Я читала между строк.
– Ты понятия не имел. Про Селин. О том, кто ее отец.
– И все же в тот момент, когда она это сказала, это прозвучало абсолютно логично. – Майкл помолчал, затем рискнул произнести вслух слова, которых избегал: – У меня есть сестра.
Я поймала собственное отражение в другом зеркале. Из-за искривления мое лицо становилось более круглым, а тело уменьшалось. Я вспомнила, как Лаурель смотрела на качели. У меня тоже есть сестра.
– Опущенные уголки рта, напряженная шея, расфокусированный взгляд, направленный на что-то, что не находится здесь и сейчас. – Майкл помолчал. – Ты сегодня виделась со своей сестрой, и никакие скандалы в семействе Таунсендов не заставят себя забыть о том, что ты увидела.
Мы прошли через зеркальный дворец и снова вышли на прогулочную дорожку. Я хотела ответить Майклу, но прикусила язык, увидев Селин. В руках у нее был круглый аквариум.
– Слоан выиграла золотую рыбку, – прокомментировал Майкл.
– Слоан выиграла нам всем по золотой рыбке, – уточнила Селин. – Она невероятно хороша в ярмарочных развлечениях. «Хорошо рассчитывает» или вроде того.
Я сама кое-что рассчитала и решила, что Майклу нужно поговорить с Селин, хочет он того или нет. А мне нужно убраться подальше от зеркал и воспоминаний, от внезапной мысли о том, что до следующей даты Фибоначчи осталось меньше тридцати шести часов.
Я обнаружила Слоан сидящей у колеса обозрения в окружении круглых аквариумов. Я села рядом с ней. О чем бы ни говорили Майкл и Селин, мне не было этого слышно за музыкой, которая сопровождала вращение колеса.
«Колесо вращается, – услышала я тихий шепот в своей памяти. – По кругу, по кругу».
Слоан, сидевшая рядом, что-то напевала. Сначала мне показалось, что она подпевает музыке, но потом я осознала, что она снова и снова повторяет те же семь нот.
Песня Лаурель.
По рукам пробежали мурашки.
– Слоан… – Я хотела попросить ее остановиться, но что-то в ее лице заставило меня замолчать.
– Семь нот, шесть из них разные. – Слоан смотрела на колесо обозрения, наблюдая за его вращением. – Ми-бемоль, ми-бемоль, ми, ля-бемоль, фа-диез, ля, си-бемоль. – Она помолчала. – Что, если это не песня? Что, если это шифр?
Глава 22
Семь. Я знаю семь. Слова Лаурель проигрывались в моей голове снова и снова, когда мы подъехали к дому и я заметила, что рядом с ним припарковано еще несколько автомобилей – несколько. Свет внутри горел, и не только на кухне, но на всем первом этаже.
Что-то не так.
Я выскочила из машины еще до того, как Майкл ее остановил. По пути к входной двери я пробежала мимо трех агентов. Агент Вэнс. Агент Старманс. Я не сразу вспомнила третьего – это был один из тех, кто охранял Лаурель.
Нет.
Я ворвалась внутрь и увидела Бриггса, который разговаривал с еще одним агентом. Со спины я не могла разглядеть черты лица последнего и еще убеждала себя, что зря себя накручиваю. Убеждала себя, что не узнаю его.
Убеждала себя, что с Лаурель все в порядке.
А потом он повернулся. Нет. Нет, нет, нет…
– Кэсси. – Агент Бриггс заметил меня и протолкнулся мимо второго мужчины. Агент Моррис. Память подсказала имя. Агент Моррис и агент Сайдс. Два агента, которых назначили охранять мою сестру.
«Это слишком опасно, Кэсси, – сказала агент Стерлинг, когда объясняла, почему недавняя встреча с сестрой должна стать последней. – Для тебя. Для Лаурель».
– Где она? – спросила я, ощущая, что меня трясет от напряжения. Какая-то часть меня осознавала, что Бриггс положил руку мне на плечо. Какая-то часть меня осознавала, что он отвел меня в другую комнату.
– Здесь оба агента из охраны Лаурель, – произнесла я сквозь стиснутые зубы. – Они должны быть в укрытии. С ней.
Мой взгляд метнулся в сторону, словно я ожидала обнаружить Лаурель рядом с Бриггсом. Словно я могу обнаружить ее, если буду высматривать достаточно упорно.
– Кэсси. Кассандра. – Бриггс слегка сжал пальцы на моем плече. Я едва это ощущала. Я даже не осознала, что сопротивляюсь, лихорадочно отталкиваю его, пока он не обхватил меня руками.
– Что случилось? – спросила я. Голос казался чужим. Словно не принадлежал мне. – Где Лаурель?
– Ее нет, Кэсси. – Это Бриггс привел меня в программу. Из всех взрослых, с которыми мы имели дело, он был самым сосредоточенным, самым целеустремленным, готовым использовать свой авторитет.
– Ее нет – то есть она исчезла? – спросила я, застыв. – Или нет – то есть умерла?
Бриггс ослабил хватку, но не отпустил меня.
– Исчезла. Несколько часов назад нам сообщила ее охрана. Мы объявили оранжевую тревогу, заблокировали все окрестные дороги, но…
Но это не помогло. Вы ее не нашли.
– Она у них. – Я заставила себя произнести это вслух. – Я обещала ей, что она никогда туда не вернется. Я обещала ей, что она будет в безопасности.
– Это не твоя вина, Кэсси, – сообщил мне Бриггс, касаясь моего подбородка и заставляя меня посмотреть на него. – Эта программа – моя ответственность. Вы – моя ответственность. Это я согласился забрать Лаурель к нам.
Мне не нужно было спрашивать Бриггса, чтобы догадаться, о чем он думает – о спорах с агентом Стерлинг там, в Нью-Йорке, о Скарлетт Хокинс и Найтшейде, обо всех жертвах, которые он принес на алтарь победы.
– Где Стерлинг? – спросила я.
– Ищет утечки в штабе ФБР, – ответил Бриггс. – Пытается понять, как это вообще произошло.
«Это произошло, – подумала я, ощущая, как эти слова тисками сдавливают мое сердце, – потому что я решила увидеться с Лаурель».
Это произошло из-за меня.
Ты
Дитя лежит на алтаре без сознания, ее крошечные ручки и ножки образуют Х на камне. Такая маленькая. Такая хрупкая.
Все должны быть испытаны. Все должны быть признаны достойными.
Твое горло саднит, его окаймляют синяки. У тебя дрожат руки.
Но Пифия не должна показывать слабость.
Пифия не может дрогнуть.
Твои руки сжимаются на шее девочки. Ты сводишь пальцы. Девочка одурманена. Она спит. Она не почувствует боли.
Но работа Пифии не в том, чтобы защищать девочку.
Ты разжимаешь пальцы, выпуская шею малютки.
– Это дитя достойно.
Один из Мастеров – тот, которого ты называешь Пять, – протягивает руку и кладет ладонь девочке на лоб. Один за другим остальные повторяют это движение.
– Существует, – произносит Пять после того, как ритуал осуществлен, – еще один вопрос, который требует твоего внимания.
К тому моменту, когда девочка просыпается, лежа на алтаре, твое тело уже прижато к стене. Ты не сопротивляешься, когда они заковывают твои лодыжки и запястья.
Пифия – судья. Пифия – присяжные. Если нет порядка, приходит хаос. Если нет порядка, приходит боль.
Глава 23
Я бросилась в свою комнату. С каждым шагом мои мысли все сильнее переключались на точку зрения Мастеров. Лаурель никогда не будет в безопасности. Вы всегда ее найдете. Вы создали ее, и ей уготована великая цель. Она Девять, и вы отпустите ее, только если она не пройдет ваше испытание.
Найтшейд сказал, что Мастера не убивают детей. Но это не помешало им оставить одного из предшественников Лаурель умирать от жажды и жары, когда ему было шесть лет – всего на два года больше, чем Лаурель сейчас.
«Все должны быть испытаны. – В моей памяти повторялись слова Найтшейда. – Все должны быть признаны достойными».
Если бы я была нормальным человеком, я бы, возможно, оказалась неспособна представить, какое испытание эти чудовища могут придумать для ребенка. Но я могла – могла представить его во всех ужасающих подробностях.
Вы не просто причините ей боль. Вы заставите ее сделать больно кому-то еще.
– Кэсси? – Слоан стояла в дверях нашей комнаты, держась снаружи, словно ее отталкивало силовое поле.
– Ты разгадала? – спросила я ее. – Этот шифр?
Слоан нервно вдохнула.
– Нужно было догадаться быстрее.
– Слоан…
– Семь – это не просто число. – Она не дала мне времени сказать, что это не ее вина. – Это человек.
Сердце гулко застучало в груди, когда я подумала о том, что это ведь мама наверняка научила Лаурель этой песне.
– Семь – это человек, – повторила я. – Один из семи Мастеров. – Во рту вдруг пересохло, ладони вспотели. Лаурель была в безопасности, вплоть до момента, когда мы встретились и она передала мне эту информацию. – Ты знаешь, кто это?
– Я знаю, кем он был, – поправила Слоан. – Ми-бемоль, ми-бемоль, ми, ля-бемоль, фа-диез, ми, си. Это не просто ноты. Это цифры. – Она вытащила из кармана клочок бумаги. Нарисовала октаву – клавиши пианино. – Если сядешь за пианино и перенумеруешь клавиши, начиная с до… – Она вписала числа.
– Ми-бемоль, ми-бемоль, ми… – сказала я. – Четыре, четыре, пять?
– Именно, – сказала Слоан. – Семь нот дают девять чисел, потому что ля и си-бемоль – двузначные. 445–97–1011.
Я не сразу осознала, что это означает на самом деле: она сумела выяснить личность одного из Мастеров.
– Это номер социального страхования.
– В том-то и дело, – ответила Слоан. – Это не номер социального страхования – или, по крайней мере, его больше нет. Я долго ходила кругами, пытаясь выяснить, что это еще может быть, но потом вместо того, чтобы сопоставлять его с существующими номерами, я решила провести историческое исследование.
– И сколько из этого потребовало взлома? – спросили от двери. Я оглянулась и увидела Лию, а у нее за спиной – Майкла и Дина.
– Почти все, – не задумываясь ответила Слоан. – Вернувшись в прошлое на пару десятилетий, я нашла. Этот номер социального страхования был выдан ребенку, который родился в Гейтере, штат Оклахома, сорок три года назад. Его звали Мэйсон Кайл.