– Холодно? – спрашивает Джейк.
– Да, немного. Наверное, от лимонада.
– А еще мы угодили в метель. И вообще, чья это была идея – покупать напитки со льдом?
Он смотрит на меня и поднимает брови.
– Не знаю, о чем я думал, – признается он. – Меня тошнит от них после четырех глотков.
– Я ничего не говорю. – Я поднимаю обе руки. – Ни слова.
Мы оба смеемся.
Наверное, это последний раз, когда я сижу в машине с Джейком. Обидно об этом думать, когда он такой: шутит, почти счастлив. Может, мне не стоит заканчивать со всем этим. Может, мне не стоит больше думать об этом и просто радоваться его присутствию. Радоваться нам. Радоваться тому, что я кого-то познаю. Почему я так давлю на нас? Может, я в конце концов влюблюсь и избавлюсь от всех своих страхов. Может, все наладится. Может, это и впрямь случится. Может, именно так оно и работает, если не пожалеть времени и усилий. Но если ты не в силах сказать другому человеку, о чем думаешь, что это значит?
Я думаю, это дурной знак. Что, если он думает обо мне то же самое прямо сейчас? Что, если это он задумал положить конец всему, но при этом все еще веселится, или не совсем устал от меня, поэтому держит свои идеи при себе, хочет посмотреть, что произойдет. Если у него в голове и впрямь такие мысли, я расстроюсь.
Я должна положить этому конец. Так надо.
Всякий раз, когда я слышу клише «дело не в тебе, а во мне», трудно удержаться от смеха. Но в данном случае это действительно так. Джейк – это просто Джейк. Он хороший человек. Он по-своему умен и красив. Если бы он был мудаком, или тупицей, или мерзавцем, или уродом, или еще кем-нибудь, тогда это была бы его вина, что я все закончу – ну, как бы. Но он не такой. Он личность. Я просто не думаю, что мы подходим друг другу. Чего-то не хватает, и, если честно, так было всегда.
Наверное, так я и скажу: дело не в тебе, а во мне. Это моя проблема. Это у меня проблема. Я ставлю тебя в несправедливое положение. Ты хороший человек. Мне нужно все обдумать. Тебе нужно двигаться дальше. Мы попытались, мы попробовали. И никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем.
– Похоже, ты закончила, – говорит Джейк.
Я осознаю, что положила свой стакан в подставку. Лед тает. С меня хватит. Решено.
– Мне холодно. Интересно наблюдать, как все тает, и при этом чувствовать холод.
– Это была напрасная остановка. – Он смотрит на меня. – Прости.
– По крайней мере, я могу сказать, что побывала в «Дейри Куин» посреди пустоши в метель. Такое больше не повторится.
– Мы должны избавиться от стаканов. Они промокнут, и подставки станут липкими.
– Да, – говорю я.
– Кажется, я знаю, куда мы их денем.
– То есть выбросим?
– Если мы поедем дальше, то слева есть дорога. Дальше по этой дороге есть школа, старшая школа. Можем избавиться от стаканов там.
Неужели так важно выбросить эти стаканы? Зачем нам останавливаться только ради них?
– Она ведь недалеко, правда? – спрашиваю я. – Снега меньше не станет. Мне бы очень хотелось вернуться домой.
– Думаю, не слишком далеко. Я просто не хочу выкидывать стаканы в окно. К тому же так ты еще немного посмотришь на окрестности.
Я не понимаю, шутит ли он по поводу того, чтобы «посмотреть» на окрестности. За окном просто мешанина летящего снега и тьмы.
– Ты понимаешь, о чем я, – говорит он.
Еще несколько минут по дороге, и мы подъезжаем к ответвлению налево. Джейк сворачивает. Если я думала, что первоначальная дорога была проселочной, то эта переопределяет концепцию проселочной дороги. Она недостаточно широка для двух машин. Вокруг густые заросли, настоящий лес.
– Да, вон там, – говорит Джейк. – Теперь я припоминаю.
– Но ты ведь не ходил в эту школу, правда? Она далеко от твоего дома.
– Я никогда не учился здесь. Но уже ездил сюда раньше.
Дорога узкая и змеится туда-сюда. Я вижу только то, что освещают фары. Деревья уступили место полям. Видимость по-прежнему почти нулевая. Я прикладываю тыльную сторону ладони к стеклу. Оно холодное.
– А как далеко это, собственно говоря?
– Не очень. Точно не помню.
Мне интересно, зачем мы это делаем. Пусть эти лимонады тают. Я бы лучше поскорее вернулась домой, привела себя в порядок, а не ездила по этим полям. Бессмыслица какая-то. Я хочу, чтобы все закончилось.
– Держу пари, что днем здесь хорошо, – говорю я. – Умиротворенно.
Пытаюсь быть позитивной.
– Да уж, местечко удаленное.
– Как дорога?
– Грязно, скользко; я еду медленно. Ее еще не чистили. Наверняка осталось немного. Извини, думал, что это ближе.
Я начинаю беспокоиться. Не совсем. Немного. Это была долгая ночь. Поездка, прогулка по ферме, встреча с родителями. Его мама. То, что сказал его отец. Его брат. И я постоянно думала о том, чтобы все закончить. Чересчур много всего. А теперь еще и этот окольный путь.
– Смотри-ка, – говорит он, – я так и знал. Вон там. Я знал. Видишь? Вот и приехали.
В нескольких сотнях ярдов впереди, справа, стоит большое здание. Дальше я ничего не могу разобрать.
Наконец-то. После этого, возможно, мы сможем вернуться домой.
В конце концов джейк оказался прав: я рада видеть эту школу. Она огромная. Наверное, каждый день ее посещают две тысячи детей. Такая большая и старая сельская школа. Я, конечно, понятия не имею, какой здесь контингент учеников, но он должен быть огромным. И сюда ведет такая длинная, узкая дорога.
– Не думала, что она будет так выглядеть, да? – говорит он.
Сама не знаю, чего я ожидала. Не этого.
– Что делает школа в такой глуши?
– Тут найдется место, где можно избавиться от стаканов, – говорит Джейк, притормаживая, пока мы проезжаем мимо главного входа.
– Вот, – говорю я. – Прямо там.
Мы видим стойку, где заперт односкоростной велосипед, а за нею, на фоне окон – зеленый мусорный бак.
– Точно, – говорит он. – Ладненько, сейчас вернусь.
Джейк хватает оба стакана одной рукой, большим и указательным пальцами, как щипцами. Открывает дверь коленом, выходит и с громким стуком захлопывает ее. Он не глушит мотор.
Я смотрю, как Джейк идет мимо велосипедной стойки к мусорному баку. Эта косолапая походка, сутулые плечи, склоненная голова. Если бы я увидела его сейчас в первый раз, я бы предположила, что он сутулится от холода и снега. Но он такой и есть. Я знаю его походку, его осанку. Я их узнаю. Он идет размашистым шагом, переставляя ноги медленно и без изящества. Поставьте его и еще нескольких человек на беговые дорожки и покажите мне их ноги. Я смогла бы выделить его из полицейского списка, основываясь только на походке.
Я смотрю на дворники. Они механистично трутся о лобовое стекло. Они слишком плотно прилегают к нему. Джейк держит стаканы в одной руке. Другой поднимает крышку мусорного бака. Заглядывает внутрь. Давай поторопись, выкинь их.
Он просто стоит там. В чем дело?
Джейк снова смотрит на машину, на меня. Пожимает плечами. Опускает крышку мусорки и идет вперед, прочь от машины. Куда он направляется? Он на мгновение останавливается на углу школы, затем идет направо, скрываясь из виду за стеной. Стаканы по-прежнему у него в руке.
Почему он их не выбросил?
Здесь темно. Уличных фонарей нет. Кажется, я ни одного не видела с тех пор, как мы свернули на эту проселочную дорогу. На самом деле я не обращала на них внимания. Единственный свет – одинокий желтый прожектор на крыше. Джейк упоминал, как темно в сельской местности. На ферме я в меньшей степени это осознавала. Здесь определенно темно.
Куда он направился? Я наклоняюсь влево, щелкаю тумблером и выключаю фары. Парковка впереди меня исчезает. Весь школьный двор озаряет одинокий фонарь. Так много темноты, так много пространства. Снегопад усиливается.
Мне не доводилось бывать вблизи от школы по ночам, не говоря уже о такой сельской глуши. И в самом деле, кто же ходит в эту школу? Должно быть, дети фермеров. Наверное, их привозят на автобусе. Но вокруг нет никаких домов. Здесь ничего нет. Одна дорога, деревья и поля, поля…
Помню, однажды мне пришлось вернуться в школу поздно вечером. Я иногда оставалась после уроков на час или около того, если были репетиции или встречи, и ничего необычного не видела. Но однажды я вернулась после ужина, когда все ушли и уже стемнело. Ни учителей, ни учеников. Я что-то забыла, но не могу вспомнить, что именно.
Я удивилась, что входная дверь была открыта. Сначала я постучала в двойные двери, полагая, что они заперты. Мне показалось странным стучать в двери школы, но я все равно попробовала. Потом взялась за ручку, и оказалось, что все открыто. Я проскользнула внутрь. Было тихо и пустынно, совсем не так, как обычно в школе. Я никогда не бывала в школе одна.
Мой шкафчик находился в другом конце здания, так что пришлось идти по безлюдным коридорам. Я подошла к классу английского языка. Хотела пройти мимо, но остановилась в дверях. Все стулья стояли на столах. Мусорные баки – в коридоре, рядом со мной. Там был ночной сторож, который прибирался. Я знала, что не должна быть там, но все равно задержалась. Стала за ним наблюдать.
У него были очки и лохматые волосы. Он подметал. Двигался не быстро. Никуда не торопился. Я никогда раньше не задумывалась о том, почему в наших классах всегда царит порядок. Мы приходили каждый день на урок, занимали помещение, а потом уходили домой, оставляя после себя бардак. А на следующий день в классе всегда было чисто. Мы опять все портили. А наутро следы беспорядка исчезли. Я даже не замечала. Никто не замечал. Я бы заметила, только если бы в классе не прибрались.
Сторож слушал кассету на каком-то огромном магнитофоне. Это была не музыка, а история, как книга на пленке. Громкость была большая. Один голос. Рассказчик. Сторож был полностью погружен в работу. Меня он не заметил.
Эти девушки. Те, что из «Дейри Куин». Они, наверное, учатся здесь. Далеко же им добираться. Но там, где находится «Дейри Куин», должно быть, ближайший городок. Я снова включаю фары