Порою
С пути нам случается сбиться
(Кругом темнота, и не видно ни зги),
Но нам не дадут
Насовсем заблудиться —
Мордочка, хвост и четыре ноги!
Пусть в чаще
Свирепые хищники воют —
Тебе не страшны никакие враги.
— Не бойся, мы рядом! — тебя успокоят
Мордочка, хвост и четыре ноги.
А если порою
Тоска тебя гложет
(Бывает такая тоска, хоть беги),
Поверь,
Что никто тебе так не поможет,
Как
Мордочка, хвост и четыре ноги.
Плановая депрессия
Вы, наверное, догадались, каким будет правило номер четыре? В версии моего дяди оно звучит так: «Сделай лицо попроще!» — не относись к себе и своим проблемам слишком серьезно! Ты всего лишь человек, а с людьми случается всякое. Поэтому надо научиться смеяться над собой. В православной духовности слишком мало внимания уделялось такому духовному упражнению, как смех. А в том, что смех — духовное упражнение, у меня нет никаких сомнений. Может, чувство юмора и есть нечто врожденное, но я изучал эту дисциплину много лет, учась у лучших, подражая своим педагогам, которые и понятия не имели, что дают мне уроки.
Люди религиозные почему-то полагают, что нашими учителями могут быть только святые. Смеяться над собой я учился у самых простых людей, часто даже и нецерковных. Просто копировал их манеру переносить болезни, трудности, предательство. Рядом с вами обязательно есть такие бодрые люди. Депрессия заразна, но смех еще заразнее. Вперед! Этим не стыдно заразиться! Чувство юмора — это навык, который можно воспитать и нужно поддерживать, и, слава Богу, всегда есть у кого учиться!
Смейтесь не только над собой! Смейтесь над своей депрессией! У западных христиан есть чудесный праздник Хэллоуин, когда дети наряжаются скелетами, вампирами и прочими ужасами. На самом деле, это сильнейшая терапия против паники смерти — не здоровой памяти смертной, а паники, парализующей ум и сердце молодого человека, которому однажды предстоит осознать и принять свою финальность. Почему бы нам не устроить Шестого октября плановую депрессию — день пародии на свою лукавую болезнь? Начнем болеть с самого утра со вкусом и излишествами, доводя до дикого гротеска и предельного абсурда все то, что так нас пугает. Можно даже придумать специальное меню для депрессивных застолий: леденящий душу чай, рыдальные подушечки, пирог-воздыхатель, вялотекущий кисель. А если возьмемся за костюмы, тогда это уже коммерческое предприятие. Не забудьте поделиться процентами!
Немного солнца
И последнее, но, может быть, самое главное. Весь мой опыт борьбы и мысли помещается в одно скромное, но мудрое слово — благодарность! Трудно благодарить, когда у тебя совсем не осталось сил жить и даже основания жить закончились. Но стоит подождать совсем чуть-чуть, хотя бы дождаться солнышка, и, кажется, совсем ниоткуда вдруг родится надежда.
Благодарность — способность удивляться. Это не просто эмоция, а воспитанный навык. Впервые я это понял, когда у нас в монастыре больше полугода вовсе не было воды, и нам приходилось носить ведра и чайники, чтобы умыться. Вот тогда и родилась моя утренняя молитва: «Спасибо, Господи, за водичку!»
Вокруг так много удивительных вещей, к которым мы привыкли, которых не замечаем по своей глупой близорукости. Благодарный человек будет рад даже депрессии, если хотя бы через нее он познакомится с самим собой, поймет себя и заново откроет все краски жизни. Своей депрессии я благодарен за то, что именно она научила меня благодарить и удивляться. Наверное, есть и другие, более безопасные пути к этой мудрости, но у меня был такой, и, как ни странно, я рад, что все это со мной случилось.
Поэтому Шестое октября не просто День Раненого, но День примирения с депрессией — учительницей мудрости, если она через горечь и мрак способна возвратить нам подлинный вкус жизни и детскую благодарность.
Священная тишина Троицы
Дом.
Дерево.
Скала.
И Три Чаши в окладе неба.
Икона жертвенной немоты.
Образ удивленного молчания.
Икона Троицы не в числе чтимых икон. Кто слышал об исцелениях у Троицы? О толпах паломников к творению Рублева? Это шедевр не для всех. Он открывается только тем, кто научился смотреть и слышать. Не святым и не праведникам, а искалеченным душам, уязвленным красотой. Немощным грешникам, «книжным детям», которые видят иначе и мучаются смыслами, мудрецам, всегда чреватым истиной и никогда не могущим ее родить, детям Валаама, у которых только и есть что открытое око. Начало ХХ века озарилось откровением о Троице: рублевская икона начала говорить, вернее, нашлись люди, способные ее услышать.
Говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Божии, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты очи его (Чис. 24:15–16).
У каждой иконы есть своя музыка. Она идет откуда-то из глубины. Достаточно затаиться, разрешить образу говорить и быть готовым слушать. И будет чудо: обнажится сокровенная жизнь образа, икона зазвучит и даже запоет. Только один образ всегда молчит, потому что художник удалил из него все, что может проговориться. Творение болтливо, и если ты дерзаешь написать портрет Того, Кто не создан, будь готов принять Его оглушительную немоту.
Преподобный Андрей Рублев, скромный инок Сергиева монастыря, писал икону в похвалу своему наставнику, который с детства посвятил себя служению Святой Троице.
— Как написать образ Троицы?
— Есть канон: явление ангелов у дуба Мамврийского старцу Аврааму. Это традиционное изображение, богатое своим библейским символизмом, многофигурное и избыточное. Вот ангелы с посохами, вот дуб, и шатер, и старушка Сарра, и упирающийся теленок, которого вяжут отроки патриарха. Известный сюжет! Икона гостеприимства!
— Разве преподобный Сергий служил гостеприимству? Он был назван обителью Святой Троицы — Отца и Сына и Духа Святого — Бога, сотворившего этот мир, спасшего, освятившего и усыновившего все сотворенное. Только Сам Бог не сотворен. Он не часть этого мира, и, если кто-то решится писать Троицу, он должен создать портрет Творца, «не обремененного творением».
И преподобный Андрей решился. На иконе Троицы нет ни Авраама, ни Сарры, ни слуг. Есть три ангела, поразительно схожих друг с другом, и только внимательно всмотревшись, начинаешь их отличать.
Удивительная пластичность фигур! Трое за столом. С достоинством старцев и изяществом юношей. В центре Некто в одеждах Христа — красная рубашка и лазурный плащ. Если это Христос, почему его иконный лик так необычен? Где мягкая бородка и длинные волосы галилейского странника?
Инок Андрей писал Троицу, творящую мир. Художник «схватил» тот «момент», когда тварного мира еще нет, а значит, и вовсе ничего нет. Кроме Бога. Поэтому от иконы Троицы исходит такое неожиданно оглушительное молчание. Некому шуметь. Творение не вошло в бытие, оно покоится в добытийной дреме. Мир вот-вот появится. Его еще нет, но Богу уже открыты все пути сотворенного космоса, и Ангел в одеждах Христа благословляет Чашу с головой жертвенного животного — жест, в котором весь Новый Завет, все евангельские истории от Рождества до добровольной Крестной Жертвы, Пасхи, Вознесения и Второго Пришествия. В этом благословении — добровольное согласие Творца разделить Свою Жизнь с жизнью тварного мира, желание Воплощения — необратимого и таинственного, готовность к жертве и смерти.
И с двух сторон Благословляющего Ангела окружают такие похожие на Него фигуры. Их изящная гибкость не случайна. Потому что Чаша на столе не единственная. Две боковые фигуры сами повторяют контур жертвенного сосуда, и вдруг замечаешь, что центральный Ангел не просто благословляет Чашу, Он Сам находится внутри Чаши, и это Вторая Чаша, смысл которой свидетельствовать, что и творение мира, и его искупление — дело всей Святой Троицы, и это великая тайна, глубину которой мыслью не исчерпать, можно лишь только указать целебным и утешительным словом — Любовь.
Образ Отца — огненные ризы, пламенеющий царственный порфир! Его десница — в благословении, и два других Ангела почтительно склоняются перед этим жестом в изящном полупоклоне.
Лик Духа Святого выдают одежды Подателя Жизни — софийная лазурь, укутанная в изумруд зелени — цвет неудержимости жизни и изобильного многообразия. Он — единственный из Трех, чья десница не благословляет. Правая рука просто вытянута, и кажется, будто она праздно покоится на ослепительно-белом столе. Но всмотритесь, и вы увидите, что белый цвет под десницей Духа Святого повторяет изгиб человеческой руки. Будто кто-то, кого нет среди Нетварных, держится за руку Третьего Ангела, и это не случайность, потому что на иконе оставлено место для сотворенного. Его нет. Но место ему уготовано. Это самое утешительное, что есть на этой чудесной иконе и что на ней умышленно отсутствует — человеческая рука впору руке Бога! Там, где должна быть рука человека, еще не вошедшего в бытие, оставлено для него место, как раз в его меру и размер.
Предвечная человечность Творца! Предвечная божественность человека! Этот контур руки оставлен для меня, и для всякого, кто разглядит на иконе Третью Чашу.
Потому что есть на иконе еще один Потир. Его рельеф вычерчивают контуры престолов боковых Ангелов. Снова — только контур, потому что ничто из сотворенного не может быть на этой иконе. Эта Чаша, которой нет, но которая ожидается, — вход в жизнь Святой Троицы для сотворенного, место моей биографии, еще не вписанной, потому что не только рука Бога, но и моя рука пишет мою историю.
Каждому предстоит испить свою чашу и пройти своим путем жизни и страдания, и поэтому не случайно еще одно праздное, незаполненное, оставленное для чего-то место в самом столе, за которым пируют Ангелы, странная выемка под Престолом, которая воскрешает в памяти слова Апокалипсиса о душах, умученных за Агнца, почивающих под жертвенником Божиим (Откр. 6:9), и о пришедших к Агнцу от великой скорби, которым дано предстоять прес