Праздник у Кука получился хороший. Мы с Алисой поговорили немного о Дж. Клизе – тема, которая никогда меня не утомляет, поскольку он мой комический герой и так далее. Джон не приехал на праздник, потому что весь день снимался в Шеппертоне с Робертом де Ниро и чувствует, что сыграл плохо.
«Кен разочаровался во мне» – таков был его вердикт. Я попытался объяснить А. Ф., что это вряд ли. Уехал в 1.15, повозился дома с кроссвордом, потом лег.
Уф! Странные денечки. С Большого завтрака на Большое чаепитие, а оттуда на Большой ужин. И продолжалось это безостановочно с той минуты, как я отправился в Данди.
Не такой уж и фантастический день. Бо́льшую часть утра провел дома – у Хью все еще продолжается монтаж его рекламы. В 12.15 забежала мама, повела меня на ленч в «Фортнумс». В 1.45 у нее некие дела в палате общин. Что-то связанное с Гарриет Гарман и женским вопросом. Что именно, я так и не понял. Сегодня официальное открытие сессии парламента, поэтому движение в Лондоне ужасное.
Мы очень приятно позавтракали, и в час тридцать я усадил ее в такси. Вернулся домой. Хью прийти так и не смог – из-за монтажа и прочего. Позвонил в «Кристис», поскольку слышал, что там будут продаваться два письма Оскара Уайльда, предложил пять тысяч за первое и пятнадцать за второе. Сам на аукцион прийти не смогу. Просидел дома до шести и решил заскочить в «Граучо», посмотреть, не играют ли там в покер. Обнаружил Кита Аллена и Саймона Белла, посидел с ними немного, выпил, к нам присоединились Джим Мойр (Вик Ривз) и еще пара людей. В восемь Кит, Лиам, Саймон и я отправились наверх, играть. Агент Кита, известный как Т., радостно лез игрокам под руку, давая советы. Я довольно прилично выиграл, все мы переварили изрядное количество белого порошка, но я сохранил достаточно здравого смысла, чтобы лечь спать в 1.00.
В 7.00 приехала, чтобы отвезти меня в Шеппертон, машина. Мы с Хью согласились сняться в политической рекламе лейбористов. Играем пару сомнительных таксистов, Вивера и Доджа, которые дают целой череде толстосумов советы насчет уклонения от налогов. Там были Роджер Брайерли (Глоссоп в первых двух сезонах «Дживса и Вустера»), Робин Бейли, Джереми Чайлд и Тим Уэст{140}. Идея состояла в том, чтобы показать, как оставленные тори налоговые лазейки могут лишить казначейство миллиардов фунтов. К ленчу еще не снимавшийся Робин Бейли впал в отвратительно вздорное состояние. Вздорно-визгливое, если точнее… гонял помощника режиссера и художника, как прислугу. Хью такие фокусы сильно не нравятся, поэтому, когда Бейли попытался обратиться к нему, он отреагировал довольно резко (и правильно сделал). Бейли, весьма чувствительный в подобных случаях, остался решительно недовольным. Он сейчас несколько не в себе, история получилась неприятная. В конце концов он ушел. К этому времени стало ясно, что съемки затянутся допоздна. Джо с Хью ждали к обеду Грега, Кима и Аластера, и Хью чувствовал себя обманутым – его не предупредили, что съемки займут так много времени. Если Лейбористская партия и вообще столь неэффективна, то, начав управлять страной, она всех нас в гроб загонит, как сказал бы персонаж Джорджетт Хейер.
В три пополудни я узнал, что мое предложение аукциону оказалось успешным… и попросил, чтобы имя мое сохранили в тайне. Четыре тысячи за первое, тринадцать за второе. С комиссионными получилось 18 700 фунтов стерлингов. Да уж!
Съемки тянулись и тянулись. Джереми Чайлд очарователен, кажется абсолютным архетипом итонского баронета, коим и является, однако ясно – уже по его участию в этой затее, – что голосует он совсем не так, как большинство представителей его класса. Он рассказал забавную историю о Джимбо Виллерсе[154]. Джимбо рассказывал о Саймоне Уильямсе, переживавшем тогда тяжелое время, – он снимался, играл на сцене и навещал в больнице мать (теперь уже скончавшуюся). Проезжал по четыреста миль в день. «Надеюсь, он не подкрепляет силы приемом каких-нибудь веселеньких таблеток», – сказал Джимбо. Превосходная фраза. Время все шло, шло; отпустили нас около 11.00. Хью был не так чтобы очень доволен, отчасти и потому, что он проявил себя брюзгой. «Теперь от меня воротит с души у двадцати человек», – сказал он. О господи. Я почувствовал себя виноватым в том, что весь день оставался по большей части веселым. Конечно, ни у кого от Хью с души не воротит. Это невозможно.
Поехали в Тафнелл-парк, где нас поджидали Ким, Ал, НС[155] и Джо. Пробыли там час, потом НС подвез нас в своей машине до моего дома, и там мы просидели, выпивая и коксуя, до 5.15. Жуть.
Поднялся в 1.15 с легким похмельем и ощущением, что я – кусок дерьма. Успел кое-что сделать, а потом пришло время отправляться в «Колизей», чтобы встретиться с Кимом и Алом на премьере «Лоэнгрина» в АНО[156].
Оба прекрасно оправились от излишеств прошлой ночи. Спектакль был великолепный. Не такой, конечно, как «Мейстерзингеры» в КОТ, но все-таки великолепный. Чарующие декорации Хильдегард Бечтлер. Особенно хороши они в первом акте. В третьем вышла небольшая накладка – белый занавес не пожелал разойтись, представление пришлось прервать.
Публика, натурально, смеялась и шикала. И все же хороший вечер и превосходное исполнение. Очень красивый молодой человек в партии Готтфрида (Годфри, как они его зачем-то переименовали). Я все-таки не сторонник переводов.
Потом ужинали в Бриджес-плейс, 2, там было очень приятно. Сидел с колбасками и жареным камамбером перед огнем; Род, владеющий этим заведением вместе с Альфредо, дал мне бланк, заполнив который я стал членом клуба, в коем (к моему смущению) до сих пор не состоял.
Лег в полночь – долгий, долгий, долгий, долгий сон.
Очень, очень тихое воскресенье. Такое placido domingo, что лучшего и желать не приходится. Встал около часу: груды и груды корреспонденции, в которой пришлось разбираться, множество телепередач, которые пришлось посмотреть. Лег рано (ну, в двенадцать), смотрел в постели «Заговор “Параллакс”». Часть программы Би-би-си‑2 – «это было сегодня тридцать лет назад». Празднование годовщины Кеннеди. М-м, «празднование» – слово неверное. День памяти. Странно, в тот же день скончался К. С. Льюис, но, естественно, его смерть отошла на второй план. Интересная идея для телепьесы или рассказа: человек, чья смерть или какое-то достижение, что угодно, полностью оказывается в тени великого, потрясшего весь мир события.
Утром озвучка. Учебный фильм, Грифф в роли менеджера. Времени заняла пятнадцать минут, после поехал на такси в Южный Кенсингтон, чтобы забрать письма Оскара. Мэри Хелен, куколка, которая распоряжается там книгами и автографами, вела себя очень дружелюбно, как ей и следовало после получения чека на 18 997 фунтов, черт бы его подрал. Показала мне собранную Генри Блофилдом коллекцию первых и редких изданий П. Г. Вудхауза. Просто чудесную. Просто-просто чудесную. Но довольно устрашающую. Они хотят не выставлять ее одним лотом, но распродать, а это морока, поскольку некоторые из книг обойдутся, по моим представлениям, в изрядные суммы. Старый бедолага потерпел крушение из-за «Ллойдса»[157], сколько я понимаю. Сейчас, надо полагать, многие «Имена» распродают свое имущество – что на руку людям вроде меня, «Кристис» и «Сотбис».
Вернулся вовремя, успел кое-что написать с Хью, а в три тридцать отправился в Кембридж, на обед. Идея принадлежала Полу Хартлу. Когда я учился в Кембридже, Пол был молодым доном в «Сент-Катеринз», ныне он возглавляет Научно-исследовательский отдел английской литературы. Я, Найджел Хакстеп (давний кембриджский знакомый, хотя он старше меня на несколько поколений), Роб Уайк (ditto[158]: теперь директор Уинчестера), Эмма Томпсон, Аннабель Арден и Саймон Мак-Берни[159] собрались в отдельном кабинете CATs{141}, чтобы вкусно поесть и обменяться воспоминаниями. А также отпраздновать то обстоятельство, что Аннабель получила на этот год «стипендию Юдит И. Уилсон». Что такое «стипендия Юдит И. Уилсон», понять мне так и не удалось, однако Аннабель с превеликим, похоже, удовольствием преподает и читает лекции. Так или иначе, обед получился чудесный – вино и прочая выпивка в количествах, определить которые способны только научные сотрудники. Глен Кавальеро[160] заглянул в квартиру Пола, чтобы вкусить предобеденного аперитива. Все веселы, все в добром здравии. Эмма в круглых очках а‑ля Пози Симмондз{142}. Нализался и в половине второго завалился спать у Пола. Завтра меня ожидает «Остановка на Рождество»{143}. Не было печали.
Встал в девять тридцать. Потащился к «Королеве»{144}, выпить в студенческой столовой кофе. Королева горестно написала, что я многое сделал для дебатов в Кембриджском союзе, но не сделал чего-то там для БАТС[161], в котором просила меня появиться. Кучка ее друзей-первокурсников стояли вокруг меня с вытаращенными глазами, пока я притворялся веселым и забавным. Странная публика. Все такие до скрипа чистенькие, некурящие, ясноглазые и как один ходят на лекции. Удрав в десять тридцать, устремился в Лондон. Приехал к полудню, Хью уже ждал меня. Писали до вечера, потом отправился на такси в ЛУТ (или «Лондонские Студии», как они себя теперь называют), чтобы сняться в этой их «Остановке на Рождество». О боже, боже, боже, боже. Идея жуткая, и зачем я с ней связался? Пришлось одеться Сантой и на ходу придумывать реплики, без репетиции. Плохо отрепетированный кошмар. Абсолютно безнадежно. Лиа Делария восхитительна в роли лесбиянки, но в остальном – полный мрак. Хороший австралиец, произносящий тронную речь; Квентина Криспа снимали в Нью-Йорке; Мартина Навратилова просто позвонила, чтобы сказать «здрасьте»; Саймон Каллоу и Энтон Шер проделали нечто странное, а затем, под самый конец, появился я и был ужасен. Правда, лицо мое полностью скрывала борода, стало быть, никто все равно не поймет, кто я, к чертям собачьим, такой. Я пал духом и был очень, очень плох. Иисусе, как противно.