Лагерь, как обычно, находился на возвышении, и по своей планировке напоминал римский город в миниатюре, но не из камня и мрамора, а из дерева. Каменными были только прочные широкие стены и главные здания в центре, включая ставку императора. Когда я прошел всех часовых и стражей и получил добро на проход от самого императора, мне разрешили войти. Зная обычаи поразительной роскоши, которой окружали себя богатые римляне – даже те, кто и мечтать не мог увидеть правителя лично – я был поражен аскетизмом помещения. Оно было просторным; несмотря на зиму, на столе стояло блюдо со свежими фруктами, на стенах висели несколько картин по древнегреческим мотивам. Сбоку стояло большое резное деревянное ложе с балдахином. Но не было совершенно никакой роскоши.
Марк Аврелий был образцом интеллектуала не только с точки зрения своего образа жизни, но и внешне: достаточно высокий, стройный, подтянутый, с большой копной волос – русых, а теперь отливавших благородным серебром, мягкой ухоженной бородой, правильными чертами лица и почти огромными, необычно проницательными голубыми глазами.
Я не стал становиться перед ним на одно колено и отдавать салют, как обычно делалось; лишь приложил руку к груди и как можно вежливее кивнул. Марк Аврелий ответил небольшим, слегка усталым взмахом руки. Император, разумеется, не был знаком со мною, но близко знал нескольких моих родственников. Встретил он меня тепло, приветливо, но без лишнего показного гостеприимства, сразу перейдя к делу. Однако перед этим несколько мгновений внимательно рассматривал меня, и наконец сделал комплимент:
– Человека хорошего и искреннего я вижу по глазам. Мы можем разговаривать вполне открыто.
– Спасибо, великий цезарь. Но мне кажется, в нынешнее время со всяким разумнее быть настороже.
– Говорить правду – дело не воли, а привычки. Просыпаясь каждое утро, мы знаем, что сегодня нам предстоит встретиться и с наглецом, и с трусом, и с мошенником. Но это их проблемы, что они такие. Нельзя подстраиваться под их пороки, лучше подавать им пример собственного достоинства. Но вы, я уверен, не из таких. Дайте мне бумаги, я их посмотрю.
Он читал быстро и задавал вопросы по мере чтения. Я вкратце описал ситуацию в южных провинциях, где, к счастью, в последнее время было почти спокойно, рассказал несколько примечательных недавних историй из жизни римской знати, в том числе довольно забавных. Бюджет игр на мартовские иды, когда открывался гладиаторский сезон, и зрители, соскучившиеся за зиму по состязаниям, валом валили в еще холодный, с влажными от дождей каменными скамьями Колизей, был весьма щедр, и император придирчиво изучил каждую статью расходов, сократив часть из них. Война – не война, а вокруг игр крутилась большая часть светской жизни Рима, зрелища для которой были так же важны, как хлеб для бедняков.
– Если бы на все была моя воля, запретил бы эти жестокие бессмысленные сражения. Но я реалист и понимаю, что Рим бы мне этого не простил. Все, что я могу сделать – издать указы о том, что бойцы должны сражаться тупым оружием, и что поверженных нельзя добивать. Насколько полезнее я мог бы распорядиться всем этим золотом, что тратится впустую.
– Весь Рим с нетерпением ждет открытия. Из Африки привезли несколько перспективных команд, зрители ждут их поединков и уже сделали огромные ставки на то, какая из них выживет. Ваш сын и соправитель Коммод, как всегда, сам будет участвовать в показательном бою, открывающем сезон.
– Я знаю. Меня когда-то критиковали даже за то, что я взял лучших и верных Риму гладиаторов в свои легионы на время войны, пообещав им свободу. Мне они очень помогли в боях с германцами, а заевшаяся римская знать жаловалась, что тот сезон игр вышел недостаточно захватывающим.
Мы обсудили еще несколько вопросов, но к главному, ради чего я приехал, я никак не мог подойти. Я не боялся гнева правителя – он, разумеется, сдержал бы себя в любом случае. Скорее, я из симпатии не хотел огорчать его в и без того тяжелый момент. Поэтому я попробовал переменить тему и попросил его рассказать о том, что он считает главным для любого человека.
– Самое главное – жить с достоинством и ни в чем, никогда, ни при каких обстоятельствах не идти наперекор своей натуре, совести и справедливости. Жизнь человеческая – крошечная капля в огромной реке времени. Сегодня мы сидим здесь, обсуждая, казалось бы, самые высокие и важные государственные дела. Но пройдет совсем немного времени, и все, что сейчас кажется нам значительным, не будет стоить ничего. И нас самих не станет, и на месте этого лагеря возникнет что-то совсем другое – заброшенное поле, а может, наоборот – большой город, столица какой-нибудь будущей страны. Единственный путь – принять жизнь такой, какая она есть, и двигаться вперед, несмотря ни на что – это и есть философия. Странно видеть, как яростно люди без конца сражаются за клочки земли, словно владение ими может что-то всерьез и надолго изменить. А ведь у каждого есть огромная, прекрасная, ни с чем не сравнимая по богатству и разнообразию удовольствий страна, оказаться в которой легче легкого.
– И что же это за страна?
– Наш разум, наш собственный внутренний мир. Закрой дверь и оставь всех снаружи хотя бы ненадолго. Ослабь хватку и погрузись в приятные размышления. Посмотри на себя со стороны, прокрути в памяти прожитый день; вспомни, всегда ли ты был собой или в чем-то тебе это не удалось.
– Но как надо стремиться поступать?
– Жить надо так, как будто твой каждый день – последний, и другого уже не будет. Смерть и рождение, слава и безвестность, здравие и болезнь, богатство и бедность происходят и с хорошими людьми, и с плохими. Значит нет стыда ни в хорошем, ни в плохом, что с нами случается. Просто принимай это. Нам должно спешить, но не только из-за приближения смерти, а и от того, что разум и силы человека затухают еще раньше. Платон считал, что у человека два начала – тело и душа. Я же считаю, что начал три: тело, душа и разум. Но тело нам дается от рождения, а душа – субстанция легкая, живущая инстинктами. Таким образом, разум – главное начало, и только он нам полностью подвластен. Живи внутри своего разума, исследуй его глубины, оттачивай его остроту и делай его как можно более человечным, ибо среди людей мы живем и от них зависим.
– Значит, путешествие по закоулкам своего ума – это и есть высшее удовольствие?
– Это не столько удовольствие, сколько способ, инструмент, чтобы сделать себя разумным, взвешенным и достойным человеком. Главное наслаждение – это приставлять одно доброе и полезное дело к другому так плотно, чтобы во времени между ними не оставалось и малого зазора. И так каждый день.
– Но оценят ли люди достоинство и благородство?
– Сделав другому добро, умолчи об этом и не жди награды. Пчела производит мед и ни перед кем не хвалится. Благими делами ты сам себя вознаграждаешь, ибо все благое под стать божественному.
– Верите ли вы в богов, создавших мир?
– Я верю в то, что мир был создан некоей силой. Но я не думаю, что богов много. Ведь тогда бы они без конца боролись друг с другом, и мир был бы сплошным хаосом. Взгляни на природу, как она прекрасна, цельна и логична: в ней все, от солнца на небе до крохотного муравья и блестящей капельки утренней росы на траве, находится в гармонии. Пожалуй, лишь люди постоянно нарушают ее равновесие. А еще, если бы не было бога-творца, всем нам было бы намного страшнее умирать. Кто-то говорит: «разве есть боги, ведь их никто не видел». Но ведь я и души своей не видел, а она, тем не менее, есть.
– Боитесь ли вы смерти?
– Настоящий римлянин, и тем более стоик, презирает смерть. Не смерти нужно бояться, а того, что ты так и не начал жить. Смерть – это отдых от болезненных устремлений и служения нуждам своего тела. Она справедлива тем, что равняет всех: Александр Македонский и его конюх – оба равны, разложившись на атомы. Естественнее смерти нет ничего во Вселенной. Созрели колосья, поспели плоды – если их вовремя не срезать и не употребить, печальна станет их участь: им останется лишь сгнить без всякой пользы.
– Но как стать настоящим стоиком, как воспитать себя таким?
– Не пытайся строить собственную жизнь по чужим представлениям. Не дергайся, не мечись, не будь многословен. Люби свое дело и в нем найди покой. Не делай ничего наугад, а только по правилам искусства. Молись богам, чтобы держать себя в своей воле. Надо не просто устоять перед грехом, а иметь волю даже не желать ничего плохого. При всяком порыве страсти или ярости остановись и спроси себя: кто сейчас во мне говорит – ребенок, подросток, тиран или зверь? А поступай как мужчина. Не огорчайся из-за мелочей. Огурец горький выбрось, от колючек уклонись. Даже у хорошего плотника в мастерской много стружек. Всякая вещь для чего-то в мире нужна, поэтому пусть тебя ни одна не расстраивает. Познай себя, ибо жалок человек, который бывал во многих странах, испробовал все, а себя так и не нашел. Помни, что в большей части того, что мы говорим и делаем, если разобраться, и необходимости-то нет. Поэтому отбрось мелкое и сосредоточься на важном. Пусть дела твои в жизни будут такими, что о них будет приятно вспомнить перед смертью.
– Цезарь, простите, я не упомянул еще одну важную вещь. Через несколько дней – ваш день рождения. Сенаторы просили меня узнать, какой подарок вы сочли бы достойным?
– Хочешь сделать человеку самый ценный подарок – подари ему побольше свободного времени. Мне не нужны драгоценности, виллы, золото. Я хотел бы просто подольше побыть сам с собой. Увы, как раз этой возможности мне никто не подарит, слишком много забот у императора. Передайте, чтобы от моего имени беднякам и в Риме, и в провинциях раздали лучшего свежего хлеба.
Наконец я взял себя в руки и задал Марку Аврелию вопрос, ради которого все и затевалось.
– Простите меня великодушно, цезарь. Сенат прислал меня также и с тайной миссией, на которую меня уполномочило большинство его членов. Все крайне обеспокоены тем, что Коммод, ваш сын, станет следующим императором в случае вашей кончины. Вам не кажется, что особенно сейчас, когда империя в опасности, он – совсем не тот человек, который справится с управлением ею? Он взбалмошен, резок, жесток, не разбирается в политике, все свое время проводит в глупых бессмысленных развлечениях.