— Алло! Это Николай Семенович. Мне никто не звонил?
Какой, вы думаете, была реакция старушки?
— Ой! Слава Богу! Николай Семенович, миленький, сейчас же записывайте номер! Вас тут полгорода ищет!
Зиновий Гердт вспоминал этот случай из далекой молодости как откровение, которое очень крепко врезалось ему в память и во многом определило его характер и отношение к жизни. Вместо того чтобы озлобиться, устроить скандал, соседка всем сердцем порадовалась за мифического гражданина, по милости которого целый день не отходила от аппарата. А ведь она имела полное право на злость и даже ненависть к отчаянным сорванцам. Это было непростое время: недавно закончилась Гражданская война, досыта не ели хлеба, жизнь была неустроенной. Но и среди ожесточившегося мира были люди, никогда не предававшие доброты. Гердт так и воспринял эту историю — как откровение доброты.
Доброта и есть та самая «лишняя добродетель», которой мы никак не можем найти места в наших православных реестрах добродетелей. Не оттого ли духовная жизнь церковного человека полна уродливых изгибов, что не лежит в ее основании простая человеческая доброта?
Что сказал Антоний?
Когда у тебя три брата, это очень весело. Детство превращается в какой-то шумный карнавал с самым непредсказуемым сценарием. Очень хочется верить, что родителям так же весело. Ведь воспитание — это настоящее сражение между детьми и взрослыми. И в этих семейных баталиях я неоднократно слышал от мамы гениальную фразу:
— Просто зла не хватает!
Например, мы с братьями по очереди воруем тесто из тазиков, где подходят пасхальные куличи.
Или притащили раненую галку и пытаемся скрыть ее шумное присутствие.
Или порваны совершенно новые штаны, привезенные с огромным трудом из Армении.
Или каким-то чудом на обоях остались следы варенья, хотя все согласны, что это удачно оживило интерьер.
— Просто зла не хватает!
Мне страшно нравится это восклицание! Ведь это так хорошо, когда у человека не хватает зла. Значит, его переполняет доброта.
— Почему у нас в церкви так мало говорят о доброте?
— Потому что мы говорим по-славянски.
Русское слово «доброта» есть перевод славянского «благость». Добрый — благой. В молитве, с которой начинается наш день, мы говорим, что Дух Святой есть сокровище добрых людей — именно так можно перевести «сокровище благих». Хотя чаще переводят «сокровище всякого добра». Первая версия мне ближе. Может быть, потому, что апостол Любви говорит: Кто делает добро, тот от Бога (3 Ин. 1:11).
— Выходит, добренькие безбожники тоже от Бога?
— Все вопросы к апостолу.
Мне потребовались годы церковной жизни, чтобы понять: если не положишь в основание своей духовной жизни доброту, все аскетические опыты и эксперименты пойдут только во вред, но доброта сама по себе приближает к Богу.
Не верите мне, послушайте самого первого монаха: «Единственный способ познания Бога есть доброта» (Преп. Антоний Великий. Наставления. 2.29).
Удивительно! Сколько раз приходилось читать эти строки, и почему-то не обращал внимания на такую простую и гениальную мысль! Если цель христианской жизни состоит в богопознании, то, выходит, человеку достаточно заботы о поддержании доброты, чтобы расти в ведении Бога. Это та добродетель, которая не требует долгого обучения у опытного старца. Не обязательно прятаться за древние стены монастыря. Просто — будь добр!
Добро и доброта
Интересно, что святой Антоний понимал доброту не как природное свойство, а как некий навык, сознательно сформированный подвижником, то есть доброте надо учиться, это не врожденная особенность характера, а искусственно выработанный рефлекс. Пианист работает над моторикой пальцев, подчиняя себе свое тело, постоянно борясь с инерцией ленивой и косной материи. Так и доброта требует ежедневных усилий и подтверждений, она требует духовного упражнения, оставив которое можно легко вернуться к простоте и предсказуемости реакций озлобленного зверька.
«Кто незлобив, тот совершен и богоподобен. Он исполнен радования и есть покоище Духа Божия. Как огонь сожигает большие леса, когда понебрежешь о нем, так злоба, если допустишь ее в сердце, погубит душу твою, и тело твое осквернит, и много принесет тебе неправых помышлений; возбудит брани, раздоры, молвы, зависть, ненависть и подобные злые страсти, отягчающие самое тело и причиняющие ему болезни. Поспешите стяжать незлобие и простодушие святых, чтоб Господь наш Иисус Христос принял вас к Себе, и каждый из вас мог с радостью сказать: мене же за незлобие приял, и утвердил мя еси пред Тобою во век (Пс. 40:13)» (Преп. Антоний Великий. Наставления. 1. 71).
Товарищи, изучавшие философию, всегда рады посмеяться над фразой «человек по природе добр». А я не стану. Потому что христиане действительно верят, что человек добр по своей природе. Доброта — это наше естественное состояние. Но кроме доброты в нас еще и проросло «семя тли», «цветы зла», и, как ни странно, чтобы оставаться естественным, теперь требуются культурные усилия. Ведь само слово cultura подразумевает заботу о поле, труд агронома, борющегося с сорняками. Доброту надо «культивировать». Злоба — наши «сорные травы». У каждого на поле свои. Не станешь бороться — зарастет, задушит все хорошее. А потому до последнего издыхания — сражение за доброту. Помирать помираешь, а пшеничку сей.
Зерна злобы такие коварные, что поражают даже добро. Собственно, зло и есть порченое добро. Поэтому нам приходится различать добро и доброту. Это не одно и то же.
Добро — это идея.
Доброта — это событие.
В романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» один из героев, по фамилии Иконников, находясь в концлагере, произносит удивительно мудрые слова: «Там, где есть насилие, — объяснял Иконников Мостовому, — царит горе и льется кровь. Я видел великие страдания крестьянства, а коллективизация шла во имя добра. Я не верю в добро, я верю в доброту».
Просто подумайте над этими словами:
Я не верю в добро, я верю в доброту.
Человек изловчился так убедительно врать самому себе, что даже идея Добра, возведенная на пьедестал, может неожиданно потребовать кровавых жертвоприношений. И самое грустное, она их всегда дождется.
Гитлер с легкостью отдавал приказы убивать миллионы, будучи бескорыстным служителем идеи Добра для немецкой нации.
Сесиль Родс и его «рыцари Круглого стола» из любви к Англии развязывали войны и с готовностью убивали десятки тысяч, стоявших на пути процветания империи.
Голод в Бенгалии, химическое оружие во Вьетнаме, атомная бомба в Японии и множество других зверств — всё ради торжества Добра и Справедливости.
Как же крепко надо держаться доброты в мире, где даже Добро требует крови!
Презумпция доброты
Если вы еще не читали «Древний патерик», так отложите все и найдите эту жемчужину. Впервые я открыл это сокровище в шестнадцать лет. Старушка Лаврентьевна выдала мне книгу без начала и конца, но заботливо обернутую в синюю бумагу. Это собрание историй из жизни египетских монахов. Время от времени я перечитываю патерик, потому что он стал моим личным мерилом духовного развития (или деградации). Каждое новое прочтение приносит сюрпризы: чего-то раньше не замечал, что-то больше не трогает, а что-то раскрывается в совершенно новом свете. Думаю, у каждого есть своя «та самая книга», которую боишься перечитывать, но все равно читаешь, чтобы понять, куда и как далеко зашел.
В патерике есть коротенький рассказ из жизни некоего ревностного инока. Он проживал недалеко от своего собрата. Был такой обычай в Египте — подвижники селились недалеко друг от друга, чаще всего на расстоянии брошенного камня. У каждого своя келлия, свой устав, свои подвиги. Жили соседями, но общались в основном только в церкви, куда собирались в субботу и воскресенье. Вмешиваться в жизнь другого подвижника считалось неприличным. Однако тут был особый случай. Брат стал замечать, что соседа, по всем признакам, навещает дама. Осуждать нельзя. Это нехорошо. Лучше уж помолись тихонько да и смотри за собой. И монах долго держался этого правила. Но тут началось что-то уж совсем неприличное: эти двое, потеряв всякий стыд, предавались непотребствам прямо на улице. Конечно, надо было еще присмотреться, соседний домик стоял не близко, но сомнений быть не могло — никакого спасения!
Представляю, как этому несчастному иноку приходилось бороться со своими мыслями. С осуждением справиться легче, чем с гневом, а гнев всегда греет, если он праведный — в монастыре и такое! В конце концов, не выдержав внутренней брани, брат пошел к соседу и со всей силы пнул ногой в парочку, мирно расположившуюся на земле.
— Да перестаньте же, наконец!
Оказалось, что это были всего лишь два кем-то забытых снопа пшеницы.
Поторопился. У благочестия глаза велики. Растрепанные снопы разбудили воображение. Картинку дорисовал сам, домыслив сюжет в понятной логике.
В чем была ошибка инока? Видимо, он был внимательный подвижник и выводы сделал правильные, потому что о таком происшествии можно было узнать только от него самого. А вывод простой: не торопись осуждать. Но это еще не все.
Дело не только в осуждении, хоть это урок, который виден невооруженным глазом. Инок, годы потративший на подвижнические труды, упустил из виду важнейший из навыков, который надо воспитывать с самого начала. Этот навык — презумпция доброты.
Слово «презумпция» мы слышим часто в связи с судебными разбирательствами. Презумпция есть предположение, признаваемое истинным, пока не будет доказано обратное. «Презумпция невиновности» — правовая установка, которая запрещает относиться к человеку как к преступнику, пока не будут предъявлены убедительные доказательства его вины.
Если вам не нравится слово «презумпция», можете пользоваться выражением из лексикона восточных монахов — «хюполэпсис доксис». Это из первого тома «Добротолюбия». Евагрий монах пишет: «Начало любви — υπόληψιϛ δόξηϛ — взаимное оказание чести (или доброе друг о друге мнение, или предположение славных в другом достоинств)».