Дальнейшая судьба Бренды оказалась более богатой событиями, чем Митина. Вскоре после того, как Митя с ней распрощался, Бренда вместе с Махмудом укатила в далекий жаркий Египет, где вышла за Махмуда замуж, а через несколько месяцев родила замечательную рыжеволосую девочку. Поскольку Бренда была замужем за Махмудом, то он и значился отцом девочки в ее метрике. Почему Махмуд не всполошился, увидев рыжую Дженнифер, я не знаю. Может быть, он был занят и не врубился в ситуацию, может быть, просто неумный человек, а может быть, так сильно любил Бренду, что цвет кожи и волос ребенка для него не имел никакого значения. Последнее вряд ли, потому что жизнь Бренде Махмуд устроил адскую, то есть мусульманскую. По тому, как он пил виски в Лэйк Плэсиде, Бренда не могла предположить, что Махмуд на самом деле набожный мусульманин, с превеликим усердием исполняющий все предписания Корана, особенно те, которые касаются жен. Не укрыв голову и лицо, Бренда не имела права выходить на улицу, да и в чадре она тоже не особенно могла куда пойти. Махмуд оказался страшным ревнивцем, пару раз отколотил Бренду за какие-то провинности, но ни разу, надо отдать ему должное, не укорил ее за рыжую Дженнифер.
Через год после переезда в Египет Бренде удалось попасть в американское посольство, где она пожаловалась на свою горькую судьбу, а заодно оформила для Дженнифер американский паспорт. Узнав, где была Бренда, Махмуд задал ей хорошую трепку, сказав, чтобы она даже не помышляла о бегстве, иначе он ее убьет, и ему за это ничего не будет по законам шариата. Бренда плакала днями и ночами, вспоминая Лэйк Плэсид, Адирондакские горы и, может быть, даже Митю на лыжне. Украинские евреи с женщинами все-таки обращаются помягче, чем набожные египтяне. Изредка Бренде удавалось бывать в американском посольстве, где она советовалась, как убежать из ненавистного Египта вместе с Дженнифер. Консульские работники особого сочувствия не выражали, но объяснили, что в аэропорту у нее могут потребовать справку от отца, заверенную нотариусом, — что он не против путешествия ребенка за границу. О том, чтобы попросить такую справку у Махмуда, не было и речи — изобьет и заберет паспорта. Бренда пыталась переделать свидетельство о рождении Дженнифер и вписать туда в качестве отца Митю, что, как она уверяла дипломатов, соответствовало действительности, но ей сказали, что такой выход из ситуации абсолютно исключен и для изменения в графе «отец» нужно решение суда. Хотя Махмуда нельзя было назвать нежным отцом, да, собственно, его вообще нельзя было назвать отцом в том смысле, как то понимают украинские евреи и большинство цивилизованных людей на земле, суда о лишении его отцовства он точно не допустил бы.
Наказание Бренды длилось три года. В конце концов ей удалось отложить нужную сумму денег и купить два билета на Нью-Йорк. В один прекрасный день, выйдя с Дженнифер погулять, домой она не вернулась. В аэропорту, вопреки предостережениям консульских сотрудников, у нее не потребовали никаких справок. Белые мать и дочь путешествуют вместе — что же тут подозрительного?
Прилетев в Нью-Йорк, Бренда там и осталась. В родной Лэйк Плэсид возвращаться ей было стыдно. Сначала она с Дженнифер ночевала у дальних родственников, потом те посоветовали ей подать бумаги для оформления пособия для бедняков — вэлфера, поскольку работать, имея трехлетнего ребенка и не имея няни, трудно.
Офисы вэлфера — самые унылые места в Америке, как, впрочем, наверное, и в любой другой стране, если они там имеются. Длинная очередь, состоящая в основном из представителей цветного населения, неповоротливые клерки, которые мало чем отличаются от людей в очереди. У многих бумажные пакеты с кусками жареной курицы из ближайшей закусочной «Жареные цыплята из Кентукки», банки с кока-колой. Несмотря на бедный вид, очередь дурно не пахнет, не считая, конечно, цыплят из Кентукки. Бренда отстояла несколько часов, пока ей не вручили анкету с инструкциями по ее заполнению.
Заполняя анкету, Бренда честно указала, что отец ее дочки Митя. Она также записала фамилию Мити и его предполагаемый адрес. Просматривая заполненную анкету, женщина-клерк сердито сказала:
— А этот почему алименты не платит? Тут большинство женщин не знают, кто отец ребенка, а если знают, кто отец, то не знают, где он, а если знают, где он, то только потому, что он на том свете, а вы знаете, и кто отец, и где он живет. Почему же вы не требуете с него алиментов? Ну, ничего, мы этого спермодонора быстро достанем!
Плохая бумажка запросто может испортить лучший лыжный день, особенно если этой бумажкой оказывается повестка в суд по делу об отцовстве и алиментах. Какой ребенок? Какие алименты? Какая Дженнифер аль-Касем? И почему надо ехать в Нью-Йорк, добрых семь часов езды от Лэйк Плэсида? О том, что это весточка из далекого, четырехлетней давности, прошлого, Митя даже не догадывался. Но внимательно прочитав повестку еще раз, увидел, что судят его люди штата Нью-Йорк, но не по своему почину, а от имени Бренды Келм, матери несовершеннолетней Дженнифер аль-Касем. Бренда! Дальнейшее восстановление цепочки событий заняло у Мити несколько секунд. Он понял все.
На первом судебном заседании я увидел глупую аморальную Бренду и хорошенькую, смешливую Дженнифер с рыжими кудряшками. Она была копией Мити. Митя окинул взглядом Дженнифер, но не поздоровался ни с ней, ни с Брендой. В зал вошел судья, и все встали. Судья был пожилым, красивым мужчиной. Он тут же нарушил декорум, сойдя с кафедры и пригласив всех сесть за большой овальный стол, стоящий в зале. Людей штата Нью-Йорк представляла адвокат по фамилии Левин — рыхлая женщина средних лет, явно не привыкшая к схваткам, от исхода которых зависела бы ее карьера. Поскольку ее клиентами всегда были люди штата Нью-Йорк, то недостатка в делах не было.
— Дело об отцовстве, — нудно начала Левин. — Предположительный отец в течение трех лет злостно уклонялся от выплаты алиментов.
— Ваша честь, — обратился я к судье. — Мой клиент узнал о том, что он предположительный отец, месяц назад. Ребенок, судя по всему, родился в браке, причем не с моим клиентом, чья фамилия совсем не аль-Касем. Фамилия мамы — Келм, из чего я предполагаю, что миссис Келм была, а может быть, и до сих пор состоит в браке с господином аль-Касемом, отцом Дженнифер. Ни о каком злостном уклонении от выплаты алиментов не может быть и речи.
— Ну, это дело мы быстро решим, — сказал судья. — Назначим тест ДНК, он все и покажет. А можем и не назначать, если господин Куперман (это Митя) признает девочку своей дочкой. Алименты он начнет платить с сегодняшнего дня, поскольку закон разрешает ему не платить задолженность за три года, прошедшие со дня рождения ребенка. Господин Куперман, посоветуйтесь со своим адвокатом, может, примете правильное решение — девочка все-таки на вас похожа. Но это я не как судья говорю, а просто так, по-человечески.
— Ваша честь, давайте сделаем перерыв на полчаса, я поговорю со своим клиентом, — сказал я.
— Замечательная мысль, — поддержал меня судья, встал и вышел из-за стола.
Мы с Митей расположились в парке около суда, взяли по хот-догу с кока-колой.
— Какая Дженнифер красивая девочка! — начал я.
— Да, классная девка, но признавать отцовство я не буду. Я с хорошей девушкой сейчас живу, жениться собираюсь, и вдруг — трехлетний ребенок. Да и получаю я не так уж много.
— Митя, судья ведь все равно назначит тест ДНК, и ты догадываешься, какой результат он покажет.
— Вот когда покажет, тогда и будем говорить, — отрезал Митя. — До какого возраста алименты платят?
— Минимум до восемнадцати, максимум до двадцати двух, если дочка будет учиться в колледже по полной программе.
— Ничего себе! Еще восемнадцать лет алименты платить! Нет, давай уж сражаться до конца.
Мы вернулись в зал суда, и судья назначил тест ДНК. Малютке Дженнифер предстоял болезненный укол.
Результаты теста ДНК показали, что вероятность Митиного отцовства составляет 99,96 процентов. Вряд ли кто-либо из мужчин, живущих на земном шаре, мог бы иметь большие основания считать Дженнифер своей дочкой, чем Митя.
Втайне я был рад. То, что Митя отец девочки, ни у кого не вызывало сомнений. Сам Митя, конечно, тоже понимал это. Будучи молодым отцом (а моя собственная дочь родилась за год до описываемых событий), я внутренне порицал Митю за слабодушие — неужели для него все упиралось в деньги? Неужели еврейская кровь Мити оказалась стоячей? Алименты на одного ребенка составляют семнадцать процентов от «грязного», доналогового годового дохода. Есть ли лучший способ потратить эти семнадцать процентов? На еду Мите хватит, на жилье в Лэйк Плэсиде тоже, даже на приличную машину останется. И при этом у него будет возможность общаться с собственной дочерью, брать ее к себе на каникулы, ездить с ней отдыхать, учить ее бегать на лыжах.
Настоящий адвокат, наверное, так рассуждать не должен. Клиент поставил задачу — выполняй. Не можешь — откажись! Я решил позвонить Мите и прямо ему сказать, что представлять его дальше не буду, потому что считаю его поведение свинским. Я мог позволить себе сказать что угодно — мы были приятелями, да и денег с него за ведение этого гнусного дела я не брал.
— Скажи, а какая теперь разница, будешь ты меня представлять или нет, когда на выигрыш у меня шансов практически нет? — спросил Митя, выслушав мои порицания.
— Митя, мне противно играть в суде комедию, что-то говорить, оспаривать результаты теста. В душе я считаю, что ты должен признать отцовство и платить алименты.
— Послушай, эта блядина жила одновременно со мной и этим египтянином. Пусть он и платит алименты, раз женился на ней.
— Ты прав насчет Бренды, но при чем здесь девочка?
— Девочка ни при чем, но когда она родилась, Бренда и Махмуд записали ее своей дочкой. Бренда — мама, Махмуд — папа. Три года спустя оказывается, что папа не Махмуд, а я. Это, ты считаешь, справедливо?
— Митя, мне трудно будет защищать тебя.
— Просто ты испугался результатов теста. Я же не буду тебя проклинать, если мы проиграем дело, я и так тебе благодарен, что ты денег с меня не берешь. Пойдем, отсидим формальное слушание, я ведь все равно по-английски не очень.