«Когда звери съедают плоть и от тела остаются лишь совершенно сухие кости, родные покойного собирают останки и передают их ламе, который принимается их толочь, превращая в порошок»[34], – пишет Неэль.
Француженка средних лет и подросток-лама пробираются сквозь снежные завалы при минусовых температурах, взбираются на перевалы, которых избегают даже местные, днями живут без еды, питаясь кореньями и кипятком, держатся подальше от паломников, чтобы те не догадались, что одна из двух членов группы – иностранка, и меняются ролями, говоря, что Неэль – служанка при молодом господине. Нередко именно Йонгдену, приемному сыну, который возбуждает такую ревность в муже, вечно ожидающему Неэль в Европе, приходится вызволять путешественников из разного рода затруднительных ситуаций. Они живут на милостыню, собираемую в пути. В хорошие дни им достается суп из репы и немного сушеного мяса, иногда немного цампы – жареной ячменной муки с молоком яка и костным мозгом коров, – составляющей основу тибетской кухни. Путники спят под навесом или под открытым небом. Спасаются от опасностей в ночи, стараясь не будить людей и не злить собак. Вдвоем взбираются без кислорода на горы высотой в шесть тысяч метров – это при том, что меня, например, горная болезнь свалила от простой прогулки по Лхасе… – часами бредут по снегу в самодельной обуви из шкур животных. Иногда им удается продвинуться вперед, иногда приходится отступать. Если перед ними закрывается одна дорога, они ищут другую. Не отчаиваясь. Если важен сам путь, какая разница, когда достигнешь цели?
«Путешествие парижанки в Лхасу» – хорошая книга для тех путешественников, которые начинают орать на сотрудников аэропорта, когда вылет задерживается на несколько минут, готовы выброситься из окна гостиницы, обнаружив в номере таракана, и ограничивают вылазки за пределы отеля ближайшими торговыми центрами с кондиционером. Сегодня, когда путешествия стали простыми и быстрыми, путешественники превратились в вечно недовольных неженок. Оказавшись в африканской деревне, они жалуются на то, что пиво недостаточно холодное. Взяв такси в Бангкоке, начинают торговаться, притом что пересечь весь город из конца в конец здесь стоит столько же, сколько просто включить счетчик в Лондоне. Они хотят в дороге домашнего уюта и возят с собой подушку на случай, если гостиничная окажется жестковата. Питаются едой быстрого приготовления, чтобы не отравиться, и таскают за собой чемодан размером c небольшой бункер, видимо чтобы при необходимости укрыться в нем от опасностей. Современные туристы твердо убеждены, что места, куда они направляются, и их жители должны адаптироваться к ним. А не наоборот.
Местные власти идут туристам навстречу и пытаются угодить им, потому что рынок этот высококонкурентный, а стало быть, турист всегда прав. Исторические центры городов подстраиваются под вкусы приезжих: фастфуд, магазины одежды, отвечающие моде стран, откуда явились туристы, обменники для валюты и лавки с сувенирами made in China, даже если вы находитесь в Египте. Реальность полностью переплелась с тематическим парком развлечений, так что можно, потратив целое состояние, пересечь весь мир – и оказаться в местах, которые не отличишь от точки, где начиналось путешествие. Предположим, что правительство Китая, например, не хочет, чтобы иностранцы посещали Тибет: дескать, им будет тяжело переносить горную болезнь, да и, не дай бог, перепугаются почем зря, увидев на улицах столько солдат. Что же делать? А что, если построить новый Тибет, более дружелюбный и политкорректный? И тут китайцы, обладающие отменным чутьем, вспоминают, что в последнее время активно ведутся споры касательно того, где именно находится рай, описанный Джеймсом Хилтоном в его «Потерянном горизонте» (Lost Horizon), – и решают поместить его в Чжундяне, части Тибета, входящей в китайскую провинцию Юньнань.
У дороги ставят огромный плакат с новым названием уезда: «Шангри-Ла». Приезжают строительные краны, все старые дома и кварталы сносятся, вместо них возводят точно такие же – но новые. Какая, в конце концов, туристам разница, сколько этим домам, тысяча лет или месяц, если на фотографии они будут выглядеть одинаково? Строятся торговые центры, открываются десятки отелей, в названии которых обязательно присутствуют слова «священный», «рай» и «вечный». В «Священном дворце», недавно открытом на центральном проспекте, есть все, что только может быть в отеле, и даже немного больше: настоящая нирвана. Диван в номере обтянут искусственной шкурой тигра, в тумбочке лежат презервативы, баллоны с кислородом, чтобы не бояться горной болезни (три тысячи четыреста метров все-таки), и китайская версия виагры, коробочка с надписью: «Мощь Востока: активатор мужской силы».
В одном из новых – из тех, что растут как грибы после дождя, – кафе я встречаю молодых французских туристов Эльзу Файнер и Акселя де Рюс. Они приехали сюда два дня назад, проделав двенадцатичасовое путешествие на автобусе, и им не нравится то, что они видят. «В путеводителе сказано, что здесь когда-то находилась Шангри-Ла, но мы в это не верим», – говорит де Рюс. Как это? Чем это вам не Шангри-Ла? В книге Хилтона 1933 года это райское место описано как прекрасная долина, окруженная заснеженными вершинами, над которой высится буддистский монастырь. В Чжундяне все в наличии: есть и долина, и горы, и буддистский храм. Ну конечно, это Шангри-Ла! Чтобы развеять все сомнения, китайские пропагандисты собрали маститых экспертов, которые, разумеется, подтвердили этот факт. Опять же, посмотрите на карту. Да и стюардесса рейса 5939 авиакомпании China Eastern сказала нам перед приземлением:
– Пристегните ремни. Уже скоро мы приземлимся в Шангри-Ла.
Китайские власти постановили, что монастырь, о котором писал в своей книге Джеймс Хилтон, – это Чжан Линь Си. Стоит туристу только подъехать к монастырю и выйти из машины, как его тут же атакуют школьники в традиционных тибетских нарядах. У большинства, правда, из-под них виднеются обычные западные штаны. За каждую фотографию с ними они требуют два юаня.
– Мы сегодня не учимся и решили пойти сюда немного заработать, – говорит Чи Лин. Он держит на веревке барашка, призванного придать больше убедительности его образу типичного тибетского ребенка.
Вечером мы с моим фотографом Ричардом Джонсом, в полной мере проникнувшись райской атмосферой, отправляемся ужинать и попадаем в ресторан, который решил не подстраиваться под туристов. Здешний шеф-повар специализируется на обезьянах. Тушки животных распластаны на столах, гости ковыряются в них палочками, выискивая самые мягкие и вкусные части, например мозг. Ричард, мой постоянный спутник в поездках по Китаю, предлагает тему для репортажа: заказать на ужин обезьяну, съесть ее и описать наши впечатления, дополнив мой текст его фотографиями. Хозяин ресторана притаскивает нам обезьяну на веревке. Если она нас устроит, он приготовит ее с овощным гарниром.
– М-да, пожалуй, я не смогу ее съесть, – говорю я.
– Я тоже, – соглашается Ричард.
В итоге мы уходим в поисках чего-нибудь не настолько традиционного. Интересно, появился ли уже в Шангри-Ла «Макдоналдс»?
В Чжундянь ежегодно приезжали порядка десяти тысяч туристов. После того как его переименовали в Шангри-Ла, их число превысило миллион. Массажные салоны, караоке и сувенирные лавки заполонили собой обновленный старый город. Но стоит отъехать немного от центра, и перед тобой предстает тибетская жизнь, какой она была на протяжении тысячелетий. Традиционные четырехэтажные дома из белого камня на фоне пронзительно-зеленого пейзажа и белоснежных вершин. Местные жители, которые по-прежнему прячут среди своих пожитков и под коврами фотографии далай-ламы. Стоит зайти к кому-то в гости – и любая, даже самая нищая семья предложит вам все, что у нее есть. Дети, в отличие от тех, которых я видел в глухих тибетских деревнях, не убегают от меня. Они привыкли к туристам. Джеймс Хилтон писал, что его нирвану нельзя найти на карте. Как бы то ни было, рай совершенно точно не может располагаться за кричащей неоновой вывеской со словом «Рай».
В конце концов перед Александрой Давид-Неэль и ее спутником предстает едва различимый величественный силуэт здания, указывающий, что они добрались до окрестностей Лхасы. Это дворец Потала, и чем ближе они подходят, тем больше он становится. «На этот раз нам удалось!» – говорит Неэль своему товарищу.
И тут же признается, что в Лхасу ее толкало не столько желание увидеть этот город, сколько сам вызов – суметь добраться до него. Оказавшись у цели, Александра испытывает разочарование. Город встречает путников гвалтом улиц, праздничной новогодней эйфорией и лунным затмением. Йонгден говорит, что это подарок богов, позаботившихся, чтобы жители города не раскрыли их с приемной матерью раньше времени и дали им возможность узнать это место получше.
Время для их авантюры было выбрано идеально. Бродя по улочкам, они наталкиваются на процессию. Во главе ее сам далай-лама, восседающий на кресле, обитом желтым с золотым шитьем шелком. За ним следует военный оркестр, исполняющий британские марши. Небо озарено отблесками бенгальских огней. В храме Джоханг перед Александрой и Йонгденом предстает позолоченная деревянная статуя молодого Сиддхартхи, еще не превратившегося в Будду. Им удается послушать знаменитого тибетского мудреца, преклонного старца, к которому стекаются паломники со всей страны. Нет в мире народа более доверчивого, чем тибетцы. На каждом углу здесь попадаются наделенные сверхъестественными силами оракулы, провидцы и ламы, готовые предсказать вам будущее, зачастую совершенно бесплатно, полагая, что любой человек имеет право знать свою судьбу. Никто не ведает лучше тибетца, каким будет завтрашний день. Скорее всего, причиной тому близость неба и богов, жизнь на самом пороге их дома. Порой кажется, что ты сам слышишь их шепот: «Когда луна снова осветит ночь, иди по лунной дорожке, и ты вернешься домой».
Отощавшая после долгой и тяжелой дороги, одетая в лохмотья, притворяющаяся местной жительницей Неэль не вызывает у лхасцев никаких подозрений и свободно передвигается по городу. Никому и в голову не приходит, что она не из этих мест и уж тем более из Франции. Большинство принимают ее за паломницу из королевства Ладакх. Статус инкогнито позволяет ей смешаться с людской толпой на рынках и в храмах, насладиться празднествами и почувствовать себя первой западной женщиной, прошедшей по улицам этого запретного места. Александра приходит к выводу, что это счастливый город, в котором и нищие, и богачи чувствуют себя одинаково чистыми и живут в свое удовольствие. Действительно ли это было так, или просто все радовались Новому году? Или тибетцы, как и их верховный владыка далай-лама, просто знают секрет того, как обрести счастье во мраке?