Детей с синдромом Дауна тоже обучали детским жестам. Какой эффект это производит? Прежде всего следует отметить, что дети с синдромом Дауна способны выучивать детские жесты – и к этому не следует относиться как к чему-то само собой разумеющемуся. Дети с синдромом Дауна, средний возраст которых составлял двадцать семь месяцев (психологический возраст – двадцать месяцев), прошли учебный курс по детским жестам. Три месяца спустя большинство детей при выполнении словарного теста начали лучше управлять жестами, а некоторые даже начали лучше понимать слова и предложения в устной речи11.
Другая группа детей с синдромом Дауна, средний возраст которых составлял тридцать месяцев, выучила детские жесты и вместе с родителями использовала их в приближенном к естественным условиям сеансе наблюдения в лаборатории. Количество детских жестов, которые они произвели во время этого сеанса, предсказывало размер их словарного запаса через год. На самом деле детские жесты лучше предсказывали речевое развитие, чем естественная жестикуляция.
Поощрение изучения и использования детских жестов детьми с синдромом Дауна может оказать благотворное влияние на их речь. Нам мало что известно о том, как влияет поощрение жестикуляции на детей с другими особенностями развития. Но нет никаких оснований полагать, что оно будет иметь плохие последствия, более того – мы можем надеяться на хорошие результаты. Даже если поощрение детей с речевыми расстройствами к жестикуляции не улучшит их речь в будущем, оно все равно облегчит и сделает менее болезненным их общение с другими людьми. На данный момент нет никаких причин отказаться от этого поощрения.
Все родители жестикулируют при общении с детьми, и родители детей с особенностями развития не являются исключением. Действительно, в описанном исследовании, охватившем типично развивающихся детей, детей с синдромом Дауна и детей с аутизмом, Сейда Озкалискан и ее коллеги обнаружили, что родители этих трех групп детей использовали одинаковое количество жестов в целом и одинаковое количество жестов в сочетании с речью. Напротив, типично развивающиеся дети использовали больше жестов в целом и больше комбинаций жест + речь, чем дети с синдромом Дауна и дети с аутизмом. Это значит, что различия в жестах между тремя группами детей не исходят от их родителей, и, возможно, родителям детей с синдромом Дауна или с аутизмом следует уделять жестикуляции больше внимания, чем родителям типично развивающихся детей. Возможно, детям с этими особенностями развития требуется видеть гораздо больше жестов других людей, чтобы увеличить количество собственных12.
Родителям также следует обратить внимание на типы жестов, которые они используют. Яна Айверсон и ее коллеги обнаружили, что матери детей с синдромом Дауна совершают больше показывающих жестов, чем указывающих (поднятие бутылки для привлечения внимания, а не указывание на нее). У матерей типично развивающихся детей все происходит наоборот. Возможно, это обусловлено тем, что матери детей с синдромом Дауна приспосабливают свои жесты к особенностям развития своего ребенка. Если это так, то им, пожалуй, не стоит этого делать. Указывание – это более «дистанционный» способ обозначить объект, чем его поднятие. Постепенный переход матерей от поднятия предметов к указывающим жестам может помочь детям с синдромом Дауна лучше реагировать на такие указывающие жесты и использовать их чаще13.
Жесты нужны не только детям и не только для диагностики нарушений развития. Как мы отмечали, жесты – зачастую неосознанно – также способны многое рассказать о скрытых убеждениях говорящего. Проницательный слушатель может узнать о собеседнике то, чего тот не может или не хочет говорить. Я давно думаю о том, что клинические терапевты, умеющие различать жесты, могут узнавать важные вещи о своих клиентах и в дальнейшем использовать их в процессе терапевтических сеансов. Конечно же, это палка о двух концах: терапевт может отреагировать на жесты клиента таким образом, что это или поможет процессу выздоровления, или, наоборот, навредит пациенту, поскольку реакция на его жесты может быть спонтанной и необдуманной.
Когда Сара Бродерс присоединилась к моей лаборатории в качестве аспирантки, она хотела исследовать скрытые сообщения, которые могут наблюдаться у взрослых и детей либо в клинических условиях (например, на сеансе терапии), либо в юридических процессах (например, во время допроса свидетеля на суде). Сара хотела проанализировать жесты и речь, производимые в этих обстоятельствах, и посмотреть, не выражается ли в жестах говорящего что-нибудь недосказанное. Но в то время (как, видимо, и сейчас) было невозможно присутствовать на подобных сеансах терапии или юридических процессах из соображений защиты конфиденциальной информации. Поэтому она постаралась сама создать максимально приближенные к необходимым условия: она организовала мероприятие для группы детей, сняла его на видео, чтобы точно знать, как развивалось мероприятие, а затем опросила детей по отдельности по поводу того, что же они запомнили. Она знала, что на мероприятии присутствовал музыкант, который зашел в класс, поиграл какое-то время на нескольких инструментах и допустил ряд оплошностей. Расспрашивая детей о том, что им запомнилось из выступления музыканта, она задавала им открытые вопросы (например: «Что еще он делал?»), при этом изображая жестом игру на свирели, и целевые вопросы (например: «Где он ушибся?»), постукивая себя по бедру14.
Наблюдения показали, что дети включали в свои устные ответы информацию, которая выражалась исключительно в жестах Сары, даже если эта информация не соответствовала действительности. Важно отметить, что вводящие в заблуждение эффекты жестов переносились и на последующие интервью и, таким образом, имели длительное влияние на память ребенка. Давно известно, что неверно изложенная словесная информация влияет на то, как в дальнейшем ребенок выстраивает собственное повествование. Но это исследование показывает, что то же самое влияние оказывает на детскую память и вводящий в заблуждение жест. Среди прочего исследование еще раз подтвердило уникальность сообщаемой жестами информации: 80 % деталей, которые дети передавали в своих жестах, никогда не произносились15.
Конечно, здесь мы имеем дело с экспериментом. Может быть, в более естественной ситуации ни тот, кто спрашивает, ни тот, кто отвечает, вообще не стали бы жестикулировать. Чтобы понять, как же они себя поведут, мы постарались еще больше приблизить условия эксперимента к естественным. Мы попросили студентов бакалавриата имитировать процесс судебного допроса, работая в парах, где один участник был случайным образом назначен следователем, а другой – свидетелем. «Свидетель» просматривал видеозапись посещения классной комнаты музыкантом из предыдущего эксперимента с детьми. В это же время «следователь» получал инструкции о том, как вести «допрос»: он должен был действовать так, как если бы это был следственный допрос в юридических целях, и должен был узнать о событии как можно больше, избегая при этом наводящих вопросов. По использованию жестов никаких четких инструкций дано не было.
Все «свидетели» и все «следователи», кроме одного, продемонстрировали точно такие же жесты, как и те, что в предыдущем исследовании использовала сама Сара. В то же время их жесты часто передавали информацию, которой не было в речи говорящего. Но, в отличие от предыдущего эксперимента, в котором жесты были спланированы исследователем, эти жесты действительно были частью беседы. Партнеры не только копировали жесты друг друга. Информация, которую они черпали в жестах собеседника, проявлялась и в их речи, и в их собственных жестах. Тот факт, что «следователи» и «свидетели», не имеющие представления о цели эксперимента, неосознанно воспроизводили жесты, которые Сара использовала в предыдущем исследовании, дает понять, что жесты этого типа и жесты в целом являются важным аспектом подобных допросов.
Можно ли каким-либо образом применить результаты этих исследований в области клинической терапии? Я думаю, что да. Легко представить пациентов, которые никогда не признавались себе в определенных мыслях, но продолжали транслировать их в своих жестах. Возьмем, к примеру, пациентку, которая описывает прочные отношения с супругом: говоря о своих отношениях, она складывает руки в замок, а затем резко разъединяет их. На словах она утверждает, что все хорошо, но жесты говорят об обратном. Терапевт может использовать информацию, полученную из этих жестов, чтобы задать пациентке дополнительные вопросы о ее отношениях с супругом. Таким образом как врач вы можете направлять пациента, наблюдая за его жестами и реагируя на них16.
Конечно, врач не может попросить своего пациента жестикулировать, как это делают родители в общении с детьми. Тем не менее он может подтолкнуть пациента к использованию жестов, если и сам будет их применять. Жест порождает жест, и чем больше жестов использует пациент на сеансе терапии, тем больше вероятность того, что в этих жестах проявятся его скрытые убеждения. Тем не менее использование жестов потребует от вас большого внимания. Даже если вы стараетесь не использовать наводящие вопросы, всегда есть риск, что те или иные намеки протиснутся в диалог. Например, следователь, который думает, что на преступнике был шарф, может задать открытый, непрямой вопрос («Что еще было на нем надето?»), но в то же время использовать наводящий жест ШАРФ (движение, изображающее надевание шарфа), который, как мы теперь знаем, может быть неверно считан свидетелем и ввести его в заблуждение. То же самое можно сказать и о врачах. Жесты – один из источников информации, делающей отношение терапевта к пациенту предвзятым. Но невербальное поведение, как правило, не находится в центре внимания бесед с терапевтом, а если и находится, то служит скорее для оценки его эмоционального состояния и является одним из способов лучше понять его чувства. В психиатрии врачам рекомендуется обращать внимание не только на то,