– Тебе-то что? – ответил он.
Обернуть ухо чем-то мягким и надеть на него зажим, как предложила Кора, конечно, идиотизм, но ничего другого Рой не придумал.
– Ты собираешься вскрыть дверь?
– Может, там не заперто.
Дом, разумеется, оказался заперт, но дерево прогнило, и от пары крепких пинков дверь слетела с петель.
– Из-за тебя у нас будут проблемы, – крикнула Кора с причала.
– У меня и так уже проблемы.
Во всем этом гребаном доме зеркало нашлось одно, да и то мутное, в темной ванной. Хозяева, видимо, собирались приехать позже, когда лето будет в разгаре, и электричество в доме еще не включили. В крохотной комнатушке было одно-единственное окно, под самым потолком, Рой отдернул занавеску, но видно было все равно плохо.
Он достал из пачки самый маленький зажим, надавил на железные крылья, раскрыл его зев, раздвинул шире большими пальцами, попробовал прикрепить на здоровое ухо. Нет, все равно слишком туго. Тот, который побольше, выглядел перспективнее, но оказался жестче, Рой не смог пальцами его согнуть. Тогда Рой раскрыл створки зажима, приложил к краю раковины, надавил что было сил, и металл поддался. Но отверстие, к сожалению, получилось слишком широким, и зажим свалился со здорового уха. Сука чертова. На вешалке висела истрепанная мочалка, Рой порвал ее пополам и потом еще пополам. Если сперва обмотать ею ухо, а потом закрепить зажимом… После нескольких мучительных попыток Рою худо-бедно удалось перевязать ухо и при этом не отключиться. Но едва он коснулся зажимом импровизированной повязки, она тут же сползла. Чертова, чертова, чертова сука. Оставалось только одно: ничего другого Рой не придумал. И все равно никак не мог решиться.
– На счет десять, – сказал он вслух и сжал свисающий кончик уха большим и указательным пальцами. Досчитал до пяти и подумал: к чему ждать десяти?
И дернул.
Перепуганная насмерть Кора ждала на пирсе и вскочила на ноги, когда Рой вышел из домика, прижимая к тому, что осталось от уха, насквозь пропитанные кровью бумажные полотенца.
– Я слышала, как ты кричал. У тебя все в порядке?
– По мне разве похоже, что у меня все в порядке? – Рой показал Коре оторванный клочок уха. Кора взвизгнула, шарахнулась от него, и Рой зашвырнул ухо в озеро, оно беззвучно шлепнулось в воду и неторопливо пошло ко дну. – Где мое пиво?
Кора всхлипывала.
– Я поставила его в воду, чтобы не нагревалось. – Кора указала на его банку, торчащую между двух камней.
– Так принеси, – сказал Рой.
– Сейчас, – ответила Кора, но не успела она шевельнуть своей жирной задницей, как на берег набежала небольшая волна – вероятно, от какой-то моторки, – перевернула банку, и пиво вылилось, вспенясь.
– Неси сюда, – велел Рой.
– Оно же пролилось.
– Неси, я сказал.
Кора принесла банку, Рой зашвырнул ее в озеро, банка упала примерно там же, где ухо, и закачалась на воде.
– Другую неси.
Кора повиновалась.
– Прости, что я вечно косячу. – У Коры дрожали губы.
Рой открыл пиво, осушил половину, опустился на край причала и уставился на пустую банку, поплавком прыгавшую в озере.
– Не стой столбом, – сказал он Коре. – Сядь уже.
Кора опасливо села рядом с ним.
– Деньги мне можешь не отдавать, – проговорила она.
– Сам знаю.
– Мне жаль, что так вышло с твоим ухом.
– Мне тоже.
– Ты на меня не злишься?
– Злюсь, еще как, – ответил Рой, хотя вовсе не злился или злился, но меньше прежнего. По какой-то причине гнев его будто вытек вместе с кровью. По крайней мере, Кора прекратит его донимать.
– Я стараюсь, – сказала она, – стараюсь изо всех сил.
Рой только пожал плечами. Вся эта история с ухом теперь виделась ему яснее.
– Ты тут вообще ни при чем, – великодушно ответил он.
Старина Кнут, будь он здесь, сказал бы то же самое. Рой сам во всем виноват, это он допустил, чтобы старый калека вроде Салли подкрался к нему незаметно. Кора, конечно, тупая как пробка, но не она огрела его сковородкой, и она не виновата, что в той сраной аптеке не было нужных пластырей. Да и толку от них? По-хорошему ухо следовало пришить, но это не вариант, и тут Кора тоже не виновата. Ну ладно, с “Читос” она действительно виновата. Надо было купить “Принглс”, как он ей говорил, но Кора, опять же, вроде как в своем праве. Деньги-то ее.
Некоторое время они молчали, наконец Кора спросила:
– Там красиво?
– В домике-то? – Рой допил пиво и понял, что пока хватит, а то не дотянет до вечера. Надо поберечь и пиво, и остававшиеся таблетки. Он начинал понимать, что ему надо делать. – Да вроде ничё так. Сходи посмотри, если хочешь. Что понравится, бери.
– Я бы лучше посидела здесь с тобой в тишине. – Кора накрыла его руку своей ладонью. Рой не любил, чтобы его трогали страшные бабы, и в другой раз такого не допустил бы, но сейчас отчего-то не стал возражать. – Я буду представлять, какие у них там красивые вещи. Мне нравятся вещи такими, какие они у меня в голове, понимаешь?
Рой вообще-то понятия не имел, о чем она, но вспомнил своего старика, папаша всегда повторял: чего-то хотеть – только зря время тратить. И дело даже не в том, что ты разочаруешься, не получив желаемого, а как раз в том, что разочаруешься, получив. Рою навсегда врезался в память тот день, когда отец наглядно объяснил ему эту мысль. Они ехали домой откуда-то, остановились в закусочной, сели за стойку. Им дали меню с фотографиями блюд: грандиозные сэндвичи с индейкой и беконом, сэндвичи с огромными тефтелями, фаршированная индейка и картофельное пюре, утопающее в мясной подливе, открытый треугольный сэндвич со стейком. Рою было двенадцать, ему все время хотелось есть.
– Можно мне… – начал он, но его старик заметил, на что он смотрит.
– Нет, – перебил он. – Закажи что-нибудь из детского меню.
Оно было дешевле, Рой это знал. Хот-дог. Тонюсенький сэндвич с сыром, хлеб наверняка пригорит на гриле. Детская порция спагетти.
Рой обычно не спорил, а то схлопочешь по морде или чего похуже. Но на людях порой отваживался возразить и, когда подошла официантка принять заказ, произнес достаточно громко, чтобы она услышала:
– Для детского меню я уже слишком большой.
– И сколько же тебе лет? – Официантка подмигнула Рою, давая понять, что она на его стороне, и отец это заметил.
– Десять, – ответил отец, опередив Роя. Потому что так было написано на меню: для детей до десяти лет.
– А выглядит старше, – сказала официантка.
Роев старик напрягся, угрюмо уставился на официантку. Рядом с ними за стойкой сидели мужчины в рубашках с галстуками, отец от таких мужчин старался держаться подальше, точно подозревал, что все они судьи и однажды ему придется предстать перед ними в суде; Рой понял, что и сейчас отец их заметил. А значит, не станет устраивать сцен.
– Ты скажешь этой юной леди, чего ты хочешь, – произнес отец, – или она догадываться должна?
– А что можно?
Официантка была старше отца, но ей явно польстило, что ее назвали “юной”, а потому она решила подыграть.
– Да, папочка, что нам можно?
– Всё, что он хочет, – не раздумывая, ответил отец достаточно громко, чтобы мужчины за стойкой слышали.
– Правда? – не поверил Рой. Ему никогда еще не давали такую свободу.
– Только не заказывай больше, чем можешь съесть.
Стейк на открытом сэндвиче с фотографии был толстый, с красной сердцевиной, к нему прилагалась гора тонких ломтиков картофеля фри.
– Даже это? – уточнил Рой, указав на стейк, самое дорогое блюдо в меню.
– Почему бы и нет? – ответил отец, хотя Рой и отметил, что улыбается он как-то криво, будто пытается скрыть настоящие чувства. – Но тебе придется его доесть. До последнего куска.
– Ему это явно по силам, – с добродушной улыбкой заметил один из мужчин в галстуках.
Рой разделял его уверенность. Он хоть и пацан, однако запросто одолеет порцию стейка для взрослого мужика.
Но когда принесли заказ, мясо в сэндвиче оказалось отнюдь не таким, как на картинке. Оно было серое, пережаренное, жесткое как подметка, а дольки картофеля фри – толстые, не ровные, а волнистые, вдобавок рыхлые и холодные. Рой немедленно пожалел, что не выбрал чизбургер, как отец, но ему хватило ума промолчать и не заикаться о том, что мясо вовсе не такое, как на картинке. Рой надеялся, отец сам заметит разницу и пожалуется официантке, но отец этого не сделал. Он доел чизбургер, отодвинул тарелку и притворился, будто читает раздел новостей в газете, которую кто-то оставил на стойке. Рой готов был поклясться, что отец краем глаза наблюдает за ним.
– Всё до последнего куска, – повторил еле слышно Роев старик, заметив, что сын жует медленнее.
– Тут хрящи.
– Их тоже, – сказал отец, его натянутая улыбка исчезла, в голосе слышалась откровенная угроза.
Официантка вернулась за стойку – быть может, поэтому. Судя по выражению ее лица, ей случалось встречать таких мужиков, как отец Роя, и ей это не понравилось.
– Вот молодец! – сказала официантка и, пока отец не возразил, забрала у Роя тарелку с хрящиками – кто будет их доедать? – Хочешь сандей с шоколадным соусом?
– Конечно, – ответил отец, и Рой не успел признаться, что уже сыт. – И непременно с вишенкой. – Отец поднялся и не спеша направился к туалетам.
Сандей был огромный. Рой ухитрился впихнуть в себя пару ложек мороженого и даже проглотить вишенку, хотя всей этой приторной сладости не удалось перебить кислый вкус мяса, стоявший у него в горле. Вскоре Рой понял, что больше в него ничего не влезет, в желудке просто нет места. Отец вернется, увидит, что Рой не доел, и будет скандал. Может, не здесь, не в закусочной, а позже, в машине или дома, отец даст ему ремня. Чего он так долго? – подумал Рой и отклонился на табурете, ожидая, что отец сейчас выйдет из туалета, но отец всё не шел.
Официантка за стойкой уже шепталась с той, которая обслуживала столы, и Рой услышал слова “с черного хода”. Позвали здоровяка в сальном фартуке, работавшего на гриле, Роева официантка что-то ему сказала, здоровяк скрылся в мужском туалете, чуть погодя вышел и покачал головой. Официантка подошла к Рою, он сидел, уставившись на сандей, не в силах более одолеть ни ложки, и гадал, сумеет ли сдержать подступающие к глазам жгучие слезы.