А потом шеф, не меняя тональности, произнёс одну фразу, и Свете почудилось, что где-то тревожно звякнул колокольчик, привязанный к сторожевой нити.
— Та коробочка, что ты показывала мне утром, — сказал Манасов, словно между прочим. — Хотелось бы взглянуть на то, что в ней лежало.
— Там был новодел, — повторила Света утреннее объяснение. — Дешёвое колечко, совсем неинтересное.
— Возможно, возможно… Но иногда вещь не совсем то, чем кажется с первого взгляда. А иногда совсем не то.
Он помолчал и добавил:
— Покажи мне его.
Последние слова Манасов произнёс иначе, чем говорил до сих пор, — резко произнёс, как приказ. Словно бы чужой в его черепе выглянул в очередной раз сквозь глаза-иллюминаторы, решил: «Пора!» — и взялся за рычаги управления.
Руку, на пальце которой красовалась серебряная змейка, Света, в течение всего разговора держала под столом. Если бы её попросили объяснить, отчего Пончику никак нельзя увидеть кольцо, она не смогла бы. Не нашла бы рациональных объяснений. Нельзя — и точка. А если попробует взять силой, она закричит, заорёт на весь музей или даже шарахнет между глаз увесистым дыроколом, но не отдаст.
Но сначала стоило решить дело без эксцессов. Допустим, шеф пока ещё в состоянии держать под контролем тараканов в своей голове… И Света вернулась к утренней байке:
— Я и сама его не видела… Это кольцо подруги, и коробочку она мне дала пустую.
Манасов поморщился, словно с самого начала не принимал историю о подруге за чистую монету.
— Позвони ей. Прямо сейчас. Попроси кольцо на пару дней. Договорись встретиться сегодня. Звони!
И вновь это сказал кто угодно, только не Пончик, всегда предпочитавший в общении метод пряника, а не кнута, и отдававший приказания со всевозможными реверансами. Со Светой говорил чужой.
Она до сего дня никогда бы не подумала, что забавно выглядевший толстячок может быть страшным… Реально страшным, не в качестве фигуры речи. Оказалось, мог.
Неторопливым движением Света взяла со стола мобильник (рука с кольцом по-прежнему оставалась под столом). Как будет выкручиваться, пока не представляла. Набрать липовый номер без последней цифры, имитировать разговор, завершающийся якобы отказом несуществующей подруги?
Манасов наблюдал за ней внимательно, словно кот за появившейся из норки мышью. Наверняка и вслушиваться будет, а динамик у телефона хороший, мощный… И как начальник отреагирует, обнаружив обман, в нынешних обстоятельствах лучше даже не гадать. Надо реально звонить реальной подруге.
Она позвонила Наташке — уже звонила ей сегодня, хотела попросить забрать Кирюшу, но абонент оказался вне зоны приёма. Может, и сейчас подруга там, вне зоны. А если вернулась в сеть, надо попросить у неё колечко с христопразом, никакого отношения к коробочке не имевшее. Наташка не удивится, предварительный разговор на эту тему уже состоялся, кольцо замечательно подходило к сережкам Светы.
К счастью, спрашивать не пришлось: механический голос поведал, что абонент в зону приёма так и не вернулся.
Манасов наверняка слышал ответ. И, недолго поразмыслив, произнёс:
— Дай мне её номер. Я сам позвоню позже.
Он говорил холодно и уверенно. Словно имел полное право отдавать распоряжения, никоим образом не относящиеся к компетенции старшего научного сотрудника Кунсткамеры. Словно даже не задумывался о возможности отказа.
Свете показалось, что она прикоснулась спиной к жёсткой каменной кладке. Стена, отступать некуда. Надо идти на прорыв. Надо сделать всё, чтобы оказаться подальше от этой комнаты и этого человека.
— Я никому не даю телефоны подруг. Тем более пожилым и женатым мужчинам.
Слова звучали твёрдо, даже с вызовом, но Света чувствовала, что её рука, машинально стиснувшая дырокол, мгновенно вспотела, пальцы скользили по гладкому металлу…
Манасов начал, но не завершил непонятное движение, вроде как потянулся к Светиному телефону, но застыл и замолчал. Завис.
— Ещё вопросы есть? — спросила Света, отбрасывая остатки такта, возможные служебные неприятности представлялись сейчас пустяком, не заслуживающим внимания. — Вопросы, касающиеся работы?
Манасов молчал, не двигался.
— Тогда до свидания, рабочий день закончился.
Она подхватила со стула сумочку и двинулась к двери по замысловатой траектории — так, чтобы ни на секунду не выпускать шефа из вида. Но с его стороны опять-таки не последовало ни звука, ни движения.
Вот и поговорили.
…Вновь и вновь прокручивая в памяти их разговор, Света не заметила, как черепашье продвижение троллейбуса сменилось полной неподвижностью, и сменилось уже давно. Она бросила взгляд за окно и поняла, что видит всё тот же склон, поросший прошлогодней травой, и всё тот же кустик на склоне — троллейбус вполз в некое подобие гигантской канавы, готовясь нырнуть под железнодорожный мост. Но так и не нырнул — пейзаж за окном остался тем же, однако сумерки, окутывавшие его, сгустились гораздо сильнее.
Сзади, чуть ли не впритык, стоял другой троллейбус, впереди — ещё один, а перед ним — ещё… Обрыв проводов? Приехали?
Догадка подтвердилась. Водитель объявил по громкой связи: авария на электролинии, сколько придётся стоять, неизвестно, так что все желающие могут покинуть салон. И открыл переднюю дверь. Света в числе желающих пошагала к выходу, добираться ей оставалось неполную остановку.
Темнело. Солнечный апрельский день сменился зябким вечером, крепчающий ветер снова затянул небо тучами, но дождь вроде бы не собирался, и Света решила дойти до Фонарёвых пешком.
Цепочка пассажиров, покинувших троллейбусы, спустилась под мост. Авария случилась именно там — стоял фургон аварийщиков, оставив для движения лишь одну полосу, рабочие в сине-оранжевых спецовках возились с проводами.
Света с удивлением подумала, что сбылся утренний прогноз человека, выдернувшего её из-под колёс мотоцикла и вручившего коробочку с кольцом. Хоть с опозданием, но сбылся: и обрыв линии, и вызванная им пробка. События сегодняшнего дня заставили позабыть утреннюю встречу, даже когда шёл разговор с Манасовым о кольце, Света не вспоминала колоритную парочку, полностью сосредоточившись на нюансах в поведении шефа.
А сейчас вспомнила…
До перекрёстка, где встреча произошла, недалеко, ярдов триста. Света невольно осмотрелась: не видно ли старого и его компаньона? Вдруг так и шатаются до сих пор поблизости? Тогда она немедленно вернёт и кольцо, и его упаковку, избавившись хотя бы от одной проблемы.
Никого похожего не увидела, а значит, проблему придётся решать самой. Хотя как знать… Вновь столкнуться в многомиллионном городе с двумя случайными встречными можно с вероятностью, близкой к нулю… Но Света заподозрила, что утренняя встреча была далеко не случайной.
Она прошла под железнодорожным мостом, затем по другому мосту, автомобильному, перекинутому через речку Волковку, хотя названия реки водоём заслуживал слабо: канава меж бетонных берегов, заполненная сточными водами, не замерзающими даже в двадцатиградусные морозы.
Здесь, за мостами, улица Типанова уже обернулась проспектом Славы, железнодорожная полоса отчуждения закончилась, начались дома и магазины, и троллейбусные пострадальцы, державшиеся до сих пор плотной группой, потянулись в разные стороны.
Света двинулась налево — через переход и вдоль по Белградской. Фонарёвы вообще-то жили на параллельной улице, но она решила сократить путь, срезав угол яблоневого сада. Шагала, а в голове крутилось слово «кремний» — одно из немногих, что ей удалось разобрать в бормотании голоса, не то и в самом деле звучавшего за стеной, не то примерещившегося, когда она застыла в оцепенении перед колбой. Да, кремний, никакого иного значения латинского слова «силициум» она не смогла вспомнить. А почва, как известно, состоит из органических веществ и измельчённых минеральных пород. И основа тех пород — именно кремний.
Любая почва…
Даже та, что насыпана в горшки с фикусами.
Глава 6ЧТО СЛУЧАЕТСЯ В ЯБЛОНЕВЫХ САДАХ
Де Шу не считал себя знатоком и ценителем человской архитектуры, особенно современной, он предпочитал здания, построенные века назад, основательные и надёжные. Возможно, сказывалось полученное в Ордене воспитание, поскольку чуды всегда ценили постройки с фортификационным уклоном, и потому возведённый не так давно Петровский Форт Кемпиусу нравился — исключение, подтверждающее правило. Петровский действительно напоминал форт, или замок, или крепость, в общем, форпост цивилизации в варварской стране, грозная печать силы.
Такие отвлечённые мысли всегда возникали в голове рыцаря, когда он подходил к Форту. И тут же исчезали, стоило пройти сквозь раздвижные двери бизнесцентра. Ухо здесь следовало держать востро, дашь слабину — и мистер Старк проглотит и даже косточек не выплюнет, старой закалки чел — уважает силу, только силу, и ничего, кроме силы. Разумеется, по-настоящему серьёзных неприятностей мистер Старк доставить чуду не мог, при желании де Шу разделал бы старика на мадьярский гуляш и ни единого следа не оставил, но сейчас… сейчас Кемп играл роль чела, чела-вора, и дорожил заработанной среди человского криминалитета репутацией. А мистер Старк мог её разрушить.
Джу поджидал внизу, стоял у края круглого декоративного бассейна, занимавшего центральную часть громадного холла Форта. Увидев де Шу, подлетел вертлявым мотыльком, затараторил:
— Мсье Кемп, ну наконец-то! Мсье Старк вас ждёт, так ждёт, даже послал меня сюда, представляете, и я, конечно же…
Рыцарь тут же прекратил вслушиваться в слова, вылетавшие изо рта Джу со скоростью гильз, выплёвываемых автоматом «Узи», отключил звукоряд, поскольку ничего важного тот не скажет, проверено на практике. Природа наградила вертлявого типа внешностью и манерами, позволявшими сделать неплохую карьеру в кинематографе, играя характерные роли второго плана: сутенёров низкого разбора, «жучков» на скачках или других мелких жуликов и аферистов, но Джу голливудскими лаврами не прельстился, реализовав свои таланты на поприще нелегальной торговли произведениями искусства.