Салли с мальчиком разговаривали. Вернее, говорил Салли, и Руб точно знал о чем. Он велит мальчишке не обращать внимания на Руба, хотя тот стоит прямо перед ними. “Не смотри на него”, – говорил Салли внуку, слова его за стеклом были еле слышны. Мальчик старался не смотреть на Руба, но все равно украдкой поглядывал, и Руб догадался, что Салли снова решил его разыграть. Салли вечно его разыгрывает, а Руб на него обижается. Вот и сейчас он обиделся. И энергичнее постучал по стеклу.
На этот раз Салли соизволил его заметить, произнес губами: “Привет, Руб”, точно они с внуком где-то далеко, в такой дали, что человеческий голос оттуда не долетает. Салли что-то прошептал внуку, они помахали Рубу. Руб многого не понимал, но меньше всего – почему его лучший друг вечно с кем-то объединяется против него, Руба. Впору задуматься, друзья ли они вообще.
После того как Салли и мальчик помахали Рубу, тот описал рукой в воздухе круг – знак опустить стекло. Так Салли хотя бы не притворится, будто не слышал. Не то чтобы Руб ожидал, что эта уловка сработает, а потому и не удивился, когда Салли изобразил недоумение и сделал в ответ такой же знак. Руб, медленно шевеля губами, беззвучно произнес: “ОПУСТИ СТЕКЛО”.
Салли опустил стекло.
– Что? – спросил он.
– Что вы делаете? – полюбопытствовал Руб.
– Кто?
– Вы. Вы оба, – пояснил Руб. – Чего вы здесь сидите?
Салли пожал плечами.
– Что ты хочешь, Руб?
Руб хотел к ним. В машину. В разговор. В общество друга. К ним.
– Можно к вам? – спросил он. – Здесь холодно.
– Здесь тоже, – ответил Салли. – Мы задержимся еще на минутку-другую. А потом вылезем из машины и будем мерзнуть все вместе.
Салли поднял стекло, Руб уставился на свое отражение. Даже его отражение внутри, где тепло – или хотя бы теплее.
Руб размышлял обо всем, в том числе и о том, как несправедливо, что отражение его в машине, а он на улице; минуту спустя стекло вновь опустилось.
– Что ты делаешь? – спросил Салли.
– Жду, – пояснил Руб.
– Иди жди вон там, – сказал Салли. – Посиди на крыльце.
– Я никому не мешаю, – заупрямился Руб, он знал свои права. Улица общая. – Можно я хотя бы скажу тебе одну вещь?
– Через минуту ты скажешь мне все что захочешь. Иди посиди на крыльце.
Салли поднял стекло, оно закрылось в то мгновение, когда он договорил. И Руб снова остался в обществе собственного отражения. Человек, смотревший на Руба, выглядел как тот, кого переполняют желания, вот только с возможностями у него туго. Руб неохотно сделал, что велено.
Салли и Уилл проводили взглядом Руба, который вернулся по дорожке к дому и уселся на холодное крыльцо. А говорили они о страхе. Уилл все еще боялся заходить в дом деда. Салли признался, что когда был в возрасте Уилла, тоже многого боялся. Уилл ему не поверил.
Он испуганно смотрел на ветхий дом. Тот пугал его еще сильнее, чем накануне, потому что теперь на покосившемся переднем крыльце высилась груда досок, а это значило, считал Уилл, что теперь дом и вовсе держится на честном слове.
– Хочешь знать, как делал твой дедушка? – спросил Салли.
Уилл не горел желанием знать, как именно дедушка Салли справлялся со страхом, потому что догадывался: дед объяснит, что ему помогало, и потребует, чтобы Уилл попробовал, а Уилл уже понимал, что пробовать не захочет. Он искренне не верил, что дедушка Салли когда-то чего-то боялся. Он не мог себе представить, чтобы дед чего-то боялся, как не мог представить, чтобы Шлёпа вдруг подобрел. Шлёпа не знал сострадания. Если бы знал, это был бы уже не Шлёпа. А другой человек, похожий на Шлёпу. И пришлось бы дать ему другое имя. Чтобы дедушка Салли чего-то боялся? Да он не испугался даже полицейского с пистолетом.
– Я заключал с самим собой договор, – не дождавшись ответа, сказал дедушка Салли. – Говорил себе, что буду храбрым ровно минуту.
Уилл хмуро взглянул на деда.
– Ты ведь можешь быть храбрым одну минуту, правда? У букмекера ты был храбрым и дольше минуты, и случилось хорошее. Ты выиграл деньги.
– А что было, когда минута проходила?
– Я снова пугался. Но я хотя бы мог сказать, что был храбрым минуту. В следующий раз я пытался быть храбрым уже две минуты. И вот так с каждым разом я становился все храбрей и храбрей.
Уилл по-прежнему смотрел на деда, тот явно говорил правду.
– А чего ты боялся?
Дед пожал плечами:
– Уже не помню. В моем возрасте ты тоже не вспомнишь.
Уилл посмотрел в окно на свой страх. Он не верил, что сумеет забыть, чего боялся. И не верил, что дед позабыл. Просто он никогда и ничего не боялся по-настоящему.
– Я сейчас.
Дедушка Салли выбрался из машины, прихрамывая, обошел “эль камино”, откинул задний борт. Открыл ящик с инструментами, который держал в кузове, шумно порылся в нем. Наконец, видимо, нашел что искал, потому что тяжелая крышка ящика со стуком закрылась, а сам Салли вернулся на переднее сиденье рядом с Уиллом.
– На, – сказал Салли и бросил внуку на колени что-то металлическое и тяжелое.
Уилл сжал колени, поймал вещицу, взял в руки, порассматривал недоуменно и догадался, что это секундомер.
– Можешь засекать время, – пояснил дед и показал Уиллу, как работает секундомер. – Чтобы точно знать, сколько ты пробыл храбрым.
Уилл с минуту скептически глядел на секундомер, потом еще более скептически посмотрел на дом и, наконец, на деда.
– Ладно, – согласился он с глубоким вздохом.
– Молодец.
Они вышли из “эль камино” и направились по неровной – плиты дыбились от времени и непогоды – дорожке к дому, Уилл смотрел, как медленно ползет секундная стрелка, точно пытался понять, сколько в реальном времени займет минута, на которую он согласился.
Где-то рядом лаяла собака. Салли казалось, что лай доносился из дома, но это едва ли.
Салли остановился возле сидящего на крыльце Руба (тот все еще дулся) и посмотрел на дом. Не было слышно ни треска отрываемого паркета, ни вообще звуков какой-либо работы, если уж на то пошло.
– А где Питер?
Где бы ни находилась собака, она залаяла еще громче и ближе, залаяла зло и как-то придушенно.
– Именно это я и вышел тебе сообщить, – раздраженно ответил Руб, – но тебе приспичило притворяться, будто меня здесь нет. И теперь я тебе ничего не скажу.
Руб отвернулся – то ли от злости, то ли потому что в глазах его стояли слезы, Салли не понял.
Слова Руба так напугали Уилла, что Салли улыбнулся ему и подмигнул.
– Руб? – позвал он.
– Что?
– Где Питер?
– В другом доме, – ответил Руб; хотя он по-прежнему дулся, но был явно доволен, что продержался так долго на этом допросе с пристрастием.
– В каком другом, Руб? В Бате почти пять сотен других домов. Даже больше, если считать весь штат.
– В другом доме, где мы работаем. – Руб опять рассердился.
– В летнем домике Карла? – уточнил Салли. – Неужели Питер повез паркет на озеро?
– Нет, вон в том. – Руб ткнул пальцем в дом Майлза Андерсона.
Они повернулись, посмотрели туда и увидели, как на крыльцо вышли Питер и незнакомый мужчина, остановились и о чем-то заговорили. Когда они пожали друг другу руки, Салли нахмурился и спросил:
– Кто это с Питером, Руб? Только не говори мне, что это Майлз Андерсон, тот сказал, что приедет не раньше января.
Руб открыл было рот, но тут же закрыл.
– Кто это, Руб?
– Это Майлз, мать его, Андерсон, как ты и сказал. И я не виноват.
– Черт, – произнес Салли.
Виноват Карл Робак, это он оторвал Салли от большого заказа, поручив мелкий, из-за которого Салли теперь, быть может, лишится большого. А может, и нет. Издали донесся смех, Питер и Майлз Андерсон спустились с крыльца, как два приятеля. Андерсон уселся в свою маленькую машинку, Питер наклонился к окну и помахал ему. Андерсон развернулся, устремился по Главной к деревне, Питер проводил его взглядом, потом перешел через дорогу и направился к ним.
Уилл сбежал по ступенькам, помчался навстречу отцу, Салли уселся на крыльцо рядом с Рубом, тот все еще сердился.
– Я бы на твоем месте тут не рассиживался, – посоветовал Салли. – А то кончик члена примерзнет к крыльцу.
Руб опустил взгляд, проверил, возможно ли такое.
– Совсем забыл, – продолжал Салли. – У тебя-то, поди, до крыльца не достанет.
– У тебя тоже. – Руб ухмыльнулся несмело, позабыв обиду от радости, что друг вернулся.
– Правда, – Салли крепко пихнул Руба локтем, – потому что я его подворачиваю.
Руб отодвинулся, чтобы Салли его не достал.
– А хочешь знать, сколько раз я его подворачиваю? – Салли снова ткнул Руба локтем, поскольку отодвинулся тот не так уж и далеко.
– Если бы подворачивал, тебе было бы больно. – Руб представил себе, каково это.
– Мне – нет, – заверил его Салли. – Знаешь, что я люблю больше всего?
Руб вспыхнул, гадая, не связано ли это с классной Тоби Робак.
– Сгущенку, – продолжал Салли. – А знаешь почему?
Руб нахмурился, силясь вспомнить почему. Он чувствовал, что должен знать ответ на этот вопрос, но припомнить не мог.
– Ни дергать за сиськи, ни чистить дерьмо, – пояснил Салли. – Ты здесь хоть что-то сделал?
– Почти все. Может, хватит пока, пойдем пообедаем?
– Хватит работать или хватит сидеть на крыльце и морозить член?
– Работать.
– Окей.
– Хорошо, – сказал Руб.
Они сидели и слушали, как лает собака.
Уилл присоединился к отцу, и они медленно шли по улице к Салли и Рубу. Мальчик о чем-то взахлеб рассказывал, показывал отцу выигранные деньги и секундомер, который дал ему Салли. Тот даже с крыльца заметил, что Питер не очень-то рад.
– Где лает эта чертова псина? – спросил Салли. – Такое ощущение, будто в доме.
– На кухне, – уточнил Руб.
– Кто?
– Собака, – сказал Руб. Он готов был поклясться, что они говорят о собаке.
– Какая собака?
– Та, которая лает. Карла собака.
Это было второе, что он хотел сообщить Салли, когда подошел к машине, а его прогнали, и это за все его труды. Было еще и третье, но Руб позабыл что.