С караваном из ста пятидесяти груженых товарами верблюдов мне пришлось проделать долгий путь: из Дамаска более чем тысячу километров на юг, вдоль побережий Средиземного и Красного морей, по выжженным бесплодным пустыням. Я был богатым купцом и вез товары из одного из самых важных городов мира в страну, которая еще недавно была столь отдаленной, бедной и труднодоступной, что мало кому доводилось о ней хотя бы слышать. Но теперь все изменилось. Десять лет назад арабская кавалерия неожиданно смяла войска Византии, отобрав у этой великой империи богатые сирийские территории на перекрестке главных торговых путей Азии. Теперь Медина, скромный город в глубине аравийских пустынь, стала столицей, а куда более населенные, богатые и развитые страны к северу от нее – зависимыми провинциями. Разумеется, тогда еще никто не знал, что в недалеком будущем Дамаск станет столицей Халифата.
Караван вез самые разные средиземноморские товары, в том числе весьма дорогие – греческие вина, ливанский кедр, зерно, оливковое масло, тонкие цветные ткани, оружие из сирийской стали. Торговцы из Медины и Мекки щедро платили за это черным деревом, слоновой костью, лошадьми, и, конечно, золотом, которое теперь стекалось сюда в виде налогов из множества новых провинций. Несмотря на то, что я не жалел денег на проводников, которые указывали мне тайные пути через барханы мимо живительных оазисов и колодцев, часть верблюдов пала в пути. Но самая большая беда приключилась в конце, у самой Медины. Банда разбойников, из тех, кто не признал нового Бога, и не подчинялся законам халифа, напала на караван ночью, перебив нескольких охранников и украв часть ценного груза. По закону, так как эта территория напрямую подчинялась халифу, я мог, помимо платы за оставшиеся товары, требовать у правителя города возмещения причиненных бандитами убытков. Для этого мне пришлось составить длинную опись похищенного на куске пергамента, который был вручен лично халифу Усману. Приход такого крупного каравана стал заметным событием: подобное даже в Медине случалось отнюдь не каждый день. Заполдень, в разгар переговоров с местными торговцами на рынке, ко мне явились гонцы от халифа, пригласившие меня на высокую аудиенцию к нему назавтра, сразу после утренней молитвы, которая совершается на восходе.
Утром, одетого в самую нарядную одежду, меня препроводили сперва к мечети, где я присутствовал при молитве, на которую собрались тысячи людей со всего города. И архитектура этой большой, изящной белокаменной мечети, и песнь муэдзина, и то, как проходила молитва, мало чем отличались от современных исламских молитв, хотя с тех пор прошло полторы тысячи лет. Как и сегодня, мужчины и женщины молились отдельно. Мужчины, предварительно омыв руки и ноги, во время богослужения время от времени совершали поклоны, становились на колени, опускали голову до земли. Небольшое отличие заключалось в том, что почти никто из женщин не был одет в черное: Коран предписывает лишь закрывать части тела, вызывающие мужское вожделение, а строгие традиции закрывать лицо паранджой и носить непроницаемые черные одежды сложились позже. Непривычно было также видеть вокруг мечети ряды привязанных, переминающихся лошадей вместо припаркованных машин и велосипедов, и то и дело наступать в кучки их навоза.
Резиденция правителя Халифата представляла собой не дворец, а просторный двухэтажный дом из светлого камня. Внутри она выглядела богаче, чем снаружи: полы были устланы коврами тончайшей работы с драгоценной вышивкой, а на стенах золотом и малахитом выведены цитаты из Корана. Разумеется, здесь не было никаких статуй, картин, гобеленов, столь любимых европейскими монархами средневековья: с самого начала в исламе категорически запрещались изображения людей. Усман пользовался бесконечным уважением со стороны прислуги и стражи. Ему кланялись, а любые слова, сказанные его тихим и спокойным голосом, исполнялись мгновенно и неукоснительно. Халиф был высоким, хорошо сложенным человеком, с густой седой бородой и выразительными черными глазами. Но его некогда красивое лицо теперь уже было иссечено глубокими старческими морщинами, в голосе слышалась одышка, в движениях сквозила усталость от долгой, непростой, насыщенной жизни. Перед тем как перейти к делам об ущербе, халиф внимательно, с интересом рассмотрел меня. Гости с далекого севера империи в этом сердце пустынь появлялись не так уж и часто. Халиф обратился ко мне на литературном арабском:
– Я заметил, что ты не молился со всеми утром, стоял в стороне. Ты не следуешь истинной вере?
– Великий халиф! Я родился и был воспитан в греческой семье с глубокими христианскими корнями во многих поколениях. Мой отец еще в детстве возил меня в Константинополь, где я своими глазами видел чудо храма Святой Софии. Я чту Господа моего Иисуса Христа. И я знаю, что в исламе он также почитается как один из главных пророков в истории.
– Что ж, ты ошибаешься в своей вере. Но Коран предписывает никого не обращать в истинную веру насильно. Как тебе известно, во всех наших провинциях мы управляем людьми сколь возможно терпимо. Единственное, чем мы наказываем тех, кто упорствует в своей религии – подушными налогами, от которых свободны правоверные. Еще иноверцам запрещены некоторые виды деятельности. Но мы до сих пор не разрушили ни одной синагоги, и ни один христианский храм не обратили в мечеть, хотя легко могли бы. Замечу при этом, что вы, христиане, в отличие от нас, в свое время с римскими святилищами поступили отнюдь не столь благородно: все уничтожили, либо перестроили в церкви.
– Это, безусловно, мудро. Благодаря этому люди в Дамаске за десять лет не подняли ни одного восстания. Они свободно молятся своим богам, а новые налоги даже ниже тех, что горожане платили раньше басилевсу в Константинополь.
– Разумеется. Скажи мне, грек: что мешает тебе обратиться в истинную веру? Разве ты не видишь, как легко, с именем Аллаха на устах, мы завоевываем мир, страну за страной? И покоренные народы на нас не ропщут, и тысячи тысяч людей радостно и добровольно переходят в ислам. Слова Пророка Мухаммеда, сказанные ему самим Богом, стучатся в сердца, проникают в души. Что тебе в Иисусе?
– Великий халиф, я знаю, что ты мудр и справедлив, и потому могу быть откровенен. Я верую в Иисуса, в триединого Бога. Для меня суть веры – это любовь Бога ко мне и к каждому человеку. Эта любовь столь сильна, что Господь послал Сына принять смерть среди простых людей, дабы избавить их от первородного греха и принести им Благую Весть.
– Для меня то, что ты говоришь – бессмыслица. Посуди сам: насколько велик Господь, милостивый, всесильный, создавший весь этот мир. И как ничтожен и слаб человек, бессильный перед своими страстями. Все благо в мире совершается только по воле Аллаха, а все зло – лишь от несовершенства человека. У Аллаха девяносто и девять имен, у человека же – лишь одно. Человек ни в чем не похож и ни в чем не равен Богу. Как может часть Аллаха стать Его сыном от простой женщины? Ты можешь вообразить себе сына от горы и песчинки? Да и зачем Богу искупать грех человечества перед ним же самим? Какой в этом смысл? И наконец, что означает триединство вашего Бога? Бог или один – а значит, нет ни Сына, ни Святого Духа, – или их три, и тогда мы низвергаемся прямо в ад языческого многобожия.
– Великий халиф, мне кажется, что эти вопросы – риторические. О вашей учености ходят легенды – не случайно именно вам молва приписывает соединение всех сур Корана в одно. Ответы, которые дает христианство, вам известны. Напротив, о содержании Корана и исламской веры, несмотря на множество обращенных в нее, за пределами Мекки и Медины мало кто знает. Например, я говорю по-арабски, но читать на этом языке не могу, а суры Корана пока не переведены ни на один другой язык мира.
– Три вещи по-настоящему полюбились мне в жизни. Накормить голодного, одеть нагого, и читать Коран. Ибо в нем, несомненно, записаны слова самого Господа, и это кладезь мудрости.
– Но откуда берется уверенность, что эти слова действительно слова самого Бога?
– Мне довелось быть близко знакомым с Пророком, и иметь в женах двух его прекрасных дочерей, умерших слишком рано. Мухаммед был человеком исключительного таланта и силы духа. Но в то же время – простым и обычным. Он даже не умел читать и писать. Суры Корана, которые ему раскрывались, он запоминал дословно, наизусть, и, словно находясь в ином мире, в трансе, по наитию, диктовал их своим писцам: не раз я сам был тому свидетелем. Он не мог придумать эти тексты. О многих событиях прошлого, которые там подробно и точно описаны, он просто не знал. Придумать более сотни священных, наполненных мудростью глав не по силам ни ему, ни любому из смертных.
– Что же главное в этих священных текстах?
– «Ислам» переводится как покорность. Вера – безмерное почитание и безоговорочное следование Аллаху, единому, милостивому, милосердному, великому Творцу всего сущего. Все в этом мире, от звезд до песчинки, повинуется Его воле. Аллах вечен, он знает обо всем, видит все, от него ничего не скрыть. Каждый человек, всякая душа, поступок, слово и даже мысль пред Ним открыты настежь. Ты говоришь о любви Бога. Аллах воистину милостив и справедлив. Но человек слишком ничтожен, чтобы просто так, ни за что, рассчитывать на Его благоволение. Его милость надо заслужить. Те, кто не следуют праведной вере, или грешат, или не исполняют должного, или чересчур гордятся собой, забыв о своем ничтожестве перед Создателем, могут прожить жизнь и так и не познать, что такое любовь Аллаха.
– Каким образом человек может ее заслужить?
– Для этого ему необходимо по меньшей мере неукоснительно следовать пяти столпам веры. Делать это следует не формально, для отвода глаз, и не от случая к случаю. Каждый день, что солнце проходит по небосводу, человек должен доказывать свою покорность, преданность и безграничное поклонение Всевышнему, причем не просто словами, а делами, следованием ритуалу, и всей своей жизнью.
– Каковы эти столпы?
– Первое и главнейшее условие веры – Шахада: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник Его». Эти слова, сказанные с величайшей искренностью, даруют человеку новую, праведную жизнь. С этих слов начинается каждая из молитв, в них – вся суть мира. С ними воины ислама идут в бой и с радостью отдают жизни, ибо на то есть воля Аллаха. Господь один, Он всесилен, смысл жизни – в следовании Его законам. Второй столп веры – это молитва, намаз. Ее следует совершать как минимум пять раз в день, после обязательного омовения тела, в любом чистом месте. Молиться надлежит лицом по направлению к Каабе в Мекке, в чистой одежде, с открытой душой. Молитвы совершаются в определенное время суток, и каждая содержит предписанный ракаат – точные слова и движения тела. Разумеется, Всевышний не запрещает и дополнительные молитвы, которые можно совершать в любое время и любыми словами, идущими к Нему от сердца.