Руб ухватил и банку, и ненавистное прозвище, и в это мгновение от несправедливости и непереносимого разочарования к горлу его подступил ком, так что пиво, которого он так боялся лишиться, не полезло бы в горло. Руб развернулся, швырнул банку и выбил стекло на втором этаже. Внутри дома залаял и тут же затих Распутин.
– Я ухожу, – только и выдавил Руб.
Он не сумел бы ничего добавить, даже случись рядом классная Тоби Робак и предложи она в обмен на подробное объяснение посидеть у него на лице. Даже если бы она была голая и совала ему сотенные купюры. В эти два слова, “я ухожу”, Руб вложил всю душу; произнеся их, он повернулся спиной и зашагал прочь.
– Эй, – смущенно окликнул Салли, удивленный, что обычные его подколки привели к столь неожиданному результату. – Ты чего?
Руб упрямо и грустно шел вперед. В эту минуту он напоминал маленького мальчика – по крайней мере, так показалось Салли. Сходство было бы полным, если бы Руб волочил за собой по земле бейсбольную биту.
– Руб, – позвал Салли. – Эй.
Питер смял пустую банку, швырнул на переднее сиденье машины.
– Черт. – Салли взглянул на сына и обнаружил, как и предполагал, что Питер смотрит на него с неодобрением. – Ты теперь тоже на меня злишься?
– Почему ты всегда так жесток с ним?
Салли и сам не знал. Он даже сомневался, был ли жесток с Рубом. Ему всегда казалось, что Рубу нравятся подколки. Салли считал, что те, кто с ним общается, отдают себе отчет: рано или поздно он примется их подкалывать.
– Сам постой рядом с ним пять часов подряд и послушай, как он треплется не затыкаясь, тогда и посмотрим, каким ты с ним будешь, – парировал Салли, сознавая, что оправдание неубедительное.
Во-первых, Питер каждое утро работал бок о бок с Рубом, пока Салли трудился у Хэтти. Во-вторых, болтовня Руба тут ни при чем. И если совсем начистоту, его болтовня всегда успокаивала Салли, как музыкальная радиостанция, звучащая фоном.
– Черт, – повторил он. – Дай пиво.
Питер протянул ему одну из двух остававшихся банок, и Салли тоже запустил ею в дом. Он целился в окно, но не попал: банка ударила о карниз, беззвучно упала на промерзшую землю, взорвалась и, точно дождеватель, выпустила в воздух струю пены.
Салли с Питером не сводили глаз с банки, пока струя пены не иссякла.
– Фиг я куплю еще пива, – сказал Питер.
Они догнали Руба на перекрестке Главной, перед домом Майлза Андерсона. Руб сознавал, что они ползут следом за ним, – слышал, как брякают доски в кузове пикапа, как шуршат за спиной шины, – но не обернулся и даже не прибавил шагу, переходя через дорогу. Если угодно, могут его переехать. Прикончить. Ему даже хотелось этого. Больше смерти под колесами пикапа он боялся лишь одного: что Салли подберется совсем близко и нажмет на клаксон.
Руб ступил на тротуар и вздохнул с облегчением, полагая, что уж теперь-то он в безопасности, но услышал, как следовавший за ним пикап перевалил через бордюр и так же медленно покатил за ним по тротуару. Оглянуться Руб не осмелился, боялся того, что увидит, и не желал жертвовать последними остатками гордости, выказав испуг или любопытство. Тем более что если бы Руб обернулся, и Салли, и Питер заметили бы, что он плачет, плачет как ребенок, о чем Салли наверняка не преминул бы сообщить. Или спросил бы: “Ты что, шуток не понимаешь?” – и Рубу стало бы еще горше; может, он и не понимает, что именно чувствует и почему, но одно он знал точно: это были не шутки.
Так что взорам тех вдовых обитательниц двух жилых кварталов Верхней Главной, кто в этот вечерний час смотрел в окно, открылось престранное зрелище. Миссис Грубер, к примеру, почти весь свой одинокий день утешавшаяся созерцанием знакомой улицы сквозь полузакрытые жалюзи, дважды моргнула, чтобы убедиться, что это не галлюцинация и не сон. По другой стороне улицы ехал пикап, двумя колесами по тротуару, двумя по соседским газонам. Перед пикапом шагал невысокий человек, почти карлик, наклонившись навстречу ветру, от которого весь день стонали старые вязы. Оттого что он клонился вперед и словно не замечал ползущий следом пикап, миссис Грубер сделала вывод, что карлик, должно быть, привязан к пикапу невидимыми вожжами – казалось, он тащит пикап за собой. Поразмыслив как следует, возможно ли это, миссис Грубер все же решила, что ошибается. Едва ли пикап едет по тротуару. Зачем водителю понадобилось выехать на ухабистый тротуар, когда можно катить по ровному асфальту проезжей части? Следовательно, пикап никак не может быть на тротуаре, это только так кажется. Миссис Грубер моргнула еще раз, приготовясь увидеть реальную картину. Но пикап все-таки ехал по тротуару. Он был за вязами, а не перед ними. Как и тянущий его карлик. А поскольку телефон был у нее под рукой, миссис Грубер сняла трубку и позвонила мисс Берил. Карлик с пикапом вот-вот окажутся возле дома ее подруги, и мисс Берил лучше разглядит, что к чему.
– Пап, – сказал Питер на переднем сиденье пикапа. – Пап.
Салли не обратил на него внимания. Он ссутулился над рулем, сосредоточившись на трудной задаче: не отставать от Руба и объезжать препятствия. Местами зеленая изгородь подходила к самому тротуару, и пикап с трудом протискивался мимо нее, ветви с шумом царапали левый борт, правые колеса наезжали на гигантские разлапые корни вязов.
– Ты посмотри на него. – Салли указал на Руба, по-прежнему упорно не замечавшего их присутствия. – Ты когда-нибудь видел такого упрямца?
– Да, – ответил Питер. – Видел.
Салли решил не уточнять, о ком речь.
– Ты посмотри на него, – повторил он, в голосе слышалось изумление.
Салли нажал на клаксон. Руб подпрыгнул, но не обернулся.
– Удивительно, – сказал Салли.
– Вон подъездная дорожка, – заметил Питер. – Вернись на проезжую часть.
– Удивительно, – повторил Салли. – Что бы ты сделал на его месте?
– Господи Иисусе… – простонал Питер.
Салли миновал подъездную дорожку, явно не собираясь прекращать это безумное преследование.
– Как же он не поймет, – дивился Салли. – Спрятался бы за дерево, и тогда нам кранты.
– Нам и так кранты, – заметил Питер. – Не видишь, кто сюда едет?
– Нет, а кто? – Салли еще сбавил скорость, пробираясь сквозь очередной узкий проход. Правое переднее колесо наткнулось на гигантские узловатые корни одного из старейших вязов, непристойно выпиравшие из почвы. Пикап попытался взобраться на корень, но скатился обратно. – Черт. – Салли прибавил газу, выжал сцепление, вытянул шею и попытался выглянуть в окно Питера. – Не вижу. Проеду?
– Вряд ли, – не глядя, ответил Питер.
Все его внимание было сосредоточено на приближающемся полицейском автомобиле.
– Наверно, проеду, – спокойно произнес Салли, точно вопрос был риторический.
Он отпустил сцепление, пикап вновь попытался перевалить через корень, опасно накренился. Преодолев узловатый корень, пикап соскользнул с него и – Салли не успел среагировать – заскрежетал днищем.
Рядом затормозил полицейский автомобиль, из него вышел озадаченный и раздраженный Реймер.
– Эй! – крикнул он. – Вы едете по тротуару!
Салли только теперь заметил полицейского и нажал на тормоз.
– Опусти на секунду стекло, – попросил он Питера.
Потом перегнулся через него и крикнул Реймеру:
– Пошел на хер!
Он отпустил педаль тормоза, и пикап снова дернулся, заднее колесо наехало на корень и со стуком опустилось на тротуар, в кузове громыхнули доски.
От слов Салли у Реймера в голове прояснело, он сел в машину, развернулся в три приема – шины визжали – и с ревом свернул на дорожку между пикапом и Рубом. Салли слишком поздно понял, что задумал Реймер.
Если бы полицейский остался сидеть в машине, ничего не случилось бы. Но он сделал ошибку – выбрался из машины и с победоносной ухмылкой уставился на Салли, а тот, увидев такое, смекнул, что глупая полоса еще не закончилась. “Сейчас я наделаю дел, – подумал Салли, и тут же: – А может, не надо?” Но следом явилась третья мысль, заключительная в этой привычной последовательности: “Нет уж, дудки”. Третья мысль принесла облегчение, хотя Салли по опыту знал, что это чувство свободы, пусть даже приятное, окажется недолговечным. Он сделает только хуже. В этом сомнений не было. Но в такие мгновения свободы осознанию, во что он впутывается, сопутствововало пьянящее, пусть и ложное ощущение, будто бы вот сейчас он перекроит реальность. В эту минуту реальностью были полицейский автомобиль и ухмыляющийся коп, на стороне которого сила, но Салли видел лишь возможность все это переиначить. Он не знал, как именно устранит полицейский автомобиль и копа, но не сомневался, что уж эту ухмылку он точно уберет, а это уже кое-что. И даже больше чем кое-что, поскольку, едва Салли увидел эту ухмылку, в нем взыграли первобытные инстинкты. Если бы Рут увидела его сейчас, она сказала бы, что перед нею “прежний Салли”, и он, признаться, даже отчасти хотел, чтобы Рут очутилась здесь и увидела триумфальное возвращение прежнего Салли. И еще он вдруг с несвойственной ему нежностью подумал об отце, понял, что тот напивался ради таких вот моментов, прекрасных моментов, когда вдруг ясно осознаешь и проблему, и решение. Мысленным взором Салли увидел точное место, где массивный бампер пикапа коснется борта полицейской машины, увидел, как ту тряхнуло, как у машины помялся борт, как она сдвинулась в сторону и пикап протиснулся мимо нее по тротуару.
Но было бы честно предупредить Реймера. Салли притормозил, опустил стекло и высунул голову. Голос его, как обычно в такие минуты, был спокоен. Умный коп расслышал бы в нем предостережение, но умного копа поблизости не случилось.
– Зря ты здесь встал, – сказал Салли. – Я бы на твоем месте переставил машину.
– Выходи, Салли, – ответил Реймер. – Веселье закончилось. Иначе я тебя…
Салли поднял стекло и не услышал остаток фразы.
– Ошибаешься, говнюк, – сказал он. – Веселье только начинается.
– Пап, – подал голос Питер, расслышавший предостережение.
По правде говоря, Салли почти забыл о сыне.