Дума о Севастополе (сборник) — страница 16 из 49

Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял

И поцеловал. Качался мост,

Ветер пел… И для нее сегодня

Мир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмурой

Шли вдвоем сквозь спящий городок

Парень со спортивною фигурой

И девчонка – хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,

В тень акаций дремлющих вошли,

Два плечистых темных силуэта

Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул: – Стоп, цыпленки!

Путь закрыт, и никаких гвоздей!

Кольца, серьги, часики, деньжонки —

Все, что есть, на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,

Наблюдал, как, от волненья бурый,

Парень со спортивною фигурой

Стал, спеша, отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,

Рыжеусый хмыкнул: – Эй, коза!

Что надулась?! – И берет со смехом

Натянул девчонке на глаза.

Дальше было все, как взрыв гранаты:

Девушка беретик сорвала

И словами: – Мразь! Фашист проклятый! —

Как огнем, детину обожгла.

– Наглостью пугаешь?! Врешь, подонок!

Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —

Голос рвется, яростен и звонок:

– Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство «стенка» ожидает.

Ну а коль от раны упаду,

То запомни: выживу, узнаю!

Где б ты ни был – все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо.

Тот смешался: – Ладно… Тише, гром… —

А второй промямлил: – Ну их к черту! —

И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогу

Выбравшись, шагал наискосок

И смотрел задумчиво и строго

Сверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмурой

Шли, чуть слышно гравием шурша.

Парень со спортивною фигурой

И девчонка – «слабая натура»,

«Трус» и «воробьиная душа».

1963

«Сатана»

Ей было двенадцать, тринадцать – ему,

Им бы дружить всегда.

Но люди понять не могли, почему

Такая у них вражда?!

Он звал ее «бомбою» и весной

Обстреливал снегом талым.

Она в ответ его – «сатаной»,

«Скелетом» и «зубоскалом».

Когда он стекло мячом разбивал,

Она его уличала.

А он ей на косы жуков сажал,

Совал ей лягушек и хохотал,

Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему,

Но он не менялся никак.

И все уже знали давно, почему

Он ей не сосед, а враг.

Он «бомбой» ее по-прежнему звал,

Вгонял насмешками в дрожь

И только снегом уже не швырял

И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,

Привычно глянет на крышу,

Где свист, где турманов кружит волна,

И даже сморщится: – У, сатана!

Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,

Она нет-нет и шепнет за столом:

– Ах, как это славно, право, что он

К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,

Скажет дочке своей:

– Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,

Зачем нам твои враги!

Ей – девятнадцать. Двадцать – ему.

Они студенты уже.

Но тот же холод на их этаже.

Недругам мир ни к чему.

Теперь он «бомбой» ее не звал,

Не корчил, как в детстве, рожи.

А «тетей Химией» величал

И «тетей Колбою» тоже.

Она же, гневом своим полна,

Привычкам не изменяла

И так же сердилась: – У, сатана! —

И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.

Дрожала звезда, мигая…

Шел паренек с девчонкой одной,

Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,

Просто шумел карнавал,

Просто было им по пути,

Девчонка боялась домой идти,

И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,

Свистя, возвращался назад.

И вдруг возле дома: – Стой, сатана!

Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?!

Значит, встречаешься с ней?!

С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!

Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! —

Сердито шагнула ближе

И вдруг, заплакав, прижалась к нему:

– Мой! Не отдам, не отдам никому.

Как я тебя ненавижу!

1964

Стихи о маленькой зеленщице

С утра, в рассветном пожаре,

В грохоте шумной столицы.

Стоит на Тверском бульваре

Маленькая зеленщица.

Еще полудетское личико,

Халат, паучок-булавка.

Стоит она на кирпичиках,

Чтоб доставать до прилавка.

Слева – лимоны, финики,

Бананы горою круто.

Справа – учебник физики

За первый курс института.

Сияют фрукты восточные

Своей пестротою сочной.

Фрукты – покуда – очные,

А институт – заочный.

В пальцах мелькает сдача,

В мозгу же закон Ньютона,

А в сердце – солнечный зайчик

Прыгает окрыленно.

Кружит слова и лица

Шумный водоворот,

А солнце в груди стучится:

«Придет он! Придет, придет!»

Летним зноем поджарен,

С ямками на щеках,

Смешной угловатый парень

В больших роговых очках.

Щурясь, нагнется низко,

Щелкнет пальцем арбуз:

– Давайте менять редиску

На мой многодумный картуз?

Смеется, словно мальчишка,

Как лупы, очки блестят,

И вечно горой из-под мышки

Толстенные книги торчат.

И вряд ли когда-нибудь знал он,

Что, сердцем летя ему вслед,

Она бы весь мир променяла

На взгляд его и привет.

Почти что с ним незнакома,

Она, мечтая о нем,

Звала его Астрономом,

Но лишь про себя, тайком.

И снились ей звезды ночные

Близко, хоть тронь рукой,

И все они, как живые,

Шептали: «Он твой, он твой…»

Все расцветало утром,

И все улыбалось днем

До той, до горькой минуты,

Ударившей, точно гром!

Однажды, когда, темнея,

Город зажег огни,

Явился он, а точнее —

Уже не «он», а «они»…

Он – будто сейчас готовый

Разом обнять весь свет,

Какой-то весь яркий, новый

От шляпы и до штиблет.

А с ним окрыленно-смелая,

Глаза – огоньки углей,

Девушка загорелая

С крылатым взлетом бровей.

От горя столбы качались,

Проваливались во тьму.

А эти двое смеялись,

Смеялись… невесть чему.

Друг друга, шутя, дразнили

И, очень довольны собой,

Дать ананас попросили,

И самый притом большой.

Великий закон Ньютона!

Где же он был сейчас?

Наверно, не меньше тонны

Весил тот ананас!

Навстречу целому миру

Открыты сейчас их лица.

Им нынче приснится квартира,

И парк за окном приснится.

Приснятся им океаны,

Перроны и поезда,

Приснятся дальние страны

И пестрые города.

Калькутта, Багдад, Тулуза…

И только одно не приснится —

Как плачет, припав к арбузу,

Маленькая зеленщица.

1965

Подруги

Дверь общежитья… Сумрак… Поздний час.

Она спешит, летит по коридору,

Способная сейчас и пол и штору

Поджечь огнем своих счастливых глаз.

В груди ее уже не сердце бьется,

А тысяча хрустальных бубенцов.

Бежит девчонка. Гулко раздается

Веселый стук задорных каблучков.

Хитро нахмурясь, в комнату вошла.

– Кто здесь не спит? – начальственно спросила.

И вдруг, расхохотавшись, подскочила

К подруге, что читала у стола.

Затормошила… Чертики в глазах:

– Ты все зубришь, ты все сидишь одна!

А за окошком, посмотри, весна!

И, может, счастье где-то в двух шагах.

Смешная, скажешь? Ладно, принимаю!

На все согласна. И не в этом суть.

Влюбленных все забавными считают

И даже глуповатыми чуть-чуть…

Но я сейчас на это не в обиде.

Не зря есть фраза: «Горе от ума».

Так дайте же побыть мне в глупом виде!

Вот встретишь счастье и поймешь сама.

Шучу, конечно. Впрочем, нет, послушай,

Ты знаешь, что сказал он мне сейчас?

«Ты, говорит, мне смотришь прямо в душу.

И в ней светло-светло от этих глаз».

Смеется над любой моей тревогой,

Во всем такой уверенный, чудак.

Меня зовет кувшинкой-недотрогой

И волосы мои пушит вот так…

Слегка смутилась. Щеки пламенели.

И в радости заметить не смогла,

Что у подруги пальцы побелели,

До боли стиснув краешек стола.

Глаза подруги – ледяное пламя.

Спросила непослушными губами,

Чужим и дальним голос прозвучал:

– А он тебя в тайгу не приглашал?

Не говорил: «Наловим карасей,

Костер зажжем под старою сосною,

И будем в мире только мы с тобою

Да сказочный незримый Берендей!»

А он просил: подругам ни гугу?

А посмелее быть не убеждал?

И если так, я, кажется, могу

Помочь тебе и предсказать финал.

Умолкла. Села. Глянула в тревоге.

Смешинок нет, восторг перегорел,

А пламя щек кувшинки-недотроги

Все гуще белый заливает мел…

Кругом весна… До самых звезд весна!

В зеленых волнах кружится планета.

И ей сейчас неведомо, что где-то

Две девушки, не зажигая света,

Подавленно застыли у окна.

Неведомо? Но синекрылый ветер

Трубит сквозь ночь проверенную весть

О том, что счастье есть на белом свете,

Пускай не в двух шагах, а все же есть!

Поют ручьи, блестят зарницы домен,

Гудя, бегут по рельсам поезда.

Они кричат о том, что мир огромен

И унывать не надо никогда,

Что есть на свете преданные люди,

Что радость, может, где-нибудь в пути,

Что счастье будет, непременно будет!

Вы слышите, девчата, счастье будет!

И дай вам Бог скорей его найти!

1970

Джумбо

Джумбо – слон. Но только не простой.