«История о вшествии Наполеона в царствующий град Москву…»
После смерти основателя Преображенского кладбища настоятельские обязанности взял на себя купец Григорий Степанович Гончаров. В роковой для России 1812 г., когда наполеоновская армия вошла в Москву, Григорий Степанович вместе с главным попечителем Ефимом Ивановичем Грачевым на 250 подводах с 250 насельницами Преображенского успели выехать в село Иваново Владимирской губернии, родное село Ефима Ивановича. Удалось вывезти церковные святыни Преображенского (древние иконы и книги), архив и весь наличный капитал. Но разве можно было отдать само здание обители, уже ставшее для многих староверов святыней, в руки французских мародеров? В Москве попечителем богаделенного дома был оставлен Алексей Никифорович (ум. в 1859 г.). С ним остались больные и престарелые, а также несколько певчих и служащих – наиболее самоотверженные и глубоко верующие люди, готовые в случае необходимости пострадать за Христову веру. Перебрались на кладбище и некоторые из прихожан Преображенки, или не успевшие выехать из Москвы, или сознательно пожелавшие остаться для защиты обители.
Поскольку большинство икон было вывезено, все моленные Преображенского были закрыты, а служба совершалась только в одной из больничных палат на мужском дворе. Кроме необходимых хозяйственных работ и непродолжительного отдыха насельники обители проводили все время в молитве. Каждое богослужение нарочно продолжалось очень долго, к обычным службам добавлялись молебны об избавлении от угрожающей опасности.
Когда французы явились в Преображенский богадельный дом, они встретили здесь невозмутимое спокойствие и величавое молитвенное настроение, резко контрастировавшее с той паникой и беспорядками, которые царили в то время на улицах Москвы. В больничной моленной шло вечернее богослужение. Французы беспрепятственно прошли в моленную и, войдя вовнутрь, были весьма изумлены. Молящиеся спокойно и тихо стояли на своих местах, пение и чтение не прерывалось. Начальник отряда не решился прервать богослужение и, тихо подозвав Алексея Никифоровича, при помощи переводчика объяснился с ним. Для избежания беспорядков и защиты обители от разграбления французами был оставлен вооруженный отряд, который находился здесь до бегства Наполеона из Москвы.
В первой половине XIX столетия факт пребывания французов на Преображенском кладбище оставался простым фактом, однако в дальнейшем появилась легенда об измене федосеевцев во время пребывания Наполеона в Москве. Впервые эта легенда стала извествна в конце 1850-х гг., а в начале 1860-х гг. фальшивка была напечатана в «Сборнике правительственных сведений о раскольниках» В. Н. Кельсиева. Впоследствии в произведениях ярых ненавистников старообрядчества «черная легенда» стала обрастать с каждым разом новыми и все более фантастическими подробностями. Так, если в сборнике Кельсиева утверждалось, что наставники Семен Кузмин и Пафнутий Леонтьев нашли переводчика среди воспитанников Матросской богадельни и послали его в Кремль к Наполеону для изъявления своей покорности и с просьбой о защите обители, то через два года в статье Н. И. Субботина уже в красках повествовалось о том, как Алексей Никифорович с преображенскими старейшинами изменили России. Они якобы явились в Кремль к Наполеону, признали его своим государем, поднесли ему глубокую тарелку с золотыми червонцами и вдобавок подвели огромного быка с раззолоченными рогами (!). Наполеон якобы благосклонно приняв эти дары, приказав охранять кладбище караулом. В результате, 2 сентября для охраны монастыря и его окрестностей прибыли жандармы, содержание которых обеспечивала община. Другой вариант: депутация преображенцев явилась к Наполеону еще на Поклонной горе (до взятия Москвы, когда он напрасно там ожидал ключи от города). Еще один вариант: во время проезда Наполеона около Охотного ряда, мимо бывшего дома Ковылина, преображенцы становятся перед ним на колени в грязи. Приводится текст верноподданнического обращения к Наполеону; по поводу его вступления в Москву совершаются торжественные молебны; его имя постоянно поминается за всеми богослужениями…
Далее легенда утверждает, что Наполеон лично посетил кладбище в сопровождении Неаполитанского короля (Мюрата), изъявил благоволение к старикам и принял хлеб-соль от Алексея Никифорова, а спустя несколько дней в контору кладбища, занятую жандармами, были привезены станки для печатания русских ассигнаций. Комментарии, как говорится, излишни… Но и этого недругам старообрядчества показалось мало. Было придумана еще более чудовищная ложь. Говорили, якобы наставник Пафнутий Леонтьев совершал богослужения, а другие наставники «употребляли время на святотатство»: Иван Коровин «тащил» древние иконы из Сретенского монастыря, Яков Михайлов и Григорий Кириллов – из Успенского собора, а Никифором Тимофеевым были похищены образ Иерусалимской Божией Матери и часть мощей св. Филиппа митрополита.
Этот лживый миф многократно пересказывался и повторялся порою даже в претендовавших на объективность научных исследованиях. При этом в качестве источника мифа приводилась якобы одна редкая и немногим известная федосеевская «рукопись» (ни одному специалисту эту «рукопись» в книгохранилищах до сих пор обнаружить не удалось).
Что же было на самом деле? Известный знаток истории старообрядчества В. Г. Дружинин посвятил вопросу пребывания французов на Преображенке специальную статью, которая даже была издана отдельной брошюрой в 1912 г. В распоряжении Дружинина находились весьма редкие документы – копии с двух писем некоего Ивана Маркова от 19 мая и 23 ноября 1814 г., жившего в Преображенском богадельном доме, к некоему Стефану Федоровичу и рукопись «Алфавит духовный», содержавшая в себе летопись истории федосеевского согласия от начала разделения до 1859 г.
Ко второму письму Ивана Маркова приложена «История о вшествии Наполеона в царствующий град Москву, и како в сие время сохранилась християнская обитель Преображения, богадельный дом». Эта «История» была «писменно изъяснена» отцом Тимофеем Емельяновичем, который был непосредственным очевидцем всех описанных событий. Приведем ее полностью.
История о вшествии Наполеона в царствующий град Москву, и како в сие время сохранилась християнская обитель Преображения, богадельный дом
В лето от мироздания 7320-ое, месяца сентября 2-го дня, Божиим попущением, предал Господь царствующий град Москву в руки злочестивому врагу, французскому Наполеону Бонапарте. И по въшествии своем в Москву в 5-е число, то есть в четверток, в 10-м часу по утру приходили три француза и усиливались крепко в предния ворота на двор; но однако, милостию Божиею и Пресвятыя Его Матерее и святых отец молитвами в то время сохранены были, даже и до третияго часа по полудни того-ж дни. И потом приехал к нам французкой адъютант со двумя своими солдатами к сим же вратам и у ворот постоял, на двор посмотрел, а ничего не спросил, и тако поехал от нас в Матросскую богадельну, и тамо взял с собою семь человек французких солдат и переводчика русскаго, знающаго французкий язык, и они были вси вооруженныя, конныя, и приехали к самым воротам и стали через переводчика нас спрашивать: «Что тут живут за люди?» Тогда мы, собравшись все престарелыя, слепыя, и хромыя, и убогия, и вся больничная братия возмутились и вострепетали во отчаянии своея жизни, не знали, что нам будет какое от Бога милосердие, или за наши грехи наказание, и стали им отвечать через того переводчика, что сдесь жительство Московскаго общества купецкая богадельна для престарелых и больных и убогих мужской двор. Маер, выслушав от нас такой ответ через переводчика, и сказал нам: «Я желаю сдесь иметь квартеру и при себе иметь караульных, ком будут сохранять сие место от наших празношатающихся французов; только есть-ли у вас сено, овес, вино и пиво или водка, говядина, куры, яйца, коровье масло, творог и прочие съестные припасы?» На сие мы отвечали, что квартера для вас будет опорожена и справна, а вина, пива и водки у нас не имеется, а съестных припасов, что есть у нас, то и сказали правду, а чего нет, того и не сказывали; а о вере и исповедании никакого ни спросу, ни истязания не было, и потом отворили наши ворота и въехали во двор все и спросили, что где у вас конюшня, и поставили своих коней, а сами стали по двору расхаживать, и потом спросил: «Много ли у вас коров?» Мы сказали «30». И говорит: «Мне потребно пять коров, которые молока не доят; еще дайте масла и тварагу, и кур, яиц и муки, и прочих съестных припасов». И тако все оное ему исполнено безъотговорочно. Получа от нас сие, от нас в то время отъехал, а караульных при нашем месте оставил. И стояли у нас честно и обид никому ничего не творили, пили и ели все наше братское, что когда случится, больших припасов не спрашивали и каждый день сменялись, то те, то другие. И тако сохранилась наша обитель до десятаго дня сохранно, и никаких наездов и страхов не было. И потом в осьмом часу по утру приехали французов вооруженных, конных, человек до пятидесяти, или более, и стали усильством и разбоем коровей двор разбивать и всякими мерами в него лесть, что одному и удалось через ворота перелесть, и ворота отпер и отворил и всех оных на двор впустил. Что увидя, стоящия у нас караульныя солдаты, и переводчик, и наш хозяин Алекей Никифорыч, подошед к ним, стали от разорения защищать, от чего и сделалась между оными французами и нашим караульным и переводчиком не малая штурма и спор, даже до обнажения саблей. Мы же, вышедши за ворота, стоим и глядим на них, а что делать не знаем, токмо воздевши руце, со умилением и со слезами призываем в помощь всемогущаго Бога Господа нашего Исуса Христа и Пречистую Его Матерь, Владычицу нашу Богородицу и Присно Деву Марию, крепкую помощницу и заступницу, и всех святых. И тако неизреченною милостию Божиею и щедротами, караульныя наши и переводчик, по многом разглагольствии, свирепство их преодолели и от расхищения и разбою защитили, и они отъехали все прочь безо всякаго нам огорчения. Сие видевши, наши караульныя тот-же час послали с рапортом о случившемся нападении к своему коменданту, о чем вскоре, на другой же день, от него и прислан оной преди реченный маер и привез с собою указ, писанной на французком языке, которой и прибит был на воротах коровьяго двора, к тому уже смотря на оной не смел ни кто прикоснуться, и потом остался у нас в обители сам стоять на квартире и занимал покой в канторе, пять дней никуда не выезжал, проживал весьма спокойно, никаких обид нам не чинил; и продолжалось все оное время, покровительством Божиим, до седьмогонадесять числа. И по сем, собравшись, от нас нощию в 12-м часу съехал, на отъезде нам сказал последнее слово: «Прощайте, мне с вами век не видаться». И все оное было говорено через переводчика, и от него нам дано знать; и потом, спустя после его отъезда два дни, приехали к нам французские начальники, чиновники, камендант и губернатор и прочие их чиновники с командою солдат осматривать наше жительство, и все наше состоящееся в нем имение, и въехал прямо на двор и стали по двору ходить и смотреть, а нам ничего не известно, какое их намерение, и что с нами хотят делать, только на них смотрим с великим страхом и трепетом. Во первых взошли в келию отца Сергия Яковлевича, потом к Тимофею Емельянычу: везде смотрят и оглядывают, как в кельях, так и под кельями, а чего ищут нам неизвестно; и потом пошли смотреть в анбар, где у нас мука лежит, и в кладовую, и в свечную восковую избу, и в хлебную, и все они осмотрели с великим потщанием и с прилеж