почем не сумеет забраться на комод, открыть без помощи больших пальцев (и, если уж на то пошло, вообще рук) ящик, забраться туда, а потом – это лучшая часть – закрыть ящик, но уже изнутри. Так почему Реймеру вдруг показалось, будто она проделала этот трюк? И почему, прежде чем открыть ящик и выяснить, так ли это, Реймер почувствовал необходимость громко постучать по нему фонариком и прислушаться, не шевельнется ли что внутри? Да потому что он по личному опыту знал, как рациональный мир вдруг утрачивает рациональность. Как мир без предупреждения поворачивается вокруг своей оси и в этот миг становится неузнаваемым. А ты бредешь себе дальше, уверенный, будто знаешь, как устроена жизнь, но однажды возвращаешься домой раньше обычного, а твоя обожаемая жена лежит на лестнице, приклеившись лбом к нижней ступеньке. И ты, черт побери, вдруг понимаешь, что ошибался во всем до единого, но у тебя нет иного выбора, кроме как приспособиться к этой страшной новой действительности. То, что казалось бесспорным, отныне и навсегда останется спорным. Но ведь и в этом ты ошибаешься. Постепенно, когда уляжется первое потрясение, жизнь вернется к прежнему привычному порядку, явно довольная тем, что ей удалось так сильно тебя ошарашить, но, дождавшись, пока ты опомнишься, она, мать ее так, подбросит в твой ящик с нижним бельем ядовитую гадину и снова покажет тебе: здесь верховодит она, а не ты, тупой мудозвон, и по-другому не будет.
Вот поэтому Реймер, обычно спокойный и рассудительный, медленно, дюйм за дюймом, открыл ящик, в котором едва ли прячется змея, но все-таки, может, и прячется. Ничто не зашевелилось, не накинулось на него, и тогда он открыл ящик чуть шире, потом еще шире, отклонившись назад, дабы усложнить кобре геометрию броска, и наконец оглядел содержимое ящика: носки, трусы, носовые платки. Даже подтяжек нет.
Реймер быстро разделся, отшвырнул ногой пропотевшую форму в угол (боясь потревожить того, кто, возможно, прячется в корзине с грязным бельем), подумал было ополоснуться в темноте, но решил, что не стоит. Достал чистые трусы, улыбнувшись при мысли о том, что Кэрис правильно угадала, он действительно предпочитает плавки – как приятно, что такая молодая женщина хотя бы мельком думала об этом, – а следом чистые носки, затем из шкафа – джинсы и рубашку с коротким рукавом. Реймер решил собрать вещи, чтобы не возвращаться домой сегодня или завтра утром. Для этого ему пришлось опуститься на четвереньки и посветить фонариком под кровать, где он держал спортивную сумку. Вынул ее, встряхнул – чтобы быть последовательным, ведь змея, способная забраться в ящик с его носками, без проблем расстегнет сумку, шмыгнет внутрь и застегнет за собой молнию. В пустую сумку бросил две пары нижнего белья и три рубашки, потому что в чистой уже вспотел.
Приблизившись к окну, он выглянул на парковку, пустую, если не считать “хонды” Кэрис; в салоне загорелся свет, и Кэрис вылезла из машины. То ли ей стало жарко сидеть, то ли надоело его ждать. Но, судя по тому, как она расхаживала туда-сюда, глядя на дом, существовала и третья, пусть маленькая, вероятность: она беспокоится за Реймера. Может, прав ее чокнутый братец и Кэрис действительно предана Реймеру? Вряд ли. Да и Бекка ни разу за него не тревожилась – в этом Реймер не сомневался. В академии всех курсантов предупреждали, что полицейская служба дурно влияет на брак. Просыпаясь в три часа ночи от рева сирен, их супруги наверняка подумают: ну вот и наступил тот час, которого они так боялись. “Вашего мужа подстрелили. Он в реанимации, состояние стабильное, но лучше приезжайте скорее”. Разумеется, такие кошмарные сценарии в основном для больших городов, в Бате Реймера вряд ли подстрелили бы. С другой стороны, до сего дня ему представлялось, что и шансы быть укушенным коброй тоже очень невелики. Мир, бесспорно, опасное место, и Бекка наверняка понимала, что ее муж в любой день может остановить не ту машину или зайти в магазин в тот самый момент, когда оттуда выходит какой-нибудь придурок с содержимым кассы в карманах, стаканом “Слёрпи” в одной руке и волыной сорок пятого калибра в другой. Реймер готовился успокаивать Бекку, что уж с ним-то такого никогда не случится, но, к его разочарованию, они об этом ни разу не говорили.
Выражения лица Кэрис он не разглядел – темно, да и стояла она далеко, – но льстил себе мыслью, что в ее глазах читается не только привычное раздражение. Кэрис посмотрела в его сторону, он помахал ей, но она отвернулась, и Реймер подумал, что, наверное, Кэрис не увидела его в неосвещенном окне.
В ванной он бросил в сумку бритвенные принадлежности, вернулся в гостиную, постоял, соображая, не понадобится ли ему сегодня вечером в мотеле еще что-нибудь. Странно, что именно сейчас (ведь в темноте убогость квартиры не так заметна) его осенило: Кэрис права насчет “Моррисон-армз”. То, что он по доброй воле поселился в такой дыре, очень многое говорит о его психологическом состоянии, если не о характере. После Бекки у него не все в порядке, даже близко не в порядке. Едва ли не каждый день его мучило чувство, в котором Реймер не признавал ни скорбь, ни ревность, – скорее, нелепая смесь того и другого. Да какая, в сущности, разница, почему он сам не свой? Главное, пришло время взять себя в руки. Пожалуй, то, что он потерял пульт от гаража, и впрямь лучшее, что могло с ним случиться. Теперь он это понял. Хватит уже. Подозревать, ревновать, копаться в себе. Всё.
Вот о чем думал Реймер, когда открыл дверь квартиры и в темноте натолкнулся на человека, который стоял там, подняв кулак и изготовившись постучать. Из горла Реймера вырвалось нечто похожее на блеянье, он отшатнулся, сердце екнуло. Реймер выронил фонарь, но осознал это, лишь когда тот стукнулся об пол, отлетел и застыл между ног темного силуэта.
– Мистер Хайнс, – произнес Реймер, когда этот джентльмен наклонился – древние кости скрипели, – поднял фонарь и вернул ему. – Что вы здесь делаете?
– Мне показалось, я кого-то услышал, – пояснил мистер Хайнс. – А вы всё ищете эту рептилию?
– Нет, – ответил Реймер, схватившись за сердце, оно по-прежнему бешено колотилось. – Она, наверное, уже на полпути в Индию.
– Я принял вас за грабителя, – продолжал старик. – Прокрались сюда в темноте…
– Да, но, мистер Хайнс…
– Аюшки?
– Будь я грабителем, что бы вы сделали?
– Рассмотрел бы вас хорошенько, – ответил тот. – Опознал в полиции среди прочих подозреваемых. Упек бы вас за решетку.
– Но… – Реймер осекся, решив не отговаривать старика от исполнения гражданского долга. – Мистер Хайнс, вас тут вообще быть не должно. Для того вокруг дома и натянули желтую ленту. И пока мы ее не снимем, здесь находиться небезопасно. Особенно человеку вашего возраста, одному в темноте. А если бы вы упали и ваши крики о помощи никто не услышал?
– Мы с темнотой старые друзья, – ответил он. – Давно. Вас тогда еще на свете не было.
– Вам разве не дали купон? Чтобы вы сегодня переночевали в “Холидей инн”? Поужинали в “Эпплбиз”? За счет мэрии?
– И как прикажете туда добираться?
– Я найду кого-нибудь, и вас отвезут, – заверил Реймер. – Черт, да я сам вас туда отвезу.
Кэрис явно не станет возражать против того, чтобы сделать небольшой крюк.
Старик покачал головой:
– Поздно. Я уже поужинал. У стариков скверное пищеварение. Едят рано. И в это время я сплю.
Реймер вздохнул:
– Мистер Хайнс.
– Аюшки?
– Вы любите все делать по-своему, да?
– Вот уж девяносто лет как.
– Если я разрешу вам остаться здесь, вы меня не заложите? Если змея заползет к вам в постель и укусит вас, вы меня не сдадите? Не сообщите всем, что это я сказал, мол, оставайтесь?
– Змея уже на полпути в Индию, – ответил мистер Хайнс. – Вы сами это сказали.
– Сказал, это правда, но я часто ошибаюсь. Когда я говорю, что змея уползла, я имею в виду “вероятно”. Может, уползла, может, нет. И если я ошибся, она укусит вас, не меня. Давайте я все-таки подвезу вас в “Холидей инн”? Мне так будет гораздо спокойнее.
– Спасибо. Очень я вам благодарен, но, пожалуй, рискну и останусь. Можете утром заехать проверить, как я тут. Жив али помер. Ежели помер, скажете: я ить вам говорил.
Реймер понял, что это последнее слово, закрыл за собой дверь, и они направились вниз по лестнице, мистер Хайнс одной рукой держался за перила, а другой – пальцы цепкие, точно когти – крепко сжимал локоть Реймера.
– Кто-то нассал здесь, – принюхавшись, заметил старик. – Причем белый.
– Вы отличили?
– Угу. Точно белый.
– И как?
– Потому что из черных здесь живу только я, а я хожу в свой толчок.
До чего странно, думал Реймер, когда они шли по лестнице, как человеческое прикосновение прогоняет страх. В обществе этого дряхлого старика он вдруг понял, что нет причины бояться кобру. Снаружи донесся гудок. Когда они спустились с лестницы, Реймер спросил:
– У вас точно все будет в порядке?
– Даже отлично. Лягу. С вами, кажись, там черная девушка?
Значит, он видел, как они приехали. И разглядел Кэрис в свете салона, когда она вылезла из машины. Старик поднялся к Реймеру вовсе не потому, что принял его за грабителя. Нет, просто ему было любопытно – вот как днем он спрашивал про Джерома.
– Вы немногое пропустили, мистер Хайнс.
– Кабы я был помоложе, – ответил тот, – уж я бы вас обскакал.
– Вы не так поняли. Она моя подчиненная, – пояснил Реймер. – Да и я на десять лет ее старше. Даже больше.
– И что с того?
– К тому же она достойна лучшего, – добавил Реймер, снова вспомнив о Бекке, которая, очевидно, пришла к такому же выводу.
– И что с того? – повторил старик. – Все женщины, с которыми мне удалось закрутить, были достойны лучшего. Как дело доходит до мужиков, у девок мозги набекрень. А мужику главное – не упустить своего.
– Да я ей даже не нравлюсь. Она ведет список всех моих косяков, чтобы потом подать на меня в суд.
– Может, это любовь.
– Вряд ли.
Старик пожал плечами.