В 1760-е гг. значительная часть московских поморцев последовала филипповскому учению, а в 1780-е гг. выходцы из Кимр основали в Москве главный духовный центр филипповцев – Братский двор, сопоставимый по своему значению для них с Преображенским и Рогожским кладбищами.
Братский двор находился в Дурном переулке (ныне Товарищеский), в глубине домовладения №6. В 1789 г. на средства тверского купца Т. И. Долина здесь была выстроена деревянная моленная во имя Успения Пресвятыя Богородицы, Преображения Господня, святителя Николы и преподобных Зосимы и Саватия, соловецких чудотворцев. В переулок выходили два каменных жилых флигеля с богадельней, которые сохранились в перестроенном виде до наших дней. В саду, во дворе, разместилась моленная, не отмечавшаяся на планах Москвы. При Братском дворе существовали иконописная и меднолитейная мастерские, устроенные первым наставником общины Алексеем Яковлевым (прозвание – Балчужный, настоящая фамилия – Смирнов; ум. в 1815 г.). Вторым наставником был Петр Иванов. Алексей Яковлев в качестве настоятеля Братского двора стремился к объединению всех филипповских общин, существовавших в то время в России, и к созданию в Москве единого духовного центра филипповского согласия. Он оставил после себя множество сочинений, посвященных как проблемам внутренней жизни филипповцев, так и их отношениям с другими старообрядческими согласиями, с официальной церковью и государством.
В конце XVIII в. московская филипповская община насчитывала до 300 человек. Во время пребывания Наполеона в Москве в 1812 г. Братский двор сгорел, так что после освобождения города от французов пришлось строить новую моленную, на этот раз каменную. Окрестные дома были скуплены купцами-филипповцами, и дворы этих домов образовывали своеобразный лабиринт, позволявший представителям согласия скрываться от полиции. После выхода Указа о веротерпимости в 1905 г. к углубленному в землю зданию моленной пристроили колокольню.
Молиться на Братский двор приезжали издалека и жили в богаделенных зданиях месяцами, причем приезжих кормили бесплатно. Приблизительно с 1885 г. настоятельницей Братского двора стала инокиня Парасковия, много потрудившаяся для сохранения этого духовного центра. Вплоть до 1917 г. Братский двор, как и большинство других старообрядческих храмов и монастырей, считался частной собственностью, переходившей от одного доверенного лица к другому. После смерти брата инокини Парасковии К. А. Беликова, который являлся номинальным владельцем Братского двора, все владение перешло к пяти наследникам. Матери Парасковии досталась лишь пятая часть. Из прочих наследников лишь один Ф. Н. Калмыков оказался вполне порядочным человеком. Остальное же наследство пришлось выкупать и отсуживать, на что ушло немало сил и средств. После смерти Парасковии Братский двор перешел в собственность инока Виталия, инокини Феклы и некоего Чибисова. Интересно, что поскольку при Братском дворе своего кладбища не было, филипповцы предпочитали хоронить покойников не на Преображенском кладбище, а на Рогожском.
Несколько позже московского Братского двора появились филипповская моленная на Болотной улице (основана в XVIII в.) и женский скит за Московской заставой в Петербурге. Вообще благодаря близости Выговского монастыря к северной столице староверы появились здесь достаточно рано. С самого начала основания города Петр I, нуждавшийся в искусных ремесленниках, переселял их сюда из разных мест – преимущественно на Охту и в район села Рыбацкого. Особенно нужны были плотники, а самые знатные плотники – олончане и архангелогородцы – все сплошь были староверами. В царствование Екатерины II в Петербурге на Моховой улице было основано подворье Выговского монастыря (1768), а также построены поморские и федосеевские моленные на Малоохтинском (1760) и Волковом (1777) кладбищах, впоследствии ставшие центрами своих согласий на всем Северо-Западе. В начале XIX в. в одной из комнат дома купца Дмитриева на Коломенской улице, 12, устроили свою моленную на 150 человек и филипповцы. Моленная была освящена в честь Владимирской иконы Божьей Матери. При этой моленной жил известный иконописец Н. С. Рачейсков, беседы с которым вдохновили писателя Н. С. Лескова на создание рассказа «Запечатленный ангел». В 1911—13 гг. флигель дома на Коломенской был специально перестроен для моленной и квартир служителей по проекту архитектора Ф. Ф. Лумберга. По имени одного из новых хозяев – Павлина Ивановича Киржакова – моленная стала называться в народе Киржаковской.
Гонения XX в. оказались самым серьезным испытанием для староверия. Двадцатому веку во многом удалось сделать то, чего не смогли достичь ни гонения, ни инквизиция предшествующих трех веков – многие староверы отошли от веры своих отцов. Одной из главных причин такого отступления явилось то, что целые социальные слои, традиционно служившие опорой старообрядчества: купцы, промышленники, кустари, мелкие предприниматели, кооператоры, крепкое крестьянство, казачество, – были уничтожены. Царская власть, преследовавшая староверов за их убеждения, все же не ставила перед собой задачу разрушения быта и социальной структуры, являвшихся «стержнем» старообрядческой религиозной жизни. Поэтому староверы «сравнительно легко переносили дискриминацию и открытые гонения. Полное же разрушение быта и общественных связей в подсоветской России самым трагическим образом сказалось на состоянии старообрядчества»[157].
От гонений XX в. пострадали все без исключения старообрядческие согласия, но по филипповцам, пожалуй, был нанесен один из самых тяжелых ударов, поскольку у них не было единого духовного центра, и все держалось на авторитете того или иного наставника. В 1930-е гг. был нанесен удар по филипповцам Северной Двины – теперь духовная традиция в этих местах совершенно прервалась, и «лишь развалившиеся избы по двинским берегам еще напоминают о былой славе филипповских скитов»[158]. В Кимрах хотя филипповцы в наши дни и существуют, однако не столь многочисленны, как некогда.
В Москве Братский двор был разорен после революции. В 1926 г. была снесена колокольня, а в 1933 г. президиум горисполкома решением от 7 мая постановил закрыть молитвенный дом христиан филипповского согласия. Решением от 5 июля того же года президиум Мособлисполкома поддержал это решение, «так как молитвенный дом пришел в полную ветхость из-за отсутствия необходимых решений и малочисленности верующих…»[159] Несмотря на все жалобы филипповцев президиум ВЦИК на заседании 10 сентября 1933 г. утвердил решения городских властей и окончательно ликвидировал храм. Само здание моленной было снесено уже в 1982 г., и на его месте теперь находится городской сквер.
После того как Братский двор был разорен, московские филипповцы некоторое время собирались на Рогожском кладбище, пока не получили в 1940 г. бывшую федосеевскую Никольскую часовню на Преображенском кладбище возле могилы И. А. Ковылина. Московская филипповская община просуществовала вплоть до начала 1990-х гг. и прекратила свое существование лишь со смертью стариков, а здание часовни было возвращено федосеевцам. Молодые же представители согласия во главе со своим наставником переселились в Архангельскую область, где воссоздали общину под Каргополем.
В северной столице община при Киржаковской моленной в 1919 г. была официально зарегистрирована и просуществовала вплоть до мая 1935 г., когда власти приказали моленную закрыть. В мае 1946 г. здание частично было возвращено староверам, причем молились здесь все беспоповцы Ленинграда – и поморцы, и федосеевцы, и филипповцы, поскольку власти не хотели давать отдельные помещения представителям различных беспоповских общин, да и контролировать их так было легче. Со временем, благодаря мудрой политике настоятеля о. Амбросия Иоакимовича Толстова, все беспоповцы северной столицы объединились в одну Древлеправославную Поморскую Церковь. Однако во время новых, на этот раз хрущевских гонений моленная на Коломенской улице опять была закрыта, а община переведена в Рыбацкое (1961 г.), ставшее впоследствии одним из крупнейших беспоповских центров страны. Только в 1994 г. здание на Коломенской было возвращено староверам-поморцам, и в его стенах возобновилась церковная жизнь.
Филипповцы Вятки также не смогли оправиться от нанесенных гонениями XX в. ударов. Были раскулачены и репрессированы многие духовные отцы, моленные разорялись, старинные книги и иконы конфисковывались или уничтожались. Современный историк филипповского согласия пишет: «Нынешнее положение в филипповских общинах Вятки (как и в почти любой сельской беспоповской общине) сложно оценить определенно… Сложно сказать, что преобладает – преемственность или постепенное (пусть медленное) угасание старообрядческой традиции»[160]. Несмотря на то, что в нынешнем Российском государстве за последние годы были приняты новые законы о религии, казалось бы, гарантирующие верующим старообрядцам их права и свободу следовать традициям своих предков; несмотря на то, что восстанавливаются и вновь строятся храмы, открываются воскресные школы, издается церковная литература и оживают приходы; несмотря на то, что у староверов снова появляется возможность восстановить, укрепить и прославить «древлее благочестие», все же невольно возникает вопрос, подсказываемый самой историей старообрядчества: надолго ли? Тем более что вызов сегодняшнего дня – глобальная массовая культура, являющаяся, по сути, не просто «постхристианской», но прямо антихристианской, представляет для старой веры не меньшую (а, быть может, даже и бóльшую) опасность, чем открытые гонения. Впрочем, как говорится, не привыкать, и об этом как раз наш последний рассказ.
Странствующая Церковь
«Но аще и зело грешен есмь пред Богом, токмо поминая реченная святыми: „Деръжитеся, – рече, – предания старец, яко тии навыкоша от отец своих“. Но обаче же и развраты, и расколы церковныя не ино что по святых писанию судятся быти – точию не соглашатися в Писании реченным силе, но о себе инако шататися и отцем в последовании не соединятися. Но аще же и со всею Вселенною мирны есмы будем пребывающе, аще и со всеми въкупе человеки обществующе, любовь имети будем, к Богу же и святым Его приразившеся несогласием – то сущыя таковии расколницы и раздранцы церковныя от Бога судими будут, понеже тело церковное раздраша несоединением и со отцы неединомыслием».