Лаурель протянула руку и коснулась моей щеки.
– Ты красивая, – сказала она. – Как мамочка. – Она посмотрела на меня пугающе пристально. – Кровь у тебя тоже красивая?
От этих слов мне будто стало нечем дышать.
– Хочу посмотреть, – сказала Лаурель. Ее пальчики впивались в мою щеку все сильнее и сильнее. – Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит Девяти.
– Смотри! – Слоан высвободила руки и продемонстрировала Лаурель свои запястья. – Браслетов больше нет.
Повисла пауза.
– Игры больше нет, – прошептала Лаурель. Она безвольно опустила руку. Повернулась ко мне, с детской надеждой в лице, совершенно непохожем на то, каким оно было мгновение назад. – Я хорошо справилась? – спросила она.
«Ты так хорошо справилась, Кэсси». – Я услышала, как мама произносит эти слова и улыбается, когда я правильно описываю личности семьи, сидевшей за соседним столиком в закусочной.
Слоан попыталась заполнить тишину.
– Существует семь чудес света, семь гномов, семь смертных грехов и семь разных типов близнецов.
– Семь! – Лаурель наклонила голову набок. – Я знаю семь. – Она пропела что-то себе под нос, без слов – последовательность нот, меняя ритм и высоту. – Это семь, – сообщила она Слоан.
Слоан в ответ повторила мелодию.
– Семь нот, – подтвердила она. – Из них шесть – уникальные.
– Я хорошо справилась? – спросила Лаурель во второй раз.
У меня сжалось сердце, и я обняла ее. Ты моя. Моя сестра. Моя ответственность. Что бы они с тобой ни сделали – ты моя.
– Ты знаешь число семь, – прошептала я. – Ты очень хорошо справилась. – Слова застревали в горле. – Но, Лаурель, тебе не придется больше играть в ту игру. Никогда. Не придется быть Девятью. Ты сможешь остаться просто Лаурель – навсегда.
Лаурель не ответила. Она неотрывно смотрела на что-то у меня за правым плечом. Я повернулась и увидела, как мальчик катает сестру на карусели.
– Колесо всегда вращается, – прошептала Лаурель, застыв на месте. – По кругу, по кругу…
Ты
Скоро.
Скоро.
Скоро.
Мастера приходят, Мастера уходят, но Пифия живет в комнате.
Глава 19
Разговор с Лаурель сообщил мне две вещи. Во-первых, какое бы влияние моя мать ни имела на Мастеров, какое бы положение ни занимала среди них, она по-прежнему была пленницей. Ее «браслеты» были достаточным доказательством. А во-вторых…
– Кровь принадлежит Пифии. – Я повторила вслух слова сестры. – Кровь принадлежит Девяти.
– Тук-тук. – Лия имела привычку говорить это вслух вместо того, чтобы действительно постучаться. Она не стала дожидаться ответа и тут же вошла в комнату, которую я делила со Слоан. – Птичка напела мне, что с вероятностью семьдесят два целых и три десятых процента тебя нужно обнять, – сказала Лия. Ее глаза скользнули по моему лицу. – Но объятия это не по моей части.
– Я в порядке, – ответила я.
– Ложь, – тут же ответила Лия. – Еще попытку?
У меня на языке вертелся ответ, что после всего, что произошло в доме Майкла, она, вероятно, тоже была не в порядке, но я отчетливо понимала, что упоминание об этом хорошо для меня не кончится.
– Объятия не по твоей части, – сказала я вместо этого. – А какова твоя официальная позиция насчет мороженого?
Мы с Лией уселись на крыше, а между нами стояла упаковка шоколадно-клубничного.
– Хочешь, чтобы я сказала тебе, что твоя мама по-прежнему та женщина, которую ты помнишь? – спросила Лия, откинувшись на оконную раму у нас за спиной.
Если я попрошу Лию, она произнесет это утверждение с абсолютной убедительностью. Но я не хотела, чтобы она мне врала.
– Найтшейд сказал нам несколько недель назад, что Пифия руководит Мастерами вместо своего ребенка. – От этих слов во рту становилось горько. – Но Лаурель сказала, их запястья заковывают в цепи.
Отчасти королева-регент, отчасти пленница. Бессильная и всевластная. Как долго может человек выдерживать такое раздвоение, прежде чем сделает что-то – что угодно, – чтобы вернуть себе контроль и возможность действовать?
– Моя младшая сестра называет оковы браслетами. – Я смотрела прямо перед собой, а пальцы все крепче сжимали ложку. – Она считает, что это игра. Игра.
Я замолчала.
– Что ж, пока не скучно. – Лия помахала мне ложкой, повелительным жестом приглашая продолжать.
И я продолжила.
– В Лаурель будто живут два человека, – закончила я свой рассказ через несколько минут. – Обычная девочка… и кто-то еще.
Что-то еще.
– Она впилась пальцами в мою щеку настолько сильно, что мне стало больно. Она сказала, что хочет увидеть мою кровь. А потом, как только Слоан сняла цепи со своих запястий, будто выключатель повернули. Лаурель снова стала маленькой девочкой. Она спросила меня… – Слова застревали в горле. – Спросила меня, хорошо ли она справилась, будто…
– Будто от нее ожидали, что она по команде будет становиться жуткой и почти безумной? – подсказала Лия. – Может, так и было.
Лия выросла в секте. Однажды она сказала мне, что ей дарили подарки за то, что она была хорошей девочкой. Сидя рядом со мной, она распустила собранные в хвост волосы, так что они теперь спускались по ее ногам, к краю крыши. Изменение внешности, изменение позы. Я знала, как ведет себя Лия, когда хочет избавиться от нежеланных эмоций.
– Однажды… – Голос Лии звучал легко и воздушно. – Жила-была девочка по имени Сэди. Ей нужно было заучивать фразы. У нее была роль. И чем лучше она ее играла… – Лия улыбнулась мне, не разжимая губ, – ну, об этом мы поговорим в другой раз.
Лия неохотно делилась своим прошлым, и, если это происходило, не было возможности проверить, правду ли она говорит. Но мне удалось собрать кое-что по кусочкам – например, что ее на самом деле звали Сэди.
Заучивать фразы для роли. Интересно, что еще было общего у Сэди и Девяти? Я понимала, что не стоит составлять психологический портрет Лии, но все равно попыталась.
– Что бы ни случилось тогда, – тихо произнесла я, – это случилось не с тобой.
В глазах Лии промелькнули эмоции, словно я заметила отблеск темной воды на дне колодца глубиной в милю.
– Мама Сэди ей так и говорила. Просто сделай вид, что это не ты. – Улыбка Лии была острой, мимолетной. – Сэди хорошо умела делать вид. Она играла роль. Это я однажды научилась играть в игру.
Для Лии избавиться от прежней идентичности было способом вернуть себе власть. Ее «игра» – что бы она ни включала в себя – вероятно, мало походила на то, через что моя мама проходила сейчас, что Лаурель привыкла воспринимать как норму. Но между двумя ситуациями было достаточно сходства, чтобы я задумалась: может быть, и мама учила мою сестру проводить черту между «Лаурель» и «Девятью».
– А что стало с матерью Сэди? – спросила я у Лии. С твоей матерью, мысленно дополнила я. – Она следовала собственному совету? Создала часть себя, недосягаемую ни для кого и ни для чего?
Лия, наверное, в каком-то смысле понимала, что я спрашиваю не просто о ее матери, я спрашиваю и о своей. Женщина, вырастившая меня, – Пифия? Или это лишь роль, которую она играла? Она отсекла часть себя и глубоко похоронила ее? Если я найду ее, осталось ли еще то, что можно спасти?
– Ты же профайлер, – небрежно сказала Лия. – Ты мне и…
Лия осеклась, не закончив предложения. Я проследила за ее взглядом – она смотрела на дорожку, ведущую к нашему дому, – и на девушку, которая шагала по ней, словно это был подиум, а она – звезда шоу.
– Селин Делакруа. – Интонация Лии вызывала лишь немного меньше тревоги, чем кривая улыбка, которая появилась на ее лице. Она встала. – Неплохо повеселимся.
Глава 20
– Разве девушка не может навестить своего друга детства в его день рождения?
Мы с Лией спустились вниз как раз вовремя, чтобы услышать, как Селин объясняет свое присутствие Майклу. Слоан стояла у него за спиной с таким выражением лица, будто хотела от кого-то защититься. Я задумалась о том, на кого оно направлено – на Майкла или на Лию.
– Ты проследила за нами. – Майкл произнес это без особого удивления.
– Проследила, – повторила Селин. – Подкупила кое-кого, чтобы вас не выпускали из вида. Невелика разница. – Не упуская ни секунды, она повернулась к Слоан: – А ты, наверное, подруга Майкла. Я Селин.
– Ты инсценировала собственное похищение. – В мире Слоан это считалось приветствием. – В моем понимании это крайне ненормальное поведение.
Селин пожала плечами:
– Я подделала записку о выкупе? Подстроила ложное заявление в полицию?
– Ты говоришь, что не сделала ничего незаконного. – Дин вошел в комнату и вмешался в разговор, прежде чем это успела сделать Лия.
– Я говорю, что, если кто-то хочет разгромить собственную студию и уехать отдохнуть в летний домик на неделю, он едва ли виноват, что кто-то подозревает преступное деяние.
– А я говорю, – возразила Слоан, – я говорю… – Она замолчала, не зная, что на это ответить. – Я говорю, что средний карликовый ослик живет от двадцати пяти до тридцати пяти лет!
Селин улыбнулась – более естественно, чем все эмоции, что я видела на ее лице до этого.
– Она мне нравится, – решительно сообщила она Майклу. – Говорит то, что думает. В нашем кругу не помешало бы побольше такого, тебе не кажется?
«В вашем кругу, – мысленно поправила я. – Майкл к нему не принадлежит. Больше не принадлежит».
– Раз уж мы говорим то, что думаем, – вставила Лия, – если ты правда пришла, чтобы отметить день рождения Майкла, может, устроим вечеринку?
Майкл небезосновательно встревожился.
– Думаю, можно поиграть во что-нибудь, – продолжила Лия.
– Поиграть? – Селин выгнула бровь. – Во что же?
Лия посмотрела на Майкла, а затем зловеще улыбнулась.
– Как насчет «Я никогда не»?