Ей почудилось какое-то движение справа — вполне реальное, не копошение теней под ногами. Резко повернулась, с безумной надеждой, что увидит сейчас родителей, — никого. Показалось…
Вновь перевела взгляд на передние ряды и тут же опять засекла самым краешком глаза, периферийным зрением, нечто движущееся справа.
Поворачиваться не стала: перемещала взгляд, двигая исключительно глазными яблоками, до боли, до рези в глазах, рискуя заработать косоглазие.
И разглядела!
Рядом сидела девушка. Не тень, не силуэт на земле. Но и не реальный, осязаемый человек: нечто полупрозрачное. Света видела сквозь девицу и её кресло стоявшие в отдалении домики, но видела хуже, чем раньше, размытыми и зыбкими.
Кольцо на девушку-призрака не среагировало.
Она продолжила наблюдение. Нежданная соседка отличалась изрядной полнотой, но ничуть не комплексовала: надела платье-свитер, туго обтянувшее выпуклости и складки, и облегающие лосины. Толстушка была полностью погружена в музыку и пение: сидела медитативно, полуприкрыв глаза, покачивалась взад-вперёд…
Света решила поставить эксперимент: медленно-медленно потянулась рукой в сторону пухлого бедра соседки. Она напоминала сама себе робкого восьмиклассника, впервые пригласившего в кино объект своей симпатии и лишь на середине сеанса рискнувшего приступить к делу…
Свою руку Света не видела, но та уже должна была достигнуть цели… И, очевидно, достигла: рука продолжала движение, но чувствовалось легчайшее сопротивление, словно воздух в том месте стал густым и вязким. А ещё почувствовался холод, и не слабый, пальцы не на шутку мёрзли… Света резко потянула руку обратно — как тот же самый восьмиклассник, услышавший возмущённый шёпот подружки: «Ты что, дурак?! В штаны себе руку засунь!» — и, не выдержав, чуть повернула голову: глаза, скошенные до последней крайности, болели всё сильнее. И призрак девушки мгновенно исчез, не таял, не развеивался постепенно: был — и не стало. Света обернулась: позади соседского места равномерно покачивалась тень, и видно было, как платье-свитер плотно обтягивает складки животика.
Света столь же осторожно взглянула налево — не собирается ли кто-нибудь из теней, сидящих там, за масаном, попытаться повторить трюк толстушки? И…
Метаморфоза и впрямь имела место, но произошла она с Охотником. Лицо его изменилось: исчезла классическая правильность черт, скулы стали шире, а нижняя часть лица — уже. Губы стали тоненькими, словно начертанные двумя небрежными штрихами. А из-под губ…
Света подумала, что ошиблась, что случился сбой периферийного зрения или зрения ночного…
Она вновь повернулась к Охотнику, уже не осторожничая, вполне открыто — масан всё равно ничего не замечал, он весь был там, на импровизированной сцене, рядом с объектом своего фанатичного обожания, — и Света окончательно убедилась, что торчащие из-под губ зубы были явно не человеческими. Тоненькие, остренькие, как… как зубы Бэсса, лучшего сравнения не подобрать.
А ещё показалось, что зубы-иглы стали чуть-чуть длиннее за тот короткий промежуток времени, что прошёл между первым и вторым взглядами…
Охотник возбуждён, сомнений нет, причём сильно, однако странная часть тела у него увеличивается при возбуждении… Отнюдь не зрачки.
Ну всё, хватит… Света поднялась на ноги.
Эти песни действительно не для живых. Не ровен час, тут и сама кем-нибудь обернёшься и не заметишь… Она шагала по рядам напрямик, не обращая внимания на тени, подворачивающиеся под ноги. Путь заступил юноша в «аляске» — бесплотный, полупрозрачный, вскочивший со столь же призрачного стула. Исчезать от прямого взгляда юнец не собирался, и Света прошла сквозь него, как сквозь тугой порыв встречного морозного ветра: лёгкое сопротивление, мгновенный укус холода — и всё закончилось. Юноша не заметил — прыгал в такт музыке, беззвучно кричал…
Чуть позже, в дверях «своего» домика, Света оглянулась. Толстушка и юнец в «аляске» оказались первыми ласточками, и сейчас почти вся прогалина была заполнена полупрозрачной публикой.
У теней сегодня действительно праздник…
Она переступила порог и захлопнула за собой дверь.
Из-за окна доносилось:
Красное,
Красное,
Красное,
Красное-э-э
На чёрно-о-о-ом…
Она свалилась на кровать, решив, что возиться со сторожевой баррикадой у двери смысла нет, всё равно под громкие звуки концерта не уснуть… И тут же отключилась, едва лишь голова коснулась панцирной сетки.
Глава 16ДЛЯ КОГО ТАНЦУЮТ НЕТОПЫРИ
Кемп был в бешенстве. Ему хотелось выдрать из глотки наёмника Грина его похабный, напоминающий хриплый лай смешок, выдрать вместе с кадыком и бросить собакам. Хотелось пойти к Шакиру и популярно, на пальцах, растолковать, чем наёмники, даже среднего уровня подготовки, отличаются от собачьего дерьма, растолковать, тыкая шаса рожей в эту самую субстанцию. А потом, не позволив Шакиру умыться, вылить в унитаз весь его запас знаменитого сорокалетнего коньяка.
Кемп понимал, что отчасти сам виноват в произошедшем, и оттого бесился ещё больше.
Ведь знал, знал, что Лора ненадёжен, что наёмник покидал пост, наблюдая за квартирой Мосийчука… Знал, но дал второй шанс ублюдку, хотя тот заслуживал в лучшем случае пинка под зад. Понадеялся, что напарник не позволит обормоту расслабиться, а в результате расслабились оба.
Зацепок почти нет, сработали незваные гости быстро и чисто: пришли, убили наёмников, забрали мальчишку, ушли. Ничего лишнего.
Кемп был в бешенстве, но, когда он оказался на месте, оно растаяло, оставив после себя злость и ощущение безнадёжности: у входной двери рыцарь почувствовал остаточное возмущение магического поля — здесь совсем недавно активизировали заклинание. То ли морок наводили, то ли вскрыли дверь артефактом — не важно, важен сам факт применения магии. Который означал, что шансов у расслабившихся наёмников всё одно не было.
— Пропало что-нибудь? — без особой надежды осведомился Кемп у Грина.
— Вроде всё на месте, хотя… — Командир наёмников огляделся. — Или он на кухне?
Грин на несколько секунд вышел из комнаты, вернулся и доложил:
— Ноут пропал. Лора новый купил днями, так не расставался с ним даже в сортире… Теперь нету.
С места убийства пропал ноутбук, для проникновения использовали магию, а в воздухе попахивает запахом виски… Шапки?
— Слушай новое задание, Грин. Собираешь всех оставшихся, и на двух машинах отправляетесь…
Он ставил задачу чётко, продуманно, конкретизируя важные моменты, а прочее оставляя на усмотрение исполнителей… Всё как всегда. С одним отличием: смысла в задании не было. Никакого. Смысл появится, когда Грин доложит Шакиру — глупо сомневаться, что такой доклад вскоре последует. Пусть шас хорошенько поломает голову над камнем, брошенным в кусты.
— Всё понял?
— Что ж не понять, хех, хех… А с этими что делать? С Лорой и Рубиком?
— Езжай. С ними я сам разберусь.
Кемп солгал — разбираться с трупами он ни секунды не собирался. Поваляются тут день да ночь, а потом всё станет не важным. Потом пусть Шакир занимается посмертным обустройством своих облажавшихся подручных.
Но сейчас, на эти сутки, Шакира необходимо любой ценой вывести из игры. Кемп опрометчиво пообещал ему, что в деле не будут замешаны Великие Дома, а поскольку на горизонте появились Красные Шапки, хитрый шас способен аннулировать их договоренность и стать помехой. Нужно с ним переговорить…
И Кемп, не откладывая, отправился в торгово-развлекательный центр «Пассаж на Балканской». Машину оставил в дальней части подземного паркинга, хотя свободных мест хватало и поблизости, но привычка — вторая натура, и правильные привычки дают шанс пожить подольше. Кемп в очередной раз убедился в справедливости этого высказывания, когда на том же уровне подземного гаража появилась кавалькада из трёх машин — припаркуйся он ближе к лифту из гаража, оказался бы сейчас в ловушке, потому что возглавлял кавалькаду эксклюзивный «Хаммер» комтура Санкт-Петербурга и Северо-Запада.
А сейчас Кемп просто отступил за одну из колонн, надеясь, что Тург и сопровождающие его маги ограничатся стандартными мерами безопасности и не станут сканировать дальние подступы к «Пассажу».
Надежда сбылась — почаще бы так, — и Кемп решил, что навестит Шакира позже.
К тому же сегодня — непонятно когда, но между рассветом и закатом, если верить Белой Даме, — состоится другой визит, уже к нему. Заявится похититель Меча, имея целью убить прежнего владельца.
Однако повода для лишних волнений Кемп не видел: придёт наверняка чел, и даже если он каким-то чудом инициировал Меч, рыцарь ему не по зубам.
…Возможно, если бы Кемп ехал чуть быстрее к «Пассажу» или припарковался бы поближе к подземному гаражу — короче говоря, если бы столкнулся нос к носу с прибывшими чудами, — его мнение о грядущем визите похитителя Меча могло бы коренным образом измениться.
Потому что комтур Тург де Бро направился к лифту, держа в руках некий крестообразный предмет, завёрнутый в чёрную шёлковую ткань. Судя по размерам, предмет удобно было переносить в футляре от музыкального инструмента — от альта или виолы.
Света проснулась от звуков музыки. И сразу, ещё не подняв головы, сообразила, что это не концерт.
Источник звука оказался рядом — на столе. Там горела свеча, наклонно стоявшая в пустой жестянке, плакала стеариновыми слезами о чём-то своём, миновавшем и канувшем в никуда сорок лет назад… А рядом пристроился магнитофон, на вид — ровесник свечи.
Света узнала угловатый громоздкий корпус — кассетный «Романтик», такой же валяется у них на даче, на чердаке: родители не выбросили в память о бесшабашной юности, а после их смерти у неё рука не поднялась — лежит и пусть лежит, всё-таки почти антиквариат, реликвия ушедшей эпохи.
Затем до неё дошло, и Света вскочила. Никакого «Романтика» в этой избушке не было, она заметила бы. Но отец… он рассказывал, что они с мамой — ещё не поженившись и даже в мыслях не планируя Свету, — ходили на концерты того, кто стал ныне Чёрным Бардом.