– С Днем благодарения, куколка, – крикнул он. – Как у тебя дела?
Бутси смахивала на ходячий список человеческих прегрешений, за которые теперь предстоит поплатиться.
– Моя праздничная индейка сгорела к чертям собачьим, вот как у меня дела, – ответила Бутси. – Ты всю осень не мог найти для него работу, зато заставил его работать в День благодарения и испортил мне праздник, вот как у меня дела.
Салли так и не удалось втолковать Бутси, что работу Рубу дает не он, что Руб работает не у него, что он не начальник Рубу. Бутси никак не могла этого понять – быть может, еще и потому, что вообще-то работу для них обоих всегда находил Салли (и когда он сидел без работы, ее не было и у Руба), именно Салли расплачивался с Рубом за услуги, именно Салли говорил ему, что надо делать и когда, то есть в глазах Бутси именно он был начальником Руба, и она решительно не понимала, в чем разница. Салли подумал, что сейчас не время и не место для объяснений.
– Жаль, – ответил он. – Так иногда бывает. Работа отняла у нас больше времени, чем мы рассчитывали.
– Испортили мне праздник, вот и все, – проговорила Бутси, но Салли показалось, голос ее смягчился.
Однако Руб рисковать не желал. Он и не думал выходить из машины и – Салли в этом не сомневался – не собирался вступать в разговор. Салли оказался предоставлен сам себе. Руб знал, что вскоре тоже окажется предоставлен сам себе, и не спешил вступаться за Салли.
– Конечно, мы могли бы и отказаться от денег, – сказал Салли. – Праздник, не праздник, какая разница.
Бутси не уступила, но все же ответила спокойнее:
– У меня на работе всего три оплачиваемых выходных в году, и надо же вам было испоганить один из них.
– На Рождество мы работать не будем, – пообещал Салли. – Честное слово.
Бутси наклонилась и вперила строгий взгляд в мужа:
– Ты выйдешь сам или мне тебя вытащить?
Руб потянулся к ручке двери.
– Я всего лишь прощался с Салли, – промямлил он.
– У тебя была куча времени попрощаться с ним, пока моя индейка обугливалась. Вылезай, черт тебя подери.
Руб повиновался, хоть и без особой спешки. Наблюдая за ним, Бутси еще немного смягчилась.
– А ты бы зашел, помог нам съесть эту срань, – сказала она Салли. – Вначале она весила двадцать фунтов; наверное, фунтов восемь осталось.
– Я бы с радостью, куколка, – ответил ей Салли. – Но меня уже пригласили.
Бутси фыркнула:
– То есть ты сегодня испоганил две индейки. Мою и чью-то еще.
Салли, признаться, об этом не думал и не собирался. Вряд ли Вера без него не села за праздничный стол и злится тем больше, чем сильней высыхает индейка; впрочем, кто знает?
Дома Салли набрал горячую ванну и опустился в воду. Стоять под душем не было сил от усталости и боли. Он сам не помнил, как уснул, но, видимо, все же уснул, поскольку разбудил его телефон, а вода – когда он сел в ванну, она была такая горячая, что едва можно вытерпеть, – совершенно остыла.
– Я только хотела сказать, что горжусь тем, как ты вел себя вчера вечером, – сообщила Рут без предисловий, как всегда, когда звонила ему. – Прежний Салли полез бы в драку.
За долгие годы их отношений – быть может, чтобы одолеть угрызения совести из-за измены супругу – Рут не раз напоминала себе и Салли, что влияет на него положительно, – если честно, так и было. И все равно его раздражало, когда она говорила о “прежнем Салли”. В молодости он действительно дрался в барах, и ему действительно не мешало измениться. Но эти ее слова насчет Салли прежнего и Салли нынешнего основывались на убеждении, будто изменился он исключительно благодаря Рут, с чем Салли, строго говоря, не соглашался.
– Прежний Салли наверняка победил бы, – заметил он.
– Нынешний тоже мог, – парировала Рут. – Просто нынешний повзрослел и научился уходить от конфликтов.
– Я никуда не уходил, – напомнил Салли. – Это Зак ушел. Я даже не сумел вылезти из кабинки.
– Ты понял, что я хочу сказать.
– Черта с два. Я никогда не понимаю, что ты хочешь сказать.
На миг повисло молчание.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – наконец сказала Рут. – Извини, что потревожила в праздник.
– И правильно сделала. – Салли смягчился, поскольку был рад, искренне рад ее слышать. – Просто я стою голый и с меня вода капает, вот и все. – И добавил чуть погодя: – Почему мы с тобою еще не женаты?
– Потому что.
– Ясно, – ответил Салли. – А я-то все думаю – почему.
– Каждый раз, как ты спрашиваешь, причина другая. Но все они веские.
– Откуда ты звонишь? – догадался спросить он.
– Из дома. Зак дрыхнет на диване. Ты же знаешь, как на него действует еда. Проснется, сделает себе сэндвич с индейкой и ляжет дальше спать.
– Хорошо ему живется. Ты пашешь на двух работах, готовишь ему еду. На его месте я делал бы так же.
– Неправда.
– Может, заглянешь? Моя хозяйка уехала обедать. Привезешь мне ножки индейки.
– Обе ножки съел Угадай Кто, – ответила Рут. – И бедро.
– Ты не ответила на вопрос.
– Вряд ли, милый.
Салли согнул колено. Таблетка Джоко так и не подействовала, и Салли подумал, что Джоко, наверное, экспериментирует с плацебо.
– Значит, придется ехать к Вере. – Салли надеялся, что эти слова заставят Рут передумать. Обычно хватало малейшего упоминания о бывшей жене. – Она хотя бы меня покормит.
Рут не ответила, и Салли услышал, что она плачет, хоть и не понял почему.
– Может, все-таки заглянешь? – спросил он. – Хочешь, сходим куда-нибудь. Пообедаем в ресторане. Съездим в Шуйлер.
– Я уже пообедала, – напомнила Рут. – Да и не очень-то мне хочется тебя видеть. В таком состоянии я, чего доброго, от отчаяния соглашусь выйти за тебя замуж, и что тогда, черт возьми?
– Тогда ты будешь счастлива.
– Хочешь сказать, будешь счастлив ты.
По правде говоря, Салли сомневался, что кто-то из них будет счастлив, но если бы Рут согласилась, он женился бы на ней.
– По крайней мере, один из нас точно выиграет, – произнес он.
– Точно, – спокойно ответила Рут. – Выиграет Зак.
– Тогда я беру свои слова назад, – сказал Салли. – Еще не хватало, чтобы Зак выиграл за мой счет.
Рут высморкалась.
– Хорошо тебе пообедать у Веры.
– Они, скорее всего, уже пообедали. Который час?
– Почти четыре, – ответила Рут.
– Я, пожалуй, попозже загляну в “Лошадь”. Заезжай, если будет настроение.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Разве мы сейчас не разговариваем?
– Не по телефону.
Салли вдруг испугался.
– Все в порядке? – Может, она была у врача и тот ей что-то сказал? – Ты не больна?
– Нет.
– Тогда что?
– Завтра будет уйма времени, – заупрямилась Рут. – Или послезавтра. Ты вроде говорил, что не прочь в этом раунде пропустить удар-другой?
– Только если побьют не тебя.
– У меня все хорошо. Честно, – заверила его Рут, голос ее действительно повеселел. Может, у нее и правда все не так уж плохо, подумал Салли. – Счастливого Дня благодарения.
– И тебе.
Перед уходом Салли проглотил очередную таблетку Джоко. Это же болеутоляющие, а встреча с бывшей женой обещала быть болезненной.
Заднее крыльцо выглядело не так, как прежде, чего-то не хватало. Салли гадал, в чем дело, и наконец сообразил. Исчез снегоуборщик. Салли потрогал перила – они качались. Кто-то вывинтил массивные болты, которыми перила крепились к нижней ступеньке. Салли на это лишь улыбнулся – значит, таблетки Джоко все-таки действовали.
В День благодарения мисс Берил и ее подруга миссис Грубер решили отобедать в мотеле “Нортвудс” на окраине Олбани. Мисс Берил предложила с полдюжины других заведений, куда с удовольствием съездила бы, и в конце концов согласилась на “Нортвудс”, любимое место миссис Грубер. Мисс Берил вела машину, а миссис Грубер всю дорогу до мотеля весело болтала о том, что снег в этом году выпал слишком рано, и прочих важных вещах. Мисс Берил сознавала, что радость подруги объясняется ее, мисс Берил, решением отказаться от путешествия. Зимы тянутся долго, миссис Грубер фактически жила затворницей с середины января, когда мисс Берил уезжала, и до самого ее возвращения. Мисс Берил была десятью годами старше подруги, но гораздо самостоятельнее. Семь лет назад миссис Грубер осталась вдовой – и оказалось, что она совсем к этому не готова. “Мы с тобой и здесь повеселимся, – сказала она мисс Берил, когда та сообщила, что зимой не поедет в Марокко. – В погожие дни будем путешествовать по округе. Смотреть всякую всячину”. Миссис Грубер считала, что и дома есть масса всего интересного. Достаточно развернуть газету и почитать рекламные объявления. Чтобы увидеть что-то новое, незачем ехать в Марокко. Мисс Берил часто думала, что миссис Грубер была бы идеальной парой для Клайва-старшего – тот придерживался того же мнения насчет округа Шуйлер. Когда речь заходила об этом, муж мисс Берил становился философом. По его мнению, там, где они живут, есть все на свете. Все зависит от того, как смотреть. Мисс Берил всегда смотрела на мужа косо, когда он приходил к этому предсказуемому заключению, и говорила: быть может, ты и прав.
Миссис Грубер всю жизнь прожила в Норт-Бате, была в Олбани миллион раз, но по-прежнему понятия не имела, как туда добраться и потом вернуться домой. Она никогда не водила машину. Водить она предоставляла мужу, а после его смерти – мисс Берил. Миссис Грубер и в голову не приходило поинтересоваться, хочет ли подруга садиться за руль, равно как и не приходило в голову научиться водить. Неумение водить машину она считала неудобством сродни леворукости – ни то ни другое исправлению не подлежало.
Мисс Берил чем дальше, тем реже хотелось садиться за руль, особенно если погода оставляла желать лучшего, особенно на оживленном федеральном шоссе, особенно если они ехали в заведение, не относившееся к числу ее любимых. Мисс Берил никогда не ездила быстрее сорока пяти миль в час, на шоссе ее “форд” обгоняли, ей бибикали – гудки расплывались, точно повинуясь эффекту Доплера, – и мисс Берил тормозила, ожидая, что в нее вот-вот врежутся. А на миссис Грубер оглушительные гудки словно и не действовали, с возрастом она стала хуже слышать и редко реагировала на внешние раздражители – по крайней мере, в машине. Зрение у нее было нормальное, но, по мнению мисс Берил, ее спутница словно не видела ничего из того, на что смотрела в дороге. Ветровое стекло “форда” мисс Берил было для миссис Грубер чем-то вроде телевизора, в котором шла скучная передача. И если бы миссис Грубер могла, она выключила бы его.