– Какое сегодня число? – спросил Реймер.
Кэрис ответила, он поблагодарил ее и отпустил. В верхнем правом углу листа напечатал дату и начал с левого края: “Дорогой Гас”. Но так писать, конечно, неправильно, Реймер скомкал бумагу и выбросил в мусорную корзину. Кэрис вновь оказалась права. Наверное, она даже хотела принести ему три листа. Реймер опять напечатал дату и новое обращение: “Уважаемый мистер Мойнихан”. И с новой строки: “Я увольняюсь”. Подпись: “Искренне Ваш Дуглас Реймер”. Он сложил лист втрое, подумал, развернул, добавил перед своим именем “начальник полиции” и улыбнулся при мысли о мисс Берил. Реймер создал, возможно, самый маленький риторический треугольник на свете, но до чего же приятно, что в нем есть все три стороны: ясная тема, конкретный читатель и личность автора определена не один, а целых два раза. Осталось отправить письмо.
Реймер поднялся из-за стола и только сейчас заметил, что Кэрис не вышла из кабинета, а стоит у него за спиной и читает поверх его плеча. Реймеру показалось, в глазах у нее слезы.
Вместо того чтобы поехать прямиком к Мойниханам на Верхнюю Главную, Реймер неожиданно для себя отправился на служебном внедорожнике в таверну “Белая лошадь”. Машин на парковке не было, не считая помятого старого седана барменши, она жила в этом же доме на втором этаже. Реймер поставил машину возле вонючего мусорного контейнера и обошел парковку в поисках сам не зная чего. Быть может, следов потасовки. Трупориканец Джо – ксенофоб, идиот и трепло, потому вполне возможно, что он, уходя из бара, кому-нибудь нахамил, его отмудохали и оттащили в заросли сорняков. Но там никого не было, как, впрочем, и в мусорном баке, хотя Реймер его осмотрел – скорее для галочки, поскольку от вони его затошнило.
Ладно, сказал он себе, возвращаясь в машину, это была всего лишь гипотеза. Дуги? Его собственная? Поди разбери. С минуту он сидел, почесывая ладонь, та по-прежнему зверски зудела. Чесаться было приятно, но стоило перестать, как ожог принимался зудеть с новой силой. Реймер направился было в город, но, не проехав и четверти мили, заметил чернеющие на асфальте следы от шин, они вели на гравийную обочину. Реймер остановился, вышел из машины, направился в ту сторону, откуда приехал, и вскоре увидел на обочине осколки толстого запотевшего стекла. Реймер поднял один осколок, рассмотрел его и пришел к заключению, что он от катафота. Реймер почесал ожог зазубренным краем стекла: сначала восторг, потом зуд еще сильнее. В бурьяне возле обочины валялись еще осколки, на одном из них запеклось нечто вроде ржавчины. Реймер понюхал осколок, вернулся к машине и убрал его в пакет для вещдоков. На торпеде лежала биковская ручка, Реймер снял с нее колпачок и вонзил его длинный пластиковый зубец прямо в ожог. И заметил то, на что прежде не обратил внимания: примятый бурьян и следы, уходящие в лес.
Реймер обдумывал увиденное, когда за его внедорожником остановился автомобиль с неисправным глушителем и вышел Миллер.
– Шеф? – произнес он так, будто сомневался, Реймер ли это. – Что вы здесь делаете?
– Это я вас должен спросить.
– Я еду домой. Отработал две смены, – добавил Миллер на случай, если босс надумает уточнить, по какому праву Миллер ушел с дежурства.
– Не хотите ли прогуляться в лес?
– Шеф… – Миллер указал на ладонь Реймера, – у вас кровь идет.
Что ж, так оно и было: Реймер проткнул колпачком кожу, и на ладони алела стигма.
– Черт. – Реймер вытер руку о брюки, осмотрел рану, подивился, какая она глубокая и воспаленная.
Миллер злорадно хихикнул.
– Что смешного? – рявкнул Реймер, разозленный тем, что случившееся кажется Миллеру забавным.
– Прошу прощения?.. – На лице этого идиота было написано такое изумление, что Реймер понял: Миллер не думал смеяться над ним. Значит, хихикал кто-то другой. Ясно кто. – Что с вами, шеф?
Реймер не стал отвечать.
– Надо бы вызвать “скорую”, – сказал он.
– Да вроде бы всё не настолько страшно, – ответил Миллер, озадаченный то ли тем, что у Реймера идет кровь, то ли тем, как можно умудриться так пораниться.
– Да не мне, – пояснил Реймер.
Миллер недоуменно огляделся:
– А кому?
– Тому, кого мы найдем в лесу.
– Я вас не понимаю.
– Видите, трава примята? – показал Реймер. – Не наступайте туда. Вызовите “скорую” и идите за мной, след в след.
Далеко идти не пришлось. Джо Гэган лежал на ложе из бурых сосновых игл, как ни странно, еще живой, и с каждым вдохом в его ноздре – той, которую не заложило, – надувался кровавый пузырь. Реймер опустился рядом с ним на колени, проверил пульс – еле прощупывается. В следующий миг, продираясь сквозь кусты, подоспел Миллер.
– Господи боже. – Милер застыл как вкопанный. – Труп.
Надо нам всюду ходить вдвоем, подумал Реймер. Миллер как никто другой восстанавливал у Реймера веру в себя.
– “Скорую” вызвали?
– Уже едет, – ответил Миллер.
Вдалеке завыла сирена.
– Хорошо, – произнес Реймер. – Потому что он каким-то чудом еще жив.
Миллер робко приблизился, увидел, что левая нога у Гэгана неестественно – под нелепым, отвратительным углом – согнута в колене, и сказал:
– И как ему удалось с такой-то ногой дойти аж сюда?
– А он и не шел, – пояснил Реймер. – Его притащил тот, кто его сбил.
– То есть…
– Да. Его здесь бросили умирать.
– Кем надо быть, чтобы поступить так ужасно? – спросил Миллер.
Да уж, подумал Реймер, ладонь дергало, теперь она болела так же сильно, как прежде чесалась. Надо нам с Миллером всюду ходить вдвоем.
Дерево, которое не предугадаешь
Рой ковылял по улице, пошатываясь, как пьяный, в ушах до сих пор звенело от сковородки, он не рассчитывал, с его-то сраным счастьем, что его подвезут, но через пару кварталов услышал, как сзади кто-то сигналит, – Рой оглох на одно ухо, звук доносился словно издалека, – и рядом затормозила эта блядская Кора на своем ушатанном драндулете. Еще минута-другая – и копы начнут искать по всему городу тощего волосатика с татуировками, в шейном ортезе, а под это описание подходил только Рой и никто кроме Роя.
Эту рухлядь, ветхий “форд пинто”, Кора унаследовала от бабки, когда та отдала концы; мать Коры рассчитывала, что этот ржавый кусок дерьма достанется ей, и, разумеется, разозлилась. С одного боку желтый, с другого фиолетовый, поди угадай, какой цвет был изначально и какие из запчастей позаимствовали на свалках с других, еще более дряхлых машин. Кора – как всегда, в бейсболке “Метс”[42] – потянулась к пассажирской двери, отперла замок и крикнула:
– Привет, Рой. Уже оттягиваешься?
И лишь когда он плюхнулся рядом с ней на пассажирское сиденье, Кора заметила, что у него порвано ухо и щека красная и распухшая.
– Рой! – Кора ахнула. – Ты ранен!
– Твою мать, Кора, думаешь, я сам не знаю? – Рой покрутил зеркало заднего вида, рассматривая повреждения. Долбаный Салли. Долбаный, долбаный, долбаный в жопу Салли. – Этот мудила чуть мне ухо не оторвал.
– Кто? Кто это сделал, Рой?
– Да хер с ним, – ответил он, – поехали.
По своему обширному и глубокому опыту Рой знал, как быстро все катится к черту, стоит поддаться очередному легендарному дурному порыву. Чудо, иначе не скажешь, что он до сих пор не в браслетах на заднем сиденье патрульной машины. И вскоре он явно там окажется, даже если эта тупая сука ему поможет.
– Хочешь, я отвезу тебя в больницу?
– Совсем охерела? – ответил Рой.
Копы непременно обыщут все больницы и здесь, и в Шуйлере.
– Тебе нужно пришить ухо. Оно у тебя на ниточке висит.
Рой повернул зеркало обратно к Коре.
– Сам не слепой.
Его от этого зрелища едва не стошнило. Еще Роя шатало – даже сидя. И собственный голос казался далеким и механическим, как у этой идиотки, Рой даже подумал, что ухо, пострадавшее от сковородки, уже не спасти. Как этот старый хромой мудак ухитрился к нему подкрасться? А впрочем, он сам и ответил на свой вопрос. Кровь у него кипела. Не просто кипела, а ревела в ушах. Рой колотил тещу, эту суку, которая накануне пыталась его подкупить, чтобы он уехал из города, и с каждым ударом словно волна разбивалась о берег. Само собой, он не услышал, как сзади появился Салли. Рой не услышал бы даже конницу таких Салли.
– Тогда куда тебя отвезти? – спросила Кора.
Хороший вопрос. Рой подумывал о таверне Герта. Затаиться в темной кабинке у дальней стены и бухать себе. Глотать пиво кружку за кружкой, пока чертовы копы не догадаются заглянуть к Герту. А за пиво пусть платит Кора или даже сам Герт. Роя уже не колышет. Там, куда его заберут, не наливают. Проблема в том, что у Герта копы его отыщут довольно быстро. Есть и другая проблема. Герт не то чтобы брезглив, но когда он увидит ухо Роя, наверняка скажет, мол, проваливай и не возвращайся, пока не приведешь себя в пристойный вид, а это в такой дыре означает, что с тебя хотя бы не капает кровь. А может, Герт и вовсе ему не нальет, допетрит, козлина, что ему не заплатят, у Герта на этой чуйка. И Рой не готов бесцельно торчать в баре, дожидаясь, пока его загребут. Надо хотя бы попытаться сделать ноги, так ведь? Ясное дело, на этот раз ему впаяют по самые помидоры. А раз уж Рой засядет надолго, значит, он просто обязан по полной воспользоваться последними часами свободы. Ему бы придумать какой-нибудь план, но козел Салли так его отоварил, что Рой теперь ничего не соображал.
– Отвези меня в ту аптеку, что возле шоссе, – велел он.
– “Рексолл” ближе, – заметила Кора.
Тупица чертова, подумал Рой и снова дернул зеркало – проверить, так ли страшно выглядят повреждения, как тридцать секунд назад, не показалось ли ему. Не показалось.
– Делай, что говорят, твою мать.
– А ты чего мне хамишь? Я всего лишь пытаюсь помочь. Я сделаю все, что ты хочешь. Только обращайся со мною вежливо, ладно?
Рой вскинул руки – дескать, сдаюсь.
– Окей, Кора, окей. Видишь, какой я вежливый? Видишь? Поехали, мать твою, уже.