ставят говенные, и стригут херово, как в украинской деревне, все у них через жопу. Пошли к Аскольду, все говорят, что он хоть и иммигрант, но не похож на других.
— Ты позвони ему, назначь встречу, а я пошла к своим старикам мыть-стирать-готовить.
— Какие тебе хоть старики-то попались?
— Ты знаешь, нормальные. Я бы хотела, чтобы такая старость была и у моих родителей, да и у меня тоже. Здесь мне за это платит штат Нью-Йорк, а там кто за это платить будет? Украина, что ли? Нет, Верка, ходить нам там с грязными жопами.
— Не ходить, а лежать, Зинка.
— Со спины разделывай — так легче избавиться от костей, — посвящала Римма Зинку в секреты готовки гефилте фиш. — Начиняй поплотнее, поплотнее! А теперь бочка смажь хреном и в кастрюльку ее.
Йося сидел в гостиной и глотал слюни. Из кухни шел такой вкусный запах, что он с трудом мог сосредоточиться на радиопередаче «Викторина», которую очень любил.
— Сталин, Черчилль и Рузвельт встречались: а) в Сочи, б) в Ялте, в) в Мацесте. Тридцать секунд на ответ, — хорошо поставленным голосом произнес ведущий.
Тик-так, тик-так, тик-так, — начал отстукивать секундомер.
— Повторите вопрос, — попросил позвонивший на радиостанцию иммигрант.
Ведущий начал повторять вопрос, а Йося завопил:
— В Ялте! В Ялте они встречались! Ты еще спроси, кто такие Черчилль и Рузвельт, дегенерат!
— В Сочи, — решительно объявил слушатель.
— А вот и неправильно! — сказал ведущий. — Сталин, Черчилль и Рузвельт встречались в Ялте. Увы, вам не достанется бутылочка замечательного вина «Мукузани», которую мы сегодня разыгрываем.
— Это он помнит, — сказала Римма, — а вот штаны застегнуть не помнит. Можешь его любую химическую формулу спросить — сразу скажет, а как мою мать звали, никогда не вспомнит. А ведь он любил мою мать, царство ей небесное.
— А кем Йося работал? — спросила Зинка.
— Химию преподавал в институте, доцентом был. Сюда приехал уже в пенсионном возрасте, ни дня не проработал. Господи, благослови Америку, ничего мы тут не заслужили, а все получили — и пенсию, и медицину бесплатную. А Йосин двоюродный брат Яков, он тоже доцентом был, остался в Одессе. Что он имеет? Что мы пошлем, то он и имеет.
Зинка накрыла на стол, вытащила из духовки рыбу.
— А это мы будем есть? — спросил Йося.
— Что ты имеешь в виду — «это»? — спросила Римма.
— Ну, это, забыл, вкусное такое. Мне после него хорошо было.
— Йося, тебе после всего неплохо, — сказала Римма. — Ты когда вспомнишь, скажешь. А сейчас к столу.
Йося сделал попытку встать с кресла, но не смог. Зинка подбежала к нему, наклонилась, подставила плечо. Йося оперся на ее плечо, и рука его тут же соскользнула на Зинкину грудь.
— Ты моя жена, — невинно сказал Йося, глядя на Зинку.
— Какая она тебе жена, старый йолт, — незло сказала Римма. — Давай вставай, хватит притворяться. А то настоящая жена сейчас тебе покажет.
Йося довольно быстро поднялся с кресла и зашаркал к столу. Зинка рассмеялась и села между ним и Риммой.
Гефилте фиш была такая вкусная, что и говорить за едой не хотелось. После рыбы Зинка подала компот из сухофруктов. В компоте были сливы, абрикосы и, конечно, изюм.
Наевшись и напившись, Йося заснул прямо за столом. Зинка встала, чтобы убрать со стола, но Римма сказала:
— Не торопись, Зина, успеем убрать. Давай посидим полчаса, поговорим. Когда ты приехала в Америку и откуда?
Зинка не стала рассказывать всю свою историю. Сказала только, что она из Ивано-Франковска, приехала около года назад, подала на политическое убежище и что интервью состоится через два-три месяца. Подумав, добавила, что муж ушел из семьи.
— А кто твои родители?
— Папа кузнец, а мама была воспитательницей в детском садике. У меня две девочки, старшая, Юля, на скрипке играет.
— Еврейская профессия, — вдруг проснулся Йося.
— Батюшки, а он, оказывается, и не спит! — всплеснула руками Римма. — Да, с тобой не посекретничаешь. Зина, мы с Йосей будем молиться, чтобы у тебя все было хорошо и чтобы девочки твои приехали к тебе в Америку. Принеси нам их фотографии, мы их повесим на стене.
— Спасибо, Риммочка, — сказала Зинка и поцеловала Римму в щеку.
— И меня, — снова проснулся Йося.
— Йося, по-моему, я сильно ошибалась насчет тебя всю свою жизнь, — сказала Римма. — Но поздно об этом говорить. Пошли в спальню, подремлем.
Вскоре Йося заснул, а через несколько минут после него заснула и Римма. Они лежали на просторной кровати, руками касаясь друг друга. Зинка накрыла Йосю пледом и села неподалеку от кровати на стул. На тумбочках по обеим сторонам кровати стояли фотографии Йоси и Риммы в молодости. На одной была надпись «Гудаута, 1956 год». В свое время Йося и Римма совершили круиз на теплоходе «Победа» — об этом свидетельствовала черно-белая фотография, где они стояли на трапе на фоне спасательного круга с надписью «Победа». На Йосе — брюки с очень широкими штанинами, а Римма в легком платье с рукавами по локоть, на ногах босоножки. Фотографии детей — сына Валентина и дочери Ривы — помещались на трюмо напротив кровати. Со слов Риммы Зинка знала, что Рива с семьей живет в Чикаго, а Валентина его фирма послала в Германию.
— Вся фирма на нем держится, — сказала Римма. — Там на нем держался завод «Прибор», а здесь просто вся его фирма. Они ему положили сто тысяч в год и все бенефиты, лишь бы он от них не уходил.
Зинка подумала, что странно устроена жизнь в Америке, — дети не должны содержать родителей. Почему за все платит штат, когда у них сын и дочь вполне устроены? Вот и платили бы они мне за то, что я с ними сижу. Да и взять отца с матерью могли бы к себе в дом — вон какой у Ривы дом на фотографии. И бассейн, и подвал оборудованный с биллиардом, и двор большой. Что, одну спаленку для родителей выделить жалко?
Офис Аскольда был похож на музей. В приемной старинная мебель, на ампирном столике — бронзовая лампа с диковинным слюдяным абажуром с нарисованными на нем журавлями и ирисами. На стенах в резных рамах висели картины со сценами охоты. Посередине низкий прямоугольный столик, на котором стояли бронзовые черепашки, собачки, кошки, сова, и рядом еще — круглый кофейный столик. Неяркий свет, тишина: все в этом офисе настраивало на серьезную работу. Кроме Зинки и Верки, в приемной никого не было.
Секретаршу Аскольда — на вид ей было лет сорок пять — звали Инга. Одета она была просто и с большим вкусом.
— С чем вы предпочитаете кофе? — спросила она Верку и Зинку. У нее был легкий акцент. — Сливки, сахар?
Зинка и Верка засмущались и отказались от кофе.
— Может быть, содовой или минеральной воды?
— Да, водички можно, — сказала Верка.
Когда Инга пошла за водой, Верка прошептала:
— Да, с такой секретаршей Аскольд должен брать большие бабки. Вряд ли он ее трахает, как Лифшиц эту сучку Леночку.
— А ты видела когда-нибудь Аскольда? — спросила шепотом Зинка.
— Только по телевизору, он выступал в какой-то передаче.
— Смотри, мы ему еще ничего не заплатили, а он нас уже кофе угощает.
Вернулась Инга и поставила на столик две бутылочки с водой «Перье» и два небольших стакана. Верка посмотрела на часы — без пяти два. Встреча была назначена на два. Верка налила воды себе и Зинке. Было так тихо, что шипение «Перье» в стакане казалось неуместно громким.
Ровно в два часа Инга пригласила девушек в кабинет Аскольда.
Кабинет оказался продолжением музея: повсюду полки с книгами с золочеными переплетами, фигурки из металла и дерева, на стенах картины. На массивном столе с львиными лапами тускло блестела медная лампа под зеленым абажуром. Напротив стола стояли два глубоких удобных кресла для клиентов, кожа на них, натянутая в складочку, была прибита красивыми медными гвоздиками.
Верка и Зинка сели в кресла.
— Здравствуйте, — сказал Аскольд у них за спиной.
Зинка и Верка повернулись и увидели мужчину непонятного возраста. Ему можно было дать лет сорок, а можно и пятьдесят, и даже шестьдесят. Худой, в джинсах и черной водолазке под синим блейзером. Волосы черные, нос крупный, орлиный. Аскольд прошел мимо девушек и сел за стол.
— Здравствуйте, — почти хором сказали Верка и Зинка.
— Несколько правил, — начал Аскольд. — Во-первых, вы ничего мне не рассказываете, пока я сам не попрошу вас об этом. Если я задам вопрос, вы отвечаете только на вопрос. Если я спрашиваю когда, вы не говорите где, если я спрашиваю где, вы не говорите когда. Вы не задаете вопросов, пока я не скажу, что можно задавать вопросы. Объясню, для чего эти правила. Во-первых, чтобы застраховать себя от вас. Потом поймете, что я имею в виду. Во-вторых, вы должны научиться общаться с работниками американской иммиграционной службы. В-третьих, вы должны учиться правильно думать и правильно жить. Как и в случае с первым пунктом, вы потом поймете, что я имею в виду. А сейчас дайте мне, пожалуйста, ваши папки с документами. У меня уйдет минут двадцать, чтобы ознакомиться с вашими делами. Можете сидеть здесь, а можете пойти погулять и прийти через час.
— Мы посидим, — сказала Верка.
Аскольд взял Зинкино дело и углубился в чтение. Иногда он хмыкал, иногда делал пометки в своем блокноте, один раз даже рассмеялся. На Зинкино дело у него ушло не больше десяти минут. Столько же ушло и на Веркино.
— Дела у вас, Вера и Зина, почти что одинаковые. Не страшно, если я закурю? Да, почти одинаковые. Как я вижу, обе вы были клиентками моего покойного коллеги Марка Лифшица.
— Да уж, были, — не удержалась Верка.
— Вера, пожалуйста, помните о правилах. Я сейчас не буду комментировать работу Марка, скажу только, что идея с цыганами была неплохая, я бы даже сказал — свежая, но выполнение не на высшем уровне. Много гротеска, как, например, эпизод со свиньей, но не это самое страшное.
— Ну, пугайте уж до конца, господин Аскольд, — сказала Верка.