Инок Евфимий «Обоснование разделения с филипповцами»
Еще в «Книге о вере», священной для каждого старообрядца, говорилось о том, что нужно делать для спасения души после воцарения в мире антихриста: «презриши всяко мира сего окаянство и суету». Вместе с тем верным должно было не только «бояться Бога и бдети», но и «претерпеть лютость гонения». Каждое старообрядческое согласие и каждый старовер в отдельности сами определяли для себя ту меру компромисса с враждебным миром, на которую они могли бы пойти без серьезного ущерба для своей веры и для спасения души. Однако странники, или бегуны, вообще отвергали какой-либо компромисс, категорически отрицая возможность спасения в антихристовом мире.
Вопрос о начале страннического согласия пока еще окончательно не решен. Старообрядческий историк Павел Любопытный приписывает основание этого согласия некоему Андриану Монаху (1701—68), о котором, в частности, пишет: «ярославский мещанин и житель в окружности сего града, отщепенец филипповской церкви, грубый буквалист… Человек был своенравный, непокорного духа и глубокого суеверия… славившийся довольно в толпе пустосвятов и невежд». Н. И. Костомаров считал родоначальниками странничества ярославских федосеевцев Ивана и Андриана. Сам Феодосий Васильев учил: «Побегайте и скрывайтеся во имя Христа». В принципе, странствующие подвижники встречались практически в каждом старообрядческом согласии. Однако большинство современных исследователей сходятся на том, что основателем странничества, как особого, организованного движения в русском старообрядчестве, явился некий инок Евфимий.
О Евфимии нам известно не так много. Мы даже не знаем его мирского имени – Евфимием он был назван по втором (странническом) крещении. Он родился в Переяславле-Залесском в 1743 или 1744 г. По одним данным, он был переяславским мещанином, достаточно грамотным и с самых ранних лет посвятившим себя служению Богу. Другие считали его крестьянином помещика Мотовилова Переяславского уезда. Третьи утверждали, что он происходил из духовного сословия и даже был архиерейским певчим. В первый рекрутский набор, после третьей ревизии 1764 г., в царствование Екатерины II, на двадцать первом году жизни он был отдан в военную службу, «но по сем скоро отлучился и бысть под видом человека страннаго, в укрывательстве жившаго». Однако главным мотивом странничества явилась не тяжесть военной службы, а стремление спасти свою душу. Как повествуется в страннической рукописи, Евфимий «стал приискивать себе пристанища, не еже токмо глаголя течения жизни сей, но еже бы получить души своей спасение и не туне бы проводить дни свои на сем свете, за что и сотворен бысть человек»[161].
Под видом странника Евфимий явился в Москву, где познакомился с местными филипповцами, обитавшими на Братском дворе (в Дурном переулке), и решил остаться у них. Суровый аскетизм и бескомпромиссность филипповских староверов привлекли молодого странника. Он принял филипповское крещение и получил имя Евстафия. Обладая искусством книгописания, он стал заниматься переписыванием книг, писал также иконы и миниатюры в лицевых Апокалипсисах. В этот период он создал и собственные сочинения о староверческих старцах, в защиту поморского учения, против федосеевцев («На согласие Феодосиян и все их пороки и разнствия от поморских христиан»).
Однако вскоре Евфимий был пойман полицией и переслан в Перяславль-Залесский. Местное мещанское общество снова отдало его в солдаты, но Евфимий опять убежал и явился в Москву – только на этот раз уже не к филипповцам, а к федосеевцам, на Преображенку, поскольку здесь, по-видимому, было безопасней (это было время сближения федосеевского и филипповского согласий). В это время Евфимий принял иноческий постриг и сблизился с филипповским иноком Феодосием, бывшим архиерейским певчим и тоже беглым солдатом. На Преображенке иноки пробыли недолго – московские старцы посоветовали им, как не имевшим видов на жительство, «для безопасности и душевнаго спасения» уехать в Поморье, в один из филипповских скитов. Евфимий послушался этого совета и вместе с последовательницей филипповского согласия беглой крестьянкой Ириной Федоровой отправился в поморский скит на Топ-озеро (Архангельская губерния).
В Топозерском скиту Евфимий пробыл два года. Наблюдая за филипповскими скитожителями, он пришел к выводу, что они не достаточно радикальны по отношению к антихристову миру, «двоедушничают и двурушничают», идя на определенные компромиссы с властями и подчиняясь «законам градским». Дело в том, что еще в царствование Петра I, в 1716 г., был издан указ, допускающий существование старообрядцев, ранее находившихся фактически вне закона. Согласно этому указу, «записные старообрядцы», то есть внесенные в «перепись раскольников», облагались двойным денежным налогом, им предписывалась особая одежда и особые знаки. Часть филипповцев также к концу XVIII в. согласилась записывать себя у властей под именем «раскольников». Считая, что признание себя «раскольником» губительно для души истинного христианина, Евфимий «стал искать средства, како бы совершить себя без сомненья, но не как не мог совесть свою успокоить». Желая разрешить свои сомненья, Евфимий написал сочинение, состоявшее из 39 вопросов, и послал его предводителям московских филипповцев Алексею Яковлеву (Балчужному), Никите Спицыну и другим. Но ответа на свое послание он так и не получил.
Сначала Евфимий хотел отправиться в Выговское общежительство, однако по размышлении пришел к выводу, что выговцы «от давних лет повредишася», Самариным «приведены были к склонению такому, что молица именословне за царей», после смерти Андрея Денисова и Даниила Викулина «оставили чины и вся осторожности в житии и приидоша во оставление и ввели многия вредности». Думал идти в Кимры (один из филипповских духовных центров в Тверской губернии), где, как ему было известно, жили староверы, отделившиеся от филипповцев по тем же самым причинам, что и Евфимий, за записи и имя «раскольника», однако и это намерение по каким-то причинам не было исполнено.
Наконец, Евфимий случайно встречает некоего странствующего старца по имени Иоанн, который, будучи старовером, с молодых лет проживал «в укрывательстве и посему не быв записан ни в которой ревизии». Эта судьбоносная встреча натолкнула Евфимия на мысль о странничестве. «С ним Евфимий имел частое сношение, беседуя о своем сумлении и желая от него себя совершити; он был ему советником во всех разглагольствиях». В 1784 г. под влиянием Иоанна Евфимий решил, что никто, связанный с антихристом, не должен участвовать в крещении или перекрещивании. Евфимий обращается к старцу Иоанну с настоятельной просьбой крестить его. Однако Иоанн отклоняет эту просьбу и советует Евфимию «самому себя крестить». В результате, в 1772 г. тот крестил сам себя «в странство» с именем Евфимий, положив тем самым начало новому старообрядческому согласию – «странствующей церкви».
После своего нового крещения Евфимий направился в Ярославль. В ярославских пределах находились непроходимые Пошехонские леса, удобные для скрытия. К этому времени учение Евфимия уже окончательно определилось.
Обосновавшись в Ярославской губернии, Евфимий выступил с резкими обличениями филипповцев, написал «разглагольствие» под заглавием «О настоящем в древнецерковном исповедании несогласии с Антихристовыми жрецами» (1784), в котором писал: «Те из христиан укрывающиеся за нечестивыми жрецами, или за никонианскими попами, кому востребуется нужда куды проехать, для проезду, дабы не задержанным быть, яко беглым, первее приходят к ту сущим вкупе живущим нечестивым и кланяяся просят, во еже бы дали им отпускное письмо для взятия печатнаго паспорта, таже приходят к сельскому попу, яко к своему духовному отцу и кланяяся просят его руку приложити, от него приходят в государев приказный дом, вручают паспорт обывателем ту сущим, имущим образ некоего зверя и даются им печатныя паспорты не просто, но вся уды их описав, и тако вземше сия не осудишася ли христиане за сравнение с злочестивыми?..»[162]
Далее в своем сочинении Евфимий критиковал другие беспоповские согласия, в той или иной мере пошедшие на компромисс с миром: федосеевцев – за нерасторжение «еретических и поганских браков» и отметание «иноческаго обряда», новопоморцев – за принятие молитвы за «иноверныя власти», новоженов – за принятие церковного брака, филипповцев – за признание странствующего согласия еретичеством. «В настоящие последния дни сея антихристовы прелести кий путь спасительный сущим в вере прообразовася? Пространный ли, еже о доме, о жене, о чадах, о торгах и стяжаниях попечение имети, или же тесный, нуждный и прискорбный, еже не имети града, ни села, ни дому?»[163] По-своему переосмысливая призыв Феодосия Васильева – «побегайте и скрывайтеся за имя Исус Христово», Евфимий пишет в одном из посланий к московским старцам: «Достоит таитися и бегати».
Начав скрываться в Пошехонских лесах, Евфимий вскоре нашел и первых последователей своего учения. Это были Павел Васильев, уже известная нам спутница Евфимия Ирина Федорова, дочь ярославского мещанина Екатерина Андреевна Душина, Егор Егоров с двумя малолетними дочерьми, старик-федосеевец Павел из Петербурга, пристанодержатель Петр Федоров. Им покровительствовала купчиха из Ярославля Матрена Федоровна Пастухова.
Однако через некоторое время властями был пойман и сослан в Сибирь последователь Евфимия Павел, и пошехонские странники вынуждены были уйти в Костромскую губернию, в Галичские леса, где построили общую келью. Здесь они пробыли всего два года, после чего перебрались в деревню Малышево, а потом снова вернулись в Ярославль.
Под Ярославлем Евфимий и скончался 20 июля 1792 г. и был погребен по странническому обряду в Ямском лесу. Странники свято хранили память об иноке Евфимии и каждый год в день его смерти служили ему панихиду. Из его сочинений наибольшим почитанием в страннической среде пользовался «Цветник десятословный», который последователи Евфимия многократно переписывали от руки. В «Цветнике» содержалось обличение «вин» и «пороков» «старообрядцев» – так Евфимий называл