— Я рад, Кевин, — это правильное и справедливое решение.
— Почему?
— Беслик Бароев и Леван Ованесян — страшные люди, и тем не менее на слушании у Масси я говорил правду. Трудно американцу понять, что происходит в России, особенно если он там не жил. В девяносто первом я провел несколько часов в Москве с Гэри Хартом, тем самым, который шел на президентство. Мы гуляли по Москве и глазели на перестройку. Гэри радовался как ребенок. Он думал, что в результате перестройки родится демократическое государство типа Франции. А родилось государство-чудовище, где преступный мир не просто переплетается с государственными структурами, а он и есть государственные структуры. Чьи деньги хотели вернуть Беслик и Леван? Какой-то компании? А может, президентские? Или авуары бандитских формирований? Они и сами могут этого не знать, да и какая разница, ведь, по сути, это все одно и то же. Но вернемся к Беслику и Левану. С юридической точки зрения дело против них довольно слабое. Во-первых, никакого оружия. Во-вторых, Армен сам дезавуирует свои собственные показания. В-третьих, практически ничего существенного со стороны жены Армена — женские предчувствия, не более того. Ну, и закончилось бы это дело договором между тобой и Лэйном с Брайаном, по которому получили бы Беслик с Леваном по году условно за хулиганство. Ты правильно решил, что закрываешь дело.
— Я ведь не совета у тебя просил. Ты знаешь, сколько дел я выиграл? Сотни. И ни одного крупного не проиграл!
— Я и не даю тебе советов, ты ведь уже принял решение — ты сам сказал.
— Но забудем о юриспруденции. Кто такие Леван и Беслик?
— Это новый тип российских бизнесменов. Если бы мир был устроен по прокурорским меркам, они бы сидели в тюрьме, но в таком случае не встречался бы американский президент с российским, не летали бы в Америку самолеты «Аэрофлота», не продавалась бы в Москве кока-кола. Но все это происходит, а поэтому Беслик и Леван должны быть свободны.
— Ты циник.
— Я мечтал быть прокурором.
— Спасибо, что ты приехал, хотя я ждал большего.
— Леван и Беслик должны быть свободны, потому что год тюрьмы, который ты им, может быть, и впаяешь, и то условно, это позор. Тут либо смертная казнь, либо на свободу.
— Ты просто судья Линч. Но ведь они же не совершили ничего, что заслуживало бы смертной казни. Да и нет у нас в Коннектикуте смертной казни.
— Поэтому — на свободу! Скажи, что бы ты делал, если бы тебе показали новорожденного младенца с прикрепленной к пеленке справкой, что у него патологическое нарушение мозга и что вырастет из него серийный убийца? Допустим, медицина уже на таком уровне, что заключение экспертов — неоспоримый факт.
— А что я мог бы сделать? Заранее приговорить младенца к пожизненному за еще не совершенные им преступления? Посоветовал бы родителям следить за ним.
— А каким родителям ты посоветуешь следить за Бесликом и Леваном? Нет уже тех родителей.
— А ты думаешь, они оба с такой справкой?
— Не сомневаюсь.
— Ты меня укрепил в решении закрыть дело. Мне почему-то больше хочется отправить их обратно, чем засадить в тюрьму здесь.
— Справедливый подход.
— Осторожно веди себя с ними. Если что, звони — у меня в Нью-Йорке хорошие связи в полиции и прокуратуре.
— Спасибо. Я первый узнал, что дело закрывается?
— Да.
Прокурор Кевин Гросс рассчитался за ланч, и я уехал в Нью-Йорк.
Я позвонил Брайану и Лэйну и сказал, что Гросс прекращает уголовное преследование.
— С тобой соединялся кто-нибудь? Николай, Беслик, Леван?
— Никто.
— С нами тоже никто.
— Пошли они все к черту. Я уезжаю в отпуск. Надеюсь, к моему возвращению их в Америке уже не будет.
— Если Гросс говорил правду, то через неделю дело будет закрыто. Повезло мерзавцам. Наверное, ты у них счастливая карта. Благодаря тебе Беслика освободили до суда, теперь опять же благодаря тебе суда вообще не будет. Они тебе должны миллион долларов.
— Пока что Беслик хочет назад свою десятку.
— Скотина.
Я приехал домой и лег спать. По-моему, звонил телефон, но у меня не было сил проснуться. А когда проснулся, вещи в дорогу были собраны и Крис радостно суетился, запихивая в свою сумку какую-то игру.
Было уже темно, когда мы отчалили от дома и, выехав на 80-й межштатный хайвей, взяли курс на запад.
— На запад, отец, двигай на запад, — сказал Крис.
Айлин рассмеялась и сказала:
— На запад, муж, двигай на запад!
Через час пути мы миновали Делаверское ущелье. Айлин села за руль, а я задремал.
— Здесь мы с папой вчера были, — сказала Крису Айлин, когда мы поравнялись с городком, где находился «Бар Мэри-Джо».
— Что делали? — иронично спросил Крис.
— Ничего. Просто были, и все.
— Кстати, куда мы едем? — спросил Крис. — Не сюда же.
— Нет, не сюда. Доедем до Чикаго, а там посмотрим. Может, на пароме через Великие Озера в Канаду, может, на юг свернем. Я понимаю, что тебе такая поездка может показаться скучноватой, но нам нужно всем побыть вместе.
Зазвонил мой мобильный.
— Борис, это Исаак. Что там у вас происходит?
— А что такое, Исаак?
— Мне передали, что ты чем-то недоволен. Так ты знай, в наших силах все исправить. Если бабки нужны, так и скажи.
— Бабки не помешают, Исаак. Заплати — будешь доволен.
— Нет проблем. В понедельник тебе закинут десять штук.
— Пусть оставят у секретарши. Можешь даже двадцать штук закинуть.
— Что так, Борис?
— Скоро ты сам все узнаешь.
— Есть какие-то новости?
— Есть, но связь прерывается. — Я выключил телефон.
Пошел дождь. Айлин вела машину, Крис спал на заднем сиденье. Вокруг была Америка.
Дальнейшая судьба некоторых героев этой истории такова.
Спустя пару лет после возвращения в Москву Леван Ованесян пошел в больницу проведать раненого сына. Находясь в палате, подошел к раскрытому окну покурить. В этот момент его сразила пуля снайпера, попавшая в голову. Думаю, это событие сам Леван откомментировал бы коротко и емко: «Раз убили, значит, пидораст».
Беслик Бароев стал владельцем казино в Москве. Убили его примерно в двухтысячном году. Учитывая особенности его характера, я считаю Беслика долгожителем.
Дика Бароев парализован после пулевого ранения в позвоночник.
Сережа Карпович продал «Прибой» и купил небольшую гостиницу с рестораном и бассейном на Лонг-Айленде.
В 1995 году Джон Бэйкер защищал одного из обвиняемых в деле, связанном с первым взрывом во Всемирном торговом центре в Манхэттене в 1993 году. Сейчас Джон сидит в тюрьме, потому что брал деньги с клиентов, за юридическую защиту которых, в силу их бедности, ему заплатил штат.
Лэйн Стюарт умер в 2004 году.
Кевин Гросс стал судьей.
Брайан Макинтайр по-прежнему практикует в Коннектикуте.
Судья Масси на пенсии.
Барри Арнитц практикует в Нью-Йорке.
Скотт Кроссфилд, первый пилот, достигший скорости двух Мах’ов и которому не хватило пешеходной скорости до трех Мах’ов, погиб в штате Джорджия 19 апреля 2006 года, когда пилотируемая им одномоторная «Сессна» врезалась в землю. Ему было 84 года.
Рому и Славика арестовали в 1997 году за вымогательство. Рома согласился сотрудничать с прокуратурой и после окончания судебного процесса скрылся в дебрях программы по защите свидетелей. Наверное, живет под другим именем в каком-нибудь захолустном штате. Славик, если хорошо себя вел, уже должен был выйти. Ему дали десять лет, а при хорошем поведении в федеральных тюрьмах со срока сбрасывают аж пятнадцать процентов срока.
Илья Горский стал еще более популярным писателем. Историю с Бесликом и Леваном он помнит, я думаю, хорошо. Иногда я его вижу по телевизору.
Билл расстался со своей русской девушкой и растворился в Америке. Я его не видел с тех самых времен.
Я ничего не знаю про Армена Аганбегяна и негодяя Шихмана.
Мне неизвестно также, что произошло с Колей. Насколько я знаю, он улетел в Москву вместе с Бесликом и Леваном. Конечно, любопытно бы узнать, кем же он был на самом деле, но не настолько, чтобы что-нибудь предпринять для этого.
Верка и Зинка
— Море-то какое теплое, — сказала, подсаживаясь, Зинка. — Ты давно уже тут?
— Неделю, — ответила Верка. — А ты когда прилетела?
— Два часа назад. А когда нас кормить будут?
— Никто нас кормить не будет. Ты разве никакой еды с собой не привезла?
— Конечно привезла. Просто горяченького чего-нибудь хочется.
— В мотеле кофе можешь попить. Если налево по дороге пойдешь, через километр увидишь бодегу — там суп куриный съесть или рис с бобами. И то и то сорок песо.
Девушки вошли в теплую воду, поплыли на боку вдоль побережья. Было пустынно. Иногда по дороге, идущей по берегу, проезжала ржавая машина или автобус без окон.
— Три дня назад мимо Доминиканской Республики ураган прошел, совсем недалеко, — выплевывая фонтанчиком воду, сказала Верка. — Небо было все черное, волны громадные. Видишь, сколько мусора нанесло на берег. Сегодня первый день тихо.
— А сколько нам еще здесь сидеть? — тоже фыркая, спросила Зинка.
— Ты семнадцатая. Капитан сказал, что наберем двадцать к понедельнику, тогда и поплывем. А я уже здесь торчу больше месяца.
— Страшно все это, — сказала Зинка.
— А мне дома еще страшнее. Ты, Зина, откуда?
— Из Ивано-Франковска. А ты?
— Из Иршавы.
— Так мы ж с тобой соседи, — обрадовалась Зинка.
— Зина, мы все тут соседи — вся двадцатка из западенцев будет. У нас западенский набор.
Зинка и Верка вышли на берег и улеглись на песке. Песок мгновенно прилип к белым волосам Верки и к черным Зинкиным. Тело Верки было черным от загара, а Зинкино — только чуть-чуть смуглым. Верка была немного выше Зинки.
— Спать хочется, — сказала Зинка. — У меня еще время все перевернутое. Это ты здесь бусинку в пуп вставила?
— Нет, год назад в Турции. Красиво?