольшим в крайней скудости – не было даже хлеба, так что ели осиновую кору: выварив ее в трех водах и высушив, толкли и месили по ржаному раствору, благодаря Бога. Однажды Епифаний сказал: «Пойдем, брате, приспе время благочестия ради страдати, не останемся от братии наших». И положили поститься шесть недель. По истечении срока Епифаний сподобился благословения свыше пострадать за старую веру, Корнилию же был глас: «Не у тебе время на муки идти, мнози бо тобою спасутся и в познание истины прийти будут. И будеши отец и наставник многим ко спасению». Епифаний простился с Корнилием и отправился в Москву с челобитной к царю.
После ухода Епифания Корнилий перешел на Нигозеро, где поставил Никольскую часовню. Оттуда часто ходил он к отцу Досифею в Куржецкую обитель. Между тем, гонения приближались и к этим глухим краям. Не раз приходилось Корнилию менять свое местопребывание: жил на Водлозере, на Немозере, на Мангозере… Когда переселился на Мангозеро, «чинил прение» с двумя никонианскими монахами, присланными властями из Москвы ради подкрепления никонианского учения. Монахи были в споре побеждены, но тронуть Корнилия не посмели, поскольку среди посадских было много сочувствующих старой вере. Позже Корнилий поселился на Гавушозере, куда к нему стали стекаться приверженцы древлего благочестия – старец Иринарх, Анфиса, Пахомий (впоследствии келейник Корнилия и списатель его жития). Корнилий всех их поучал от Евангелия и от Апостола, и от святоотеческих писаний. Пели ирмосы Иоанна Дамаскина, применяя древние слова к нынешнему своему состоянию: «Жалость приимите, людие ненаказании, законопреступницы рустии».
Наконец, пришел к Корнилию старец Сергий, упрашивая его жить вместе с ним на Выге-реке. Корнилий согласился и поставил себе на Выге келью. «Сей покой мой, – пророчески изрек старец. – В век века зде вселюся, яко Бог изволи. Последнюю келию Корнилий строит». Как сказал, так и сбылось. Благословил и других строить на Выгу келии.
А через пять лет пришел к Корнилию старец Виталий, и Корнилий благословил его жить вместе с собой. «Виталий же имея птичие житие: любя странничество, преходя от келии до келии; аще кто представляше ему трапезу, то со благодарением вкушаше, аще ли два или три дни не позываху, то не прошаху ясти». Виталий был строгим молчальником, так что люди несведущие принимали его и вовсе за немого. Имел обыкновение и Псалтырь читать про себя, «молком». Всего же имущества имел одну суму, а ведь когда-то был знатным боярином на Москве! Некогда «великой служитель у прежних царей», «поединщик и храброй воин» (имел на себе раны), Виталий оставил мир, утаился и принял постриг по древлеправославному чину как раз при начале никоновской смуты. Некоторое время жил на Суне-реке у старца Кирилла. Прожив с Корнилием два года, Виталий, «мало болев», скончался. «Свят муж был житием», – говорит о нем Пахомий.
Поселившись на Выге, Корнилий широко развернул проповедь старой веры. «Аще и книг мало имея, но сам весь книга бяше». «Учаше о спасении души, и о Страшном Суде, и о будущих муках», «наипаче же всего заповедая и учаше опасение от новых отступников никониянских, называя их явными бесовскими и антихристовыми слугами». Многие после его проповедей принимали крещение, а иные даже становились иноками.
Где бы ни приходилось жить отцу Корнилию, везде он вел подвижнический образ жизни. В юных летах, будучи томим плотскою бранью, приучил себя к молитве и посту, причем «скоро наполняющее и скоро испадающее брашно ядяше», преимущественно ржаной кисель. Спал он очень мало, истомляя свою плоть бодрствованием и земными поклонами. В одно только свое келейное правило полагал он 1000 поклонов. И это кроме молитв и церковного устава (а молился он по Часослову и Псалтырю весь церковный круг – вечерню, павечерницу, полунощницу, утреню и часы). До глубокой старости любил трудиться преподобный Корнилий (в основном, приходилось рубить лес). Хотя и говорили ему иные, что, мол, можно монаху и без того обойтись, мудрый старец отвечал: «Писано есть: праздный да не яст и проклят тунеядец». Никто не видел его праздношатающимся – или Псалтырь читал, или поклоны клал, или творил молитву Исусову. В разрешенные дни вкушал немного коровьего масла, а в прочие – только постную пищу: мелко натерев редьку, ел ее с солью и квасом. Рыбу же – только в указанные дни.
Со столь высокими духовными подвигами соединялось у отца Корнилия удивительное смирение. «По многих же трудех и подвизех иночества своего, по многих гонениях и скорбех, бедах и разграблениях, и досадах пребываше во всем непреклонен душею, яко твердый адамант. Ни оскорбися, не потужи, ни умом смятеся, но с радостию ко Господу глаголаше: „Терпя, потерпех Господа. И внят ми, и услыша молитву мою: возведе мя от рова страстей и постави на камени твоея веры нозе мои“».
Незадолго до кончины пришли к Корнилию на Выг Даниил Викулин и Андрей Денисов – будущие выговские киновиархи. Благословил их старец на создание общежительства, предсказав его будущую судьбу: «Место сие распространится и мнози спасутся и поселятся с матерями, и з детми, и со скотом, и с люлками». Немного пришлось пожить на Выге с Даниилом и Андреем, наставляя их на путь спасения. Начал отец Корнилий изнемогать. Перед смертью Даниилу сказал: «Буди прочим отец и наставник ко спасению»; Андрею же заповедал: «Буди судия и правитель общежительству и всей братии. Учися книжнаго разума и обучения, собирай книжное свидетельство: будут спросы и вопросы от царя. Потщися за благочестие отвещать и за церковныя законы и отеческия предания постоять, за что от Господа Бога восприимеши воздаяние благо».
Скончался преподобный Корнилий 30 марта 1695 года, в Великий пост, на Страстной неделе в четверг, прожив в иночестве 107 лет. Всего же лет его жития было 125! Последними его словами были: «Веру соблюдох, прочее соблюдает ми венец правды, его же воздаст в день оный Праведный Судия – и не точию мне, но всем возлюбившим Его».
Из рода князей Мышецких
Тогда, тогда проявися,
Пустыня выгска открыся,
Во всю бо Русь произыде
И концы ея обыде,
Еже и мног народ собра,
Зря в себе пастыря добра.
От всех Богом предизбранна
И во всех Им одаренна,
Сего отца пречестнаго,
Учителя всеблагаго,
Поморию пресладчайша,
Выгорецыи же дражайша.
«Рифмы воспоминателны о киновиарсе Выгорецкаго общежительства Андрее Дионисиевиче в кратце всего жития его»
Ревность к сохранению чистоты православной веры была у князей Мышецких в крови. Согласно летописным сказаниям, этот княжеский род происходил от самого святого благоверного князя Михаила Всеволодовича Черниговского, принявшего мученический венец в Орде: «князя Михаила сын князь Юрий остался и оставил отчину свою пусту, и пришол в Торусу, и в Торусе правил и произвел 5 сыновей. Старшего звали Орехва, а прозвище ему было Всеволод, а другой был Семен, а третий Михайло, а четвертый Ивана, а пятый Константин. И разделил им после живота своего отчизну: старшему Всеволоду – Тарусу, Семену – Канин, Михаилу – Мышагу, Ивану – Волкону, а Константину – Оболенск». От князя Михаила Юрьевича, правившего в Мышаге (ныне поселок Мышега на реке Оке в Алексинском районе Тульской области), и пошли князья Мышагские, или Мышецкие. В середине XIV в. владения князей Мышецких попали под власть Литвы, а в 1498 г. братья Семен, Иван, Федор и Александр Ивановичи, князья Мышецкие, потеряв свой родовой удел при переходе из Литвы на службу к великому князю московскому Ивану III Васильевичу, получили от него поместья в Новгородской земле.
Когда во время смуты начала XVII в. Новгород присягнул на верность шведскому королю, потомок Рюрика, новгородский помещик князь Борис Александрович Мышецкий, «муж благ и благочестив и добродетелен», увидел в этом предательство и измену православию. Еще свежо было воспоминание о событиях на Западной Руси. Наступление католиков на православных закончилось там Брестской унией 1596 г., которую поддержали все западнорусские православные иерархи. Простые же люди, не пожелавшие следовать за иерархами-изменниками, подвергались тогда страшным гонениям, насилиям и притеснениям. Теперь опасность нависла над Русью… Борис Александрович не захотел подчиниться власти западного еретика и не стал целовать крест за иноверного короля. Оставив свою родину, поместья и вотчины, он удалился в Заонежскую пятину, поселившись, как в пустыни, в лесистой Пудожской горе. Здесь, приняв иноческий постриг с именем Боголеп, он тихо скончался.
Двое сыновей князя Бориса – Иван и Иона – оба были священниками, а впоследствии также приняли иноческий постриг. Дети Ионы – Порфирий, священник, и Евстафий, белец, – переселились с Пудожской горы в Повенец, где, как говорили, «всему свету конец». С прибытием этих присельников захолустный Повенец стал быстро развиваться и впоследствии стал известным городом. Из детей Евстафия особенно прославился на гражданском поприще Иаков, ставший на Повенце начальником таможни. Другой сын Евстафия Дионисий Евстафьев Вторушин был отцом будущих киновиархов Выговской пустыни – братьев Андрея и Семена Денисовых.
Все потомки князя Бориса Александровича Мышецкого отличались особым благочестием. Все были научены с младых лет Священному Писанию, все просвещены знанием древних церковных уставов. А главное – во всех жил дух прадеда, недаром опасавшегося за веру православную, предчувствовавшего грядущую перемену в Церкви и государстве.