К.К.) совершати не можете, пожрите в жертву дух сокрушен, сердце сокрушено и смирено Бог не уничижит. Сию жертву Богу непрестанно воздаете в день и в нощь, и сами есте жертва жива и свята (якоже глаголет апостол) в телесах ваших». Здесь проводилось явное различие между внешней «жертвой» (литургией), которую христиане не могли совершать в темнице, и внутренней, которая совершалась на алтаре человеческого сердца.
Следуя этим словам, и старец Никита Семенович постоянно сокрушался о том, что истинно православные христиане лишились таинства святого причастия, но понимал, что впавшее в ересь лжесвященство не может совершать истинной евхаристии. Он всегда сожалел об утраченном даре и каждый раз плакал при воспоминании о нем.
Вместе с тем богословие странников необыкновенно близко к сердцу восприняло слова другого отца древней Церкви – блаженного Иеронима Стридонского – о том, что причащение можно получить и «мысленно», посредством чтения Священного Писания: «Так как Тело Господа есть истинное брашно, и Кровь Его есть истинное питие: то, по толкованию таинственному, в настоящем веке мы имеем только то единственное благо, если питаемся Плотию Его и пием Кровь Его, не только в таинстве (евхаристии), но и в чтении Писаний. Ибо истинное брашно и питие, которое приемлется из Слова Божия, есть знание Писаний». Отсюда особое значение получало изучение Священного Писания и размышление над теми или иными его фрагментами. Уже неоднократно отмечалось, что среди староверов, даже простых, церковно грамотных людей встречалось на порядок больше, чем среди представителей господствующей церкви. Порою простая «баба-раскольница» в диспуте могла заткнуть за пояс закончившего Духовную Академию «никонианского попа». Особую роль в защите старой веры играли старообрядческие начетчики – люди, не получившие никакого систематического образования, но при этом обладавшие недюжинными познаниями как в Священном Писании, так в церковной истории и апологетической литературе, легко ориентировавшиеся в святоотеческом наследии и цитировавшие по памяти целые страницы текста. Мы уже познакомились с рядом таких уникальных людей: протопоп Аввакум, соловецкие иноки, старец Вавила, братья Андрей и Семен Денисовы, Феодосий Васильев, Илья Ковылин, инок Евфимий… Старец Никита Семенович, безусловно, принадлежит к этой же славной когорте старообрядческих начетчиков-апологетов. Своими познаниями он не раз поражал людей из «образованного общества».
Необыкновенной была жизнь старца, необыкновенной была и кончина его. «На сырной неделе со среды на четверг с 8-ми часов вечера, – повествует инокиня Раиса, – он устремил свой взор на святые иконы, и слезы из глаз его текли и текли, уста же говорили непрестанно молитвы до изнеможения. Присутствующие уже едва улавливали и понимали его слова. Только те из слов были понятны окружающим, которые произносились им с особенной силой и пламенным настроением души: „Сердце чисто созижди во мне, Боже!“ Потом: „И дух прав обнови во утробе моей“. И еще: „Не отверзи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отими от мене!“ Прочее же нам было непонятно, что он говорил в продолжении 12-ти часов до 8-и утра. И наконец еще глухо произнес: „Отжил уже на земле“».
Скончался отец Никита Семенович в четверг на первой неделе Великого поста в 10 часов вечера (4 марта 1902 г.). При кончине его присутствовало около 30 его единоверцев, в том числе и его духовный отец Евсевий Ильич, которому старец перед смертью успел исповедаться. Хотя все с особым напряжением ждали последнего тяжелого вздоха, однако не дождались. Умер Никита Семенович тихо. Во время кончины лицо его просияло, борода расправилась по всей груди, «как будто ее кто расчесал». Присутствующие при последних минутах старца были поражены такой переменой его лица и думали лишь о том, что «воистину видят умирающаго праведника».
Такова была блаженная кончина этого удивительного человека, патриарха «странствующей Церкви». Всего на земле прожил он 95 лет, в странстве же прожил 78 лет. Он любил повторять своим духовным чадам: «Помните, братие, и не забывайте никогда, что хорошему везде хорошо; если же что бывает не так, то это от нас самих сие бывает». Учил также и послушанию. Инокиня Раиса вспоминает такой случай: старец сделал своим духовным чадам замечание за неисполнение какого-то приказа, а они не хотели, вернее, не догадались вовремя извиниться, промолчали. Тогда он ушел в комнату и закрыл за собою дверь, и виновные поняли, что он был оскорблен их упрямством. И тогда они стали долго прощаться, кланяться в землю, а когда он простил их, то сказал: «Если бы вы вовремя сказали одно слово – прости – и оно было бы дороже этих ваших многих поклонов».
«Все его добрые наказания мы с любовию принимали, потому что они исходили у него от чистаго сердца, а не от высокомерия и власти. В одно время я, грешная, просила его помолиться за меня, чтобы мне Господь помог хорошо прожить в странстве. Он сказал мне: „Будешь внимательна сама к себе – Бог поможет, и проживешь“. И так, мои духовныя чада, будем помнить наставления и жизнь наших духовных отцов. Будем подражателями ихнему образу жизни, и за ихние молитвы и нам Господь поможет пожить богоугодно и получить будущее блаженство со Христом… Вот я, ничтожная ученица великаго отца и пастыря, что запомнила из многаго немногое, то кратко написала для последующих родов»[169], – так заканчивает инокиня Раиса свое повествование об отце Никите Семеновиче.
«В пустынях, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных…»
Уходите вы, мои светы,
Вы во горы, во вертепы,
Вы во пропасти земныя.
Засыпайтесь вы, мои светы,
Вы пеплами и песками,
Еще мелкими хрящами.
Вы постойте, мои светы,
За крест и за молитву
И за веру християнскую.
Старообрядческий стих об антихристе
В те же годы, когда образовалось согласие «статейников», среди странников возникли и споры о браке. Поскольку странничество представляет собой крайнюю степень отрицания мира и всего мирского, то оно подразумевает строжайший аскетизм, включая безбрачие. По сути, каждый странник – это инок, для которого семейная жизнь в принципе невозможна. Строгие страннические уставы подразумевали особо тяжелые наказания за нарушение седьмой заповеди. Однако часть странников со временем приняла поморское учение о браке и стала совершать у себя бессвященнословные браки по образцу поморцев – под условием взаимного обета верности и при пении молебна. Так образовалось согласие брачных странников, которые признавали возможным жить брачной жизнью и в странстве. Первыми проповедниками брачной жизни среди странников стали Мирон Васильев из Пошехонского уезда и Николай Касаткин из Череповецкого уезда. В свое оправдание они ссылались на тех первых христиан, которые, скрываясь от гонителей в пустыне, продолжали и там вести брачную жизнь. В 1870-е гг. ревностным апологетом брачного учения среди странников выступил крестьянин Новгородской губернии Михаил Кондратьев. Вместе с тем с середины XIX в. в большинстве страннических общин начался постепенный переход от учения о чувственном антихристе к учению о духовном антихристе. Кроме того происходил отказ и от идеи бегства в «чувственную пустыню». Возникла такая форма скрытничества: трое-четверо странников приобретают общий дом, где двое становятся «видовыми», а двое – истинными христианами странствующими.
Как видим, и со странниками повторилась та же история, что в свое время произошла с филипповцами. Начались послабления, компромиссы, а за ними – и постепенное обмирщение церкви, отход от первоначальных принципов. Однако были и здесь свои «крепковеры». Наиболее последовательными странниками оказались так называемые пустынники, или пещерники. От странников они отличались более последовательным применением учения об антихристе в своей жизни. Вместо странничества и скитальчества они предпочитали уходить для спасения своей души в глушь лесов или в пустыни, приводя слова Писания о том, что при антихристе Церковь «побежит в пустыню, идеже имать место уготовано» (Откр. 12, 6).
Как сказано в одной старообрядческой книге, «невозможно цветочку тонку целу быти посреде остраго терния. Тако и верну невозможно посреде неверных правды и благочестия блюсти непорочно» (Книга Царственная, глава 22). Это очень хорошо понимали пустынники, основывавшие свою жизнь на самых строгих аскетических началах. Однажды убежав от мира, они не странствовали в нем, но жили по пещерам, землянкам и кельям, почти весь день проводя в молитвах. Мяса они вовсе не употребляли в пищу и, подобно древним анахоретам, стремились испытывать как можно больше лишений.
Влияние иноческой исихастской традиции, которое было весьма заметным во всем старообрядчестве, в согласии странников-пустынников проявилось наиболее отчетливо. Причем преобладающее развитие получил исихазм не в своей мистико-созерцательной версии (св. Григорий Синаит, св. Григорий Палама, св. Симеон Новый Богослов), а в жесткой аскетической. Это была традиция преподобных Антония Великого, Макария Египетского, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Иоанна Лествичника и Дионисия Ареопагита. Богослужебная практика пустынников была как нельзя больше приближена к практике древних отшельников. В отличие от статейников, совершавших богослужения бессвященнословным чином по Поморскому уставу, пустынники никаких особенных служб и чинов не имели и, ссылаясь на святоотеческие свидетельства (преподобного Ефрема Сирина, святого Ипполита Римского и других), говорили, что при антихристе «служба угаснет, чтение Писаний не услышится, что тоща ни приношение, ниже кадило совершается, и церкви яко овощное хранилище будут».
Богослужение пустынников было предельно простым. Вместо совершения обычных церковных служб они читали Исусову молитву (в ее древнем, дореформенном варианте) и клали по лестовке определенное количество поклонов, предусмотренных уставом за каждую службу. Например, за вечерню полагалось триста поклонов, за павечерницу – двести поклонов, за полунощницу – триста поклонов, за заутреню – семьсот, за часы – пятьсот. Нужно отметить, что практика Исусовой молитвы вообще со временем получает огромное распространение среди старообрядцев всех согласий. Отчасти это было связано с тем, что многие старообрядцы, лишенные возможности участвовать в соборных службах, молились по домам по Псалтырю, а чаще – Исусовой молитвой. С другой стороны, старообрядцы были прекрасно осведомлены о мистической силе и особой благодатности Исусовой молитвы. Об этом свидетельствуют многочисленные Сборники и Цветники, составлявшиеся старообрядцами на основе святоотеческих творений и древних Патериков. Вот что говорится об Исусовой молитве в одном из таких старообрядческих Сборников XVIII в.: