– Как я сразу не догадалась, – сказала официантка, Рой ничего не ответил, только сглотнул, стараясь удержать подступавший к горлу полупрожеванный стейк; официантка продемонстрировала Рою чек с обведенной кружком итоговой суммой. – Что прикажешь мне с этим делать? – Рой знал, как отец посоветовал бы ей поступить с этим чеком, но ему было всего двенадцать, и ответить такое взрослому он впервые осмелился лишь через несколько лет. – У меня это вычтут из жалованья, – добавила официантка.
Все сидевшие за стойкой и в ближайших кабинках смотрели на Роя.
– Ладно тебе, Дарла, – откликнулся один из мужчин в галстуках, – парень же не виноват.
Официантка явно признала его правоту и немного смягчилась.
– Далеко живешь? – спросила она у Роя.
Он ответил, что недалеко.
– Сам доберешься? (Рой кивнул.) Тогда топай.
На парковке, на том самом месте, где они оставили машину, – сейчас оно пустовало – Роя стошнило всем съеденным, включая вишенку, узнаваемую в рвотной массе, и ему немедленно полегчало. К счастью, закусочная располагалась прямо на шоссе 9, до дома четыре мили, можно пройти пешком или поймать попутку. Рой решил, что пойдет пешком: так получится дольше, и отец, быть может, сочтет это достаточным наказанием. Рой плелся вдоль оживленной трассы, подумывая, не разозлиться ли на отца за то, что тот так подло с ним поступил, но в конце концов пришел к выводу, что это ни к чему не приведет. Да и злился он не на отца, а на официантку с ее “как я сразу не догадалась”, вот кого Рой не мог простить: можно подумать, они с отцом так выглядят, что поневоле насторожишься. И когда мужчина за стойкой вступился за него, она так посмотрела на Роя, будто вся его дальнейшая жалкая жизнь промелькнула у нее перед глазами. При мысли об этом Рой сжал кулаки.
И все-таки Рой получил важный урок. Отец прав: хотеть того, чего хотеть не стоит, или мечтать, чтобы что-то там изменилось, – пустая трата времени. Такие бабы, как Кора, – да, собственно, все бабы – никогда этого не поймут, даже если подтверждение этого у них прямо перед глазами. Настоящему Рою Кора предпочитала дурацкий образ, который выдумала сама. Этот козел, несомненно, обращался с ней хорошо. Говорил, какая она красавица, хотя Кора и сама видела, что это не так. Говорил ей, что она хорошая мать, хотя она наверняка забывала своего гаденыша в манежике, и тот сидел с полным памперсом и рыдал в три ручья. Воображаемый Рой наверняка не отказывался отдать ей деньги. И даже делился своими таблетками. Зато Рой настоящий, тот, который сидит рядом с ней на причале, трезво смотрит на вещи. Он знает, что стейк на картинке ненастоящий и воображаемый Рой тоже ненастоящий. И еще он знает, что сегодня днем, когда закончится пиво, в Корину развалюху сядет только один из них.
Рою тогда было всего двенадцать, но он гордился тем, что не стал винить своего старика. Не прошел он и полумили, как раздался гудок, на обочину съехал отец и махнул Рою.
– Ну что, – спросил отец, – усвоил урок?
Рой кивнул и забрался в машину.
– Вот и ладно. – Отец, явно довольный тем, как все обернулось, выехал на дорогу. Рой видел, что старик уже не злится, а значит, пороть его дома не будет.
– Ух она рассердилась, – сообщил Рой, – та официантка.
– Может, в следующий раз не полезет не в свое дело, – заметил отец. – Дважды подумает, прежде чем пасть разевать.
Некоторое время они молчали, потом Рой сказал:
– Все на меня смотрели.
Он до сих пор чувствовал на себе эти взгляды, они провожали его, когда он сполз с табурета, направился к двери и вышел на парковку.
– Кто б сомневался, – хмыкнул отец. – Но ты же не умер, сидишь рядом со мной.
И правда. Не умер и не умрет.
– Дай мне “Читос”, – велел Рой Коре. Вообще-то ему нравились “Читос”, только пальцы от них оранжевые.
Кора протянула ему пакет, и Рой заметил, что там почти пусто. Пока Рой в домике возился с ухом, Кора налегала на “Читос”. Рой хотел было сказать ей что-нибудь на эту тему, вдруг удастся снова довести ее до слез, но в конце концов передумал. И съел пригоршню “Читос”.
– Не такое уж и говно, – признал Рой.
Кора улыбнулась ему оранжевыми губами.
Герт предполагает
Салли стоял у окна, когда вошла Джейни, ее заплаканные глаза так опухли, что превратились в щелочки. В этот ранний час в приемной реанимации не было никого, кроме Салли и Тины, внучки Рут; Салли видел, что Тина сама не своя. У него никогда толком не получалось найти к ней подход. На подколки Тина не отвечала, а других риторических подходов к ее ровесницам Салли не знал. Порой он пытался завязать с ней разговор, но Тина всегда смотрела на него рассеянно, как глазеют на экран телевизора, когда мысли витают далеко. Сейчас, разумеется, все было иначе. Тина оцепенело таращилась в пустоту. Она сидела так тихо, что Салли то и дело косился на нее – дышит ли?
Джейни взглянула на Салли, подошла к дочери и опустилась перед ней на корточки.
– Привет, Куриные Мозги, – проговорила Джейни, явно стараясь подбодрить дочь. – Как ты? – Но Тина даже не моргнула, взгляд ее оставался таким же рассеянным, и Джейни продолжала уже серьезно: – Тина, милая. Я понимаю, что тебе не хочется, но придется вернуться домой, ладно? Дома действительно случилось плохое, я понимаю, тебе кажется, будто здесь безопаснее, но ты не можешь здесь оставаться, ведь это не дом. Помнишь, мы об этом уже говорили? И доктор сказал, что чем дольше откладываешь возвращение, тем труднее ехать домой. Бояться больше нечего. Остались только мы с тобой. И Салли. Он же тебе всегда нравился.
Признаться, для Салли это была новость.
– Ты ни в чем не виновата, солнышко. Ты ведь это знаешь, правда? Я сделала большую глупость. Разозлила твоего отца. Но он ушел, и больше никто никого пальцем не тронет. Понимаешь? И как только ты вернешься домой, мы с тобой все исправим. Бабушка нам поможет. И дедушка, как только мы выясним, где его черти носят. Вы же с дедушкой лучшие друзья, правда?
При упоминании о дедушке Тина медленно моргнула, Салли показалось, что взгляд ее на мгновение стал осмысленным, но тут же вновь застыл. Салли ее понимал. Было заметно, что мать заставляет себя бодриться и оптимизм ее не более чем самоуспокоение. Если что и удастся исправить, то явно не скоро, а может, совсем никогда.
Джейни сникла.
– Ладно, солнышко. Можешь еще посидеть здесь немного, а я поговорю с Салли, и мы поедем домой, ладно? И начнем все сначала, как всегда. Ты же помнишь, что всё к лучшему? Что у нас за черной полосой? Белая, верно? Иначе и быть не может, и когда мы вернемся домой, все у нас будет отлично.
Джейни встала, колени ее громко хрустнули, и Салли вдруг осознал, что эта женщина, направляющаяся к нему, уже не так молода. Неужто пережитое за утро настолько ее состарило?
– Спасибо. – Джейни встала рядом с Салли у окна, выходившего на парковку. – Я так понимаю, это вы привезли ее сюда.
Салли кивнул. Когда наконец прибыли копы, Салли отвел их в квартиру Джейни и обнаружил, что, пока они разбирались со “скорой”, Рой Пурди очнулся и смылся. Закончив общаться с полицией, Салли увидел, что у входа в закусочную сгрудились завсегдатаи, но Салли покачал головой, указал на табличку “Закрыто”, и они всё поняли. Тогда-то Салли и почувствовал, что в зале есть кто-то еще, и в дальней кабинке на диване нашел Тину, сжавшуюся в комок.
– А тебя позабыли? – Салли уселся напротив, Тина не ответила, и он добавил: – Мне тут нужно кое-что закончить, и мы поедем в больницу, договорились?
Тина лишь кивнула.
Первым делом он выключил гриль, выбросил бекон и сосиски, превратившиеся в угли. В задней комнате Салли нашел картонную коробку, оторвал от нее кусок, взял маркер, скотч и сделал еще одну табличку “Закрыто” – для доставщиков, которые обычно являются с черного хода. Под табличкой на передней двери приклеил объявление: “На неопределенный срок”. Когда он вернулся, Тина по-прежнему сидела в кабинке.
– Ничего не хочешь добавить? – спросил Салли, но Тина словно его и не слышала. – Идем сюда. – Он указал на черный ход.
Передняя дверь заперта, заднюю Салли запер за ними.
В машине Тина уставилась на бурый вихрь, оставленный Карлом на лобовом стекле. Всю дорогу Тина не отрывала взгляда от вихря, а когда они прибыли в больницу, так же молча переместилась туда, где сидела сейчас. Салли не сумел ее растормошить и попросил медсестру помочь вывести Тину из машины и проводить в приемную.
– Что с ней? – спросила медсестра, и Салли ответил, что у девочки на глазах избили ее бабушку.
Такой ответ медсестру явно не удовлетворил, она окинула Салли подозрительным взглядом, но больше ему было нечего ей сказать. В детстве Тину проверяли на аутизм, Рут говорила, что в стрессовых ситуациях, особенно когда ее родители ссорятся, девочка впадает в прострацию, но Салли казалось, что вроде бы с возрастом у Тины это прошло. Видимо, он ошибался.
– Она придет в себя? – шепотом спросил Салли у Джейни, кивнув на девочку.
То, как уверенно и спокойно Джейни сейчас разговаривала с дочерью, вызвало у него восхищение: он и не знал, что у Рут такая дочь.
– Через какое-то время, – ответила Джейни. – Защитная реакция. Когда Тине плохо, она отключается. Жаль, я так не умею.
– Медсестра сказала, что попросит доктора ее осмотреть.
Джейни обернулась, взглянула на Тину.
– Господи, – сказала Джейни, – она все видела, да?
– Когда я пришел, она стояла в дверях, так что, пожалуй, да. А ты разве не помнишь?
– Смутно, – призналась Джейни. – Помню, как я кричу, чтобы он перестал. Как он лупит маму. Потом появились вы. У вас было такое лицо… Но мне казалось, будто все это происходит под водой.
– Счастливая. – Салли-то помнил всё слишком живо, будто мысленно смотрел цветной фильм: окровавленное, избитое, изувеченное почти до неузнаваемости лицо Рут, она поймала его взгляд, и зрачки ее закатились. – Что говорят врачи?
– Про кому не говорят, но она до сих пор не очнулась, так что…