– Я имею в виду, она никого не узнает.
Обещаете?
– И даже если она вас узнает, она уже не говорит. У вас не получится найти с ней общий язык.
У меня это никогда не получалось, чего уж там.
– Я понимаю, – заверил Салли секретаршу.
Та внимательно на него посмотрела.
– Не очень-то мне это нравится.
Не вам одной.
Прежде чем пустить Салли к бывшей жене, медсестра отделения для дементных подготовила его к тому, чтоґ – а не кого – он увидит. Человека, которого он приехал проведать, уже считай что нет, пояснила медсестра. И сегодня у его бывшей жены еще хороший день, но это значит всего лишь, что Салли вряд ли доведется видеть ее беспокойство, а зачастую и ярость, свойственные последним стадиям этой болезни. Возможно, в каком-нибудь ее жесте мелькнет проблеск той женщины, на которой Салли некогда был женат, но если ему померещится нечто большее, то это всего лишь игра воображения. Вера уже не способна есть твердую пищу, вообще не понимает, для чего нужна пища, и с одинаковым удовольствием жевала бы хоть часы, хоть морковку. Салли не следует ни поить ее, ни кормить, поскольку нормально глотать она разучилась и может подавиться.
До Вериной палаты Салли провожала девочка-волонтер лет семнадцати, не старше.
– Я подожду в коридоре, – сказала она.
Когда за Салли закрылась дверь и он увидел иссохшее, точно мумия, существо с отвисшей челюстью, которое некогда было Верой, он так струсил, что едва не сбежал. Бывшая жена Салли сидела в кресле-каталке возле окна, откуда был виден передний двор с бетонным фонтаном (сухим) и расставленными вокруг него столами для пикника. “Может, он всегда так? – подумал Салли. – Может, воду в фонтан здесь подавать опасно?”
– Привет, старушка, – произнес он чужим голосом, прозвучавшим так причудливо-гулко, будто в комнате не было мебели.
Салли пододвинул себе стул, Вера взглянула на него, но тут же отвернулась и снова уставилась в пустоту. Салли заметил сквозь тонкий халат, что Вера совсем исхудала, кожа да кости. А ведь в юности мы с этой самой женщиной занимались любовью, подумал Салли и тут же прогнал эту мысль, смутившись, даже устыдившись того, что она пусть на миг, но пришла ему в голову. Страшнее всего, как ни странно, были Верины волосы. Всю жизнь у нее был безупречный перманент, каждая прядка на месте, теперь же волосы выглядели естественно, как и положено волосам, но для Веры это было как раз неестественно.
– Вот заехал узнать, злишься ли ты еще на меня, – продолжал Салли.
Именно этого он, разумеется, и боялся – что обида, которую Вера лелеяла долгие годы, пережила остальные черты ее распадавшейся личности, – но теперь осознал, что боялся не того. Если бы Вера злилась на него, это все же была бы прежняя Вера.
– Тебе, наверное, все это осточертело. – Салли оглядел просторную, казенно-безликую комнату женщины, некогда так гордившейся своим безупречным домом. Хотя Салли, конечно, имел в виду не столько окружающую обстановку, сколько само Верино существование. – Мне бы точно осточертело.
Выражение ее лица не изменилось.
В эту минуту в дальнем углу двора открылась дверь, оттуда выбежал маленький ребенок, девочка, следом вышла молодая женщина – видимо, ее мать. Глаза Веры отметили движение, но ни понимания, ни удовольствия в ее взгляде не отразилось. Чуть погодя в дверях показалась и бабушка – генетическая основа двух последующих поколений. А где-то внутри, догадался Салли, осталась прабабка, которую они втроем приехали навестить.
Не зная, чем занять руки, Салли спрятал их в карманы, наткнулся на секундомер, достал и уставился на него.
– Узнаёшь? – Он показал Вере секундомер Уилла. – Помнишь тот День благодарения?
Питер тогда приехал в Бат со своей еще не распавшейся семьей, пригласил Салли на праздничный обед, а Вере сказать забыл, поскольку не верил, что Салли и впрямь придет. Все в доме переругались: Питер с женой, Вера с Ральфом, Уилл с младшим братом Шлёпой. И Салли явился в тот самый момент, когда дерьмо понеслось по трубам. В итоге Уилл выбрался из окна ванной комнаты и залез под брезент в кузове его пикапа. А Салли, поспешно ретировавшись, чуть погодя обнаружил в кузове Уилла, прятавшегося от родительских ссор и жуткого младшего братца. Тем вечером Салли и вручил внуку секундомер, чтобы Уилл отмерял время, в течение которого ему удалось оставаться храбрым.
Во дворе молодая мать обежала два раза вокруг фонтана и в конце концов изловила визжащую девчушку. Обе вернулись к бабушке, та подхватила на руки вырывавшееся дитя, и все трое скрылись за дверью, оставив Салли вдвоем с женщиной, которой больше не было. В груди у него словно сжался кулак, Салли зажмурился от боли и не открывал глаза, пока кулак не разжался.
– Тебе, наверное, будет приятно это услышать. – Он убрал секундомер в карман. По какой-то причине Салли решил разговаривать с Верой так, будто она здесь есть. – У меня, оказывается, проблемы с сердцем. Не смейся. У меня все-таки есть сердце. Я это узнал, потому что оно барахлит.
Если бы Вера и правда была здесь, она не преминула бы съязвить, что его сердце никогда не функционировало как положено, и Салли принял бы ее замечание как должное.
– Но я еще поживу, – продолжал он. – Врачи говорят, год-другой, но они врут как дышат. По моим ощущениям, оно вот-вот откажет. Врачи хотят вживить мне в грудь эту штуку. Дефибриллятор. Говорят, с ним я протяну дольше, если, конечно, не умру у них на столе. Я их спрашиваю, зачем это нужно, а они не понимают. Работать я не могу. Больше путаюсь под ногами. Ну и в чем смысл?
Салли взглянул на Веру, и на этот раз у него сложилось четкое ощущение, будто внутри у нее загорелся свет, как и предупреждала его медсестра. Впрочем, в следующее мгновение свет снова погас, осталась только телесная оболочка.
– Ты тоже этого не понимаешь, да? (Тени во дворе становились длиннее.) Не переживай, – продолжал Салли, – я как-нибудь разберусь. А пока давай просто посидим и помолчим. Мы же, кажется, никогда так не делали, правда? Чтобы взять и молча посидеть вдвоем?
Салли очнулся от легкого прикосновения к запястью и на долю секунды решил, что это была Вера, хотя, конечно, это была девушка-волонтер, она зашла в палату сообщить ему, что часы посещений закончились. Как последняя рюмка перед закрытием, подумал Салли. Домой ехать необязательно, но и в баре остаться нельзя.
Субботний вечер, и в “Лошади” снова людно, но табурет рядом с Карлом Робаком пустовал, и Салли уселся туда.
– Ты в настроении, – заметил Салли, когда друг повернулся к нему.
– Спорим, ты догадаешься почему, если подумаешь.
А черт его знает, хотел было ответить Салли, с чего это человек, оказавшийся на самом дне, пребывает в таком прекрасном расположении духа, но потом догадался.
– Поздравляю. Надеюсь, ты не станешь мне демонстрировать.
– Прямо сейчас у меня не стоит, – признался Карл. – Ты за миллион лет не угадаешь, на кого у меня встал.
– Ну ты хоть намекни, – потребовал Салли. – На мужчину или на женщину?
– На Одри Хепберн. Одетую.
– Я же тебе говорил: порнуха не выход.
– Одри Хепберн, – с изумлением повторил Карл. – Как ты думаешь, она снималась в порнухе?
Салли молча на него посмотрел.
– Окей, тогда Кэтрин, – уступил Карл. – Кто-то из них. Выбери любую Хепберн. – Салли вновь ничего не ответил, и Карл добавил серьезно: – Я только что узнал про Рут. И очень тебе сочувствую.
Именно это и тяготило Салли сильнее всего. Куда бы он ни пришел, ему выражали сочувствие, словно он муж Рут, и Салли каждый раз осознавал, до какой степени вторгся в ее семью. Стоит ли винить Рут за то, что она решила, будто ему пора двигаться дальше?
Бёрди поставила перед ним пиво со словами: “За счет заведения”.
– Нашли этого гаденыша?
– Полчаса назад еще нет, – ответил Салли.
В вестибюле дома престарелых был таксофон, и Салли сделал пару звонков. Один в полицейский участок – выяснил, что Рой Пурди еще на свободе, – другой в больницу, медсестра из реанимации сообщила ему, что состояние Рут не изменилось. Да, муж, дочь и внучка по-прежнему возле нее. Салли подумывал заехать в больницу, но потом решил, что без него им будет легче.
– Я слышала, – продолжала Бёрди, – что если бы не ты, он бы ее убил.
Бёрди явно пыталась приободрить его, и Салли не стал с ней спорить. Но и не стал указывать на очевидное – говорить, что он спас Рут жизнь, можно только при условии, что она выживет.
Подошла официантка, протянула ему сложенную записку: “Я выиграла этот спор”. Салли отклонился назад, обвел взглядом таверну и увидел принаряженную Бутси Сквирз, она помахала ему рукой и улыбнулась самодовольно. Ну точно – ветка. Салли совсем забыл, как Бутси и полагала. Мужчину, сидящего напротив нее, Салли узнал не сразу. У Руба есть пиджак? И нарядная рубашка? И приличные ботинки, не только рабочие башмаки?
– Я оплачу их счет, – сказал он Бёрди.
Карл заметил, куда смотрит Салли.
– Ну и страхолюдина, – сказал Карл.
– Нельзя ли помягче? – спросил Салли.
– Это я еще мягко.
– Ты когда-нибудь задумывался о том, – произнес Салли, – что в следующей жизни можешь родиться некрасивой женщиной?
– Или тараканом? – вставила проходившая мимо Бёрди.
– Ну прям как в той книге, которую меня заставили прочитать в колледже, – крикнул ей в спину Карл. – Там чувак просыпается и думает, что он таракан.
– Угадай, кого я встретил сегодня, – произнес Салли, когда Бёрди отошла и не могла их услышать. – Клайва-младшего.
– Заливаешь. В Бате?
– Утверждает, будто бы прилетел на церемонию переименования школы.
– Откуда прилетел?
– Откуда-то с запада.
– И как он?
Сломленный. Несчастливый. Затравленный. Хотя поначалу и хорохорился. Нет, конечно, Клайв признался, что ему пришлось нелегко, но в конце концов он вроде бы встал на ноги. Теперь он женат, и счастливо, на женщине по имени Гейл, и очень жалеет, что мать с ней так и не встретилась. Какое-то время он работал где придется, но в конце концов вернулся в банковское дело, сперва трудился в маленьком филиале, потом его усилия заметили, и теперь он в региональной штаб-квартире отвечает за спецпроекты. Запад бурно развивается, сообщил Салли Клайв-младший. Обитатели захолустья вроде Норт-Бата понятия не имеют, как живет остальная страна. Теперь-то Клайв понимает, почему сорвалась сделка с “Последним прибежищем”. Потому что для инвестиций найдутся места получше. Все это Клайв-младший растолковал Салли с видом человека, который не сомневается, что ему не поверят, и когда Салли сказал: “Вот и здорово. Я рад за тебя”, Клайв так посмотрел на Салли, будто тот издевается над ним, но Салли говорил серьезно. Салли вовсе не думал над ним издеваться.