– Только давай быстрее, – сказала Рут. – А то я старею.
– И вам, и вашему ухажеру, – добавил Рой. Он знал, что Рут и Салли расстались, но не удержался и поддел ее. – Он тоже вечно меня недооценивает. Наверное, я легкая добыча.
– Видимо, да. – Рут тронулась с места. На светофоре, правда, повернулась и посмотрела на Роя не без тревоги: – Сильно болит?
Рой пожал плечами:
– Мне дали таблетки.
Светофор оказался долгий. Они молчали, казалось, целую вечность, и Рой наконец сказал:
– Судя по вашему виду, вы что-то задумали.
Потому что именно так она и выглядела.
– Да?
– Может, расскажете уже?
– Ладно, – ответила Рут и снова впилась взглядом в Роя, а тот поежился. – Сколько будет стоить спровадить тебя отсюда?
– Куда спровадить? – спросил Рой. Он, в общем, даже не думал об этом. Но интересно послушать, что она предложит.
– Денег у нас немного, – продолжала Рут. – Ипотеку рефинансировали два раза, чтобы прооперировать глаз твоей дочери, а закусочная… – Она осеклась. – Но мне, возможно, удастся собрать достаточно тебе на билет в один конец из Бата. И даже немного останется, чтоб ты начал новую жизнь. Скажем, на первый и последний месяц аренды.
– Начал новую жизнь где? – с любопытством уточнил Рой.
– Сам решай.
– В Шуйлере?
– Это всего три мили. Тебя там арестовывали раз пять. Какая же это новая жизнь?
– Тогда в Олбани?
– И там тебя тоже арестовывали.
– Всего раз.
– Рой.
– То есть вы имеете в виду, где-то далеко.
– Это было бы лучше всего.
– Для кого?
– Для всех.
– Если я уеду далеко, то не буду видеть жену и ребенка.
Рут вздохнула.
– Тут только ты и я, правда? И мне ни к чему врать тебе, а тебе врать мне. Нам обоим известно, что тебе на Тину плевать.
– Правда? Нам обоим это известно?
– Разве ты в этом году поздравил ее с днем рождения – хотя бы открыткой? Не отвечай, не надо, потому что я знаю: не поздравил.
– Я не мог купить ей открытку, я сидел в тюрьме.
– Ты тогда уже вышел, Рой. Видишь? Я об этом. Ты даже не знаешь, когда у нее день рождения. Он был на прошлой неделе. – Рой не возразил, и Рут продолжила: – И жены у тебя нет. Только бывшая жена.
Наконец загорелся зеленый, Рут повернула и поехала по направлению к городу. Рой не стал ее разубеждать – пусть думает, будто он размышляет над ее предложением. Наконец он сказал:
– Пока смерть не разлучит нас. Мы произнесли эти слова, и я, и она, оба. Вы были там.
– У нее уже другая жизнь, Рой. Тебе тоже пора жить дальше. А если останешься в Бате, ничем хорошим это не кончится.
– Вы видите будущее?
– Достаточно, чтобы знать, что она к тебе не вернется. Никогда.
– Может, и вернется.
– Нет.
– Думаю, надо подождать, и увидим.
– Нет. И ждать не надо. Это же не рулетка. Не надо ждать, пока перестанет крутиться. Ты ее бьешь, Рой. Сначала расквасил губу, потом подбил глаз. Затем выбил зуб, потом сломал челюсть. А в последний раз ударил ее головой о бетонную стену. Тут и без хрустального шара видно, к чему все идет. В конце концов ты убьешь ее.
– Я? Убью Джейни?
– О, не нарочно. Ты ведь всегда причиняешь ей боль нечаянно. Но это не мешает тебе ее бить. Тебя послушать, она сама виновата. Провоцирует тебя. Посылает куда подальше, обзывается и так далее.
– Язык у нее без костей, это правда, – согласился Рой. – Может, вам лучше поговорить с ней. Сказать, чтобы заткнулась.
– Я говорю с тобой, Рой, – отрезала Рут. – И если я позволю тебе остаться, кончится тем, что ты убьешь мою дочь и сядешь в тюрьму навсегда. Ты понимаешь, о чем я? Никому от этого лучше не будет.
– Если вы позволите мне остаться.
– Что ты задумал? – спросила Рут. – Я этого не допущу. Ни за что.
Они уже въехали в город, теща свернула к “Моррисон-армз”, и Рой заметил на парковке за таверной Герта что-то красное и блестящее. Старый ниггер, который вечно сидит в шезлонге, помахал им флажком. Рут помахала в ответ, припарковала машину. Интересно, подумал Рой, как она себе представляет мои планы. Женщины вечно утверждают, будто знают, о чем он думает. Джейни твердила, что у него все на лбу написано, – чушь, конечно. Если бы она умела читать его мысли, то и знала бы, когда следует увернуться, а этого она ни разу не угадала. Но Рут-то другая. Часто она и впрямь будто бы знала, что на уме у Роя – более или менее, – и никогда не верила его россказням. Ну и ладно. Он и не ожидал, что она поверит. Он обычно говорит, чтобы посмотреть, как люди отреагируют. И не ждет, что его воспримут всерьез. При этом, хоть Рой и не ждал, что люди поверят его словам, он бесился, когда ему не верили, – а впрочем, его давно не смущал этот парадокс. Но все-таки – когда Рой говорит, что изменился, почему они ни на минуту не задумаются: вдруг это правда? Окей, допустим, неправда, но ведь могла и быть правда, верно? Такие, как Салли и Рут, считают, что Рой такой-то, но ведь он вполне может оказаться другим. Почему они так уверены?
– И о какой сумме речь? – уточнил Рой, ему не терпелось услышать, за сколько, по мнению Рут, от него можно откупиться. И насколько сильно ей хочется избавиться от него. Чего ей, конечно, никогда не удастся. Это Рой решил твердо. Когда он позвонил из больницы, Рут так злорадно хихикнула в трубку, что теперь-то уж точно он никуда не уедет.
– Пожалуй, три тысячи я сумела бы наскрести, – ответила Рут.
Рой напустил на себя невозмутимый вид – по крайней мере, так ему показалось.
– Не так уж много, чтобы начать новую жизнь, – сказал он. – На такие деньги как начнешь, так и закончишь.
– Сумма не то чтобы круглая, – согласилась Рут, – но это всё, что я могу тебе предложить, к тому же даром. По-моему, неплохо для человека, который, как ты, терпеть не может трудиться. Для того, у кого нет денег даже на чашку кофе.
– Пять интереснее, чем три, – ответил Рой, хотя и слукавил. Пять – больше, но не интереснее. Интересно разве что, как Рут на это отреагирует.
– Пять я дать не могу, у меня столько нету.
– Займите. Вы же до сих пор тесно общаетесь с Салли. А он получил от старухи наследство…
– Я не стану просить у Салли.
Рой покачал головой:
– Я всего лишь пытаюсь помочь вам найти пять.
– Подумай о моем предложении, Рой.
– О пяти или о трех?
– О трех. Я подумаю насчет пяти, но могу предложить тебе только три.
– Предположим, я возьму три, – произнес Рой, довольный собой. – Я не говорю, что возьму. Просто предположим. Я возьму три, уеду и начну новую жизнь. Предположим, я потрачу эти ваши три тысячи, пойму, что мне там не нравится, и вернусь.
– Уговор в том, чтобы ты не вернулся.
– Да, я понял, но мы же просто предполагаем, так? Ну вот предположим, я пришел к мысли, что надоевшую старую жизнь люблю куда больше новой. И что помешает мне вернуться?
– Мы с тобой договоримся. Ты и я.
– То есть, типа… я дам честное слово.
– Называй как хочешь, только не возвращайся.
– Это ваше предложение идет вразрез с человеческой натурой, – заметил Рой. – Вот я к чему. Скажем, вы даете мне три тысячи. Даром, как вы сказали. Но если я нарушу обещание и вернусь, может, вы дадите мне еще три? Или на этот раз даже и пять? В чем мой… как это называется?
– Стимул?
– Точно. Так оно и называется. Мой стимул не возвращаться. Я не утверждаю, что вернусь, хотя мы и договорились. Но ведь могу же?
– Скажем так. Я не то чтобы полагаюсь на твое честное слово. Но если тебе хватит глупости вернуться…
Но не успела она выговорить угрозу – а Рой был уверен, что Рут намерена ему пригрозить, – как дверь одного из подъездов “Моррисон-армз” распахнулась и оттуда, точно за ним гнался черт, выскочил лысеющий толстячок в одних потертых трусах, заметно обвисших в промежности. На гравийной парковке валялись осколки разбитых бутылок из-под пива и виски. В здравом уме ни один человек не рискнул бы пробежаться по ней босиком, но к сумасшедшему толстяку это явно не относилось. Он промчался мимо Роя и его тещи с угрюмой решимостью, предполагавшей, что толстяк взвесил опасность и того, что впереди, и того, что позади, и первая его не смутила. Никто его не преследовал, и Рой думал, что, оказавшись на тротуаре, толстяк остановится или хотя бы замедлит бег, но он почесал дальше и скрылся за углом Лаймрок.
Первым опомнился Рой.
– Такие люди, как вы, думают, что знают будущее, – произнес он, – но это неправда. Если, конечно, вы не скажете мне, что и это предвидели.
– Это – нет. Но если бы ты сказал мне, что я увижу, как голый мужик выбежит из дома в Бате, штат Нью-Йорк, пожалуй, я угадала бы, из какого именно дома.
Рой не сомневался, что по поводу предвидения они с тещей во мнениях не сойдутся, а потому открыл дверцу и с великой осторожностью – потому что все тело болело – выбрался из машины. Из “Армз” донесся крик, потом еще один. На улицу вылетела сожительница Роя, Кора, с проворством и быстротой, неожиданными для человека ее сложения. Следом за ней с воплем выскочили еще две женщины, одна с ребенком на руках. Рут уже отъезжала, но остановилась и опустила стекло.
– Что происходит? – спросила она.
– Там змея, мать ее! – крикнула Кора. – Большая.
Интересно, правда ли это, подумал Рой, поскольку сказанное Корой казалось маловероятным. Он знал, что в лесу водятся полосатые гремучники, но что им делать в городе, в “Моррисон-армз”? Пожалуй, разумней всего взять что-нибудь с длинной ручкой – метлу или, скажем, грабли, – войти в дом и найти змею, но сперва Рою нужно сделать кое-что еще, то, что он поклялся себе запомнить, а потом забыл.
– Подумай над моим предложением, – сказала теща.
– Подумаю, – соврал он.
Вряд ли Рут ему поверила. Она подняла стекло и выехала на дорогу.
К Рою подошла Кора.
– Посмотри на себя! – воскликнула она. – Я слышала, ты пострадал…
Рой поднял палец, чтобы она заткнулась.
– Помолчи, – велел он. – Я пытаюсь кое-что вспомнить.