– Вы звали ее Лаурель? – спросил агент Бриггс. – Или Девять?
Нет ответа.
– Она у них, вы знаете. – Агент Стерлинг говорила ровно и спокойно, но в ее голосе проступало напряжение, словно каждое слово, которое срывалось с ее губ, было живым существом. – Мы спрятали ее, но недостаточно хорошо. Они ее нашли. Может, они всегда знали, где она. Может, просто не спешили.
«Я должна была ее защитить, – в отчаянии подумала я. – Я должна была быть там».
Дин, стоявший рядом, положил руку мне на затылок. Я хотела отдаться его прикосновению, но не стала. Я не заслуживала прикосновений. Я не заслуживала чувства безопасности. Я не заслуживала ничего, кроме этого – сидеть и наблюдать за тем, как человек, убивший дочь Джуда, потянулся к фото Лаурель.
– Вы привезли ее с собой в Лас-Вегас, – произнесла агент Стерлинг. – Для чего?
– Если бы я не знал, кто вы, – прокомментировал Бриггс, когда стало ясно, что Найтшейд не собирается произносить ни слова, – я бы решил, что вы за нее переживали. Что вы хотели избавить ее от жизни, которую она вела.
Найтшейд ответил на это лишь все тем же оглушительным молчанием.
– Он не рад, что Мастера забрали ее снова, – сообщил Майкл агентам. У нас были микрофоны. Бриггс и Стерлинг слышали нас, Найтшейд – нет. – Но он не удивлен и не расстроен. Если он что-то и чувствует, так это тоску.
О чем ты тоскуешь? Не о Лаурель. О чем-то еще… О ком-то еще…
– Спросите его о моей матери, – сказала я.
Когда агенты ФБР поймали тебя, ты разыграл последнюю карту – единственную карту, – чтобы поговорить со мной. Ты забрал Лаурель у остальных Мастеров. Ты говорил мне о вещах, которые не должен был знать никто за пределами ваших священных стен.
– Лорелея попросила тебя забрать девочку? – спросил агент Бриггс. – Прошептала тебе на ухо отчаянную просьбу?
Пифия не шепчет. Пифия не умоляет. Я ощущала, как эти слова – или что-то похожее на них – проступают под покровом молчания Найтшейда. ФБР даже не подозревает, кто такая Пифия, что она собой представляет – для тебя, для твоих братьев. Ты им не скажешь.
Молчание – сила.
– Покажите ему Мэйсона Кайла, – предложил Дин.
Отнимите у него силу, отнимите у него молчание.
Агент Стерлинг, не говоря ни слова, вытащила фотографию Мэйсона Кайла, которую нашла Слоан.
Майкл длинно присвистнул.
– Его подбородок слегка дернулся. Он едва не стиснул губы. Посмотрите, как лежат на столе его ладони – в больших пальцах заметно напряжение.
– Он злится, – сделала вывод я. – И он напуган. – Я вспомнила все, что знала о Найтшейде. – Он злится на свой страх и боится своей злости, потому что он должен быть выше подобного. Он должен быть выше этого.
Мое понимание эмоций опиралось на другие источники, чем у Майкла. Оно не было связано с мышцами подбородка Найтшейда или блеском в его глазах – и основывалось на понимании того, что почувствует человек, который живет, чтобы побеждать, когда поймет, что поставил все не на ту карту.
Когда он поймет, что проиграл.
– А это прогноз изменения внешности с возрастом. – Агент Бриггс вытащил набросок, который для нас сделала Селин.
Пока Найтшейд смотрел на собственное лицо, агент Стерлинг перешла в наступление:
– Мэйсон Кайл, родился в Гейтере, Оклахома, номер социального страхования 445–97–1011.
Это было все, что мы знали о Мэйсоне Кайле, но этого было достаточно. Мы никогда не должны были найти твое настоящее имя. Ты должен был оставаться фантомом, призраком. Даже сидя в камере, ты стремился сохранять власть.
– Я мертвец. – Он говорил едва слышно. Месяцы молчания плохо сказались на его горле. – Я недостоин.
Для Мастеров это смертный приговор. Пифия, которая недостойна, погибает в схватке со своей наследницей. Если ребенок оказывается недостоин звания Девяти, его оставляют умирать в пустыне. А если Мастер не исполняет свой долг…
– Будет много боли. Будет много крови. – Найтшейд – Мэйсон Кайл – смотрел сквозь агентов, словно их здесь вообще не было. – Она не может допустить иного исхода – после того, как позволила мне оставаться в живых до сих пор.
У меня пересохло во рту. Она – то есть моя мать.
– Пифия? – произнесла агент Стерлинг. – Она решает, жить тебе или умереть?
Молчание.
– Дайте мне поговорить с ним, – попросила я. Бриггс и Стерлинг не подали виду, что они меня услышали. – Дайте мне поговорить с ним, – повторила я, пальцы сжимались в кулаки и разжимались, снова и снова. – Только со мной он разговаривал до этого. Он не станет рассказывать вам о моей матери, потому что это не про вас. Но я в его глазах – часть этой истории, по крайней мере, могу ей стать.
Последний раз, когда я говорила с Найтшейдом, он сказал мне, что, возможно, однажды выбор Пифии – убить или быть убитой – будет моим выбором.
Слегка кивнув, агент Стерлинг сняла свой наушник. Она положила его на стол и увеличила громкость, чтобы Найтшейд мог слышать.
– Это я. – Было сложно найти подходящие слова. – Дочь Лорелеи. Дочь вашей Пифии. – Я помолчала. – Думаю, вы взяли Лаурель в Лас-Вегас из-за моей матери. Вы не должны были этого делать. И вы определенно не должны были говорить мне, где она. А вы буквально преподнесли ее мне, как подарок, зная, что я передам ее ФБР. Моя сестра не была испытана. Ее не признали достойной или недостойной. И вы отпустили ее. – Никакой реакции, но я ощутила, что двигаюсь в нужном направлении. – Вы обращались с Лаурель как с ребенком – не как с вашим будущим предводителем, не как с Девятью. – Я понизила голос. – Она рассказала мне об игре, в которую играет, когда моя мама в цепях.
Если бы я не находилась по другую сторону стекла, я бы наклонилась вперед, вторгаясь в его пространство.
– Знаете, что я думаю? Думаю, мама хотела, чтобы Лаурель выбралась. Она может быть очень убедительной, правда? Она может сделать так, что вы почувствуете себя особенным. Почувствуете, что вам больше ничего и никого не нужно, пока у вас есть она.
– Ты говоришь как она. Твой голос похож на ее. – Вот и все, что он ответил. Девять слов.
– Вы забрали Лаурель из того места ради нее. Вы знали, что они найдут способ вернуть ребенка. Вы знали, что другие Мастера будут вами недовольны, – но все равно сделали это. А теперь вы говорите, мама скажет другим, что вы должны умереть. Почему? – Я дала этому вопросу повиснуть в воздухе. – Почему она поступит так после всего, что вы для нее сделали?
– Ты еще не поняла? – Голос звучал тихо, с мрачной насмешкой. – Пифия делает то, что должна, чтобы выжить.
– И, чтобы выжить, ей нужно будет приказать им убить вас?
– Ты упомянула игру. Но знаешь ли ты, из чего она состоит?
Я знаю, что маму приковывают к стене. Я знаю, что льется кровь.
– Чтобы вынести приговор, Пифия сначала должна пройти очищение, – произнес Найтшейд. – Чтобы принять кого-то в наши ряды, она должна пройти Обряд Девяти. Семь дней, семь видов боли.
Я не хотела представлять, что стоит за этой фразой, но все равно представила. Семь Мастеров. Семь способов убийства. Утопить, сжечь, заколоть, задушить, зарезать, забить, отравить.
– Семь видов боли, – произнесла я, ощущая, как биение сердца заглушает мои слова. – Вы пытаете ее семь дней.
– Если она признает послушника недостойным, от него избавятся. Мы найдем другого, и процесс повторится. Снова. И снова. И снова.
Ты получаешь удовольствие, когда рассказываешь мне это. Тебе нравится, что это причиняет мне боль. Так же, как тебе нравится причинять боль ей.
– Почему вы спасли Лаурель? – просто спросила я. – Зачем забирать ее, если вы знали, что они ее вернут?
Ответа не было. Я ждала, позволяя тишине накопиться, а когда стало ясно, что молчание не будет нарушено, я повернулась и вышла. Твердым шагом я вошла в комнату для допросов.
Выражение лица Бриггса сообщило мне, что я заплачу за это позже, но мое внимание было сконцентрировано на Найтшейде. Он скользнул взглядом по моему лицу, телу. Он впитывал каждую деталь моей внешности. А потом он улыбнулся.
– Зачем помогать Девяти освободиться от Мастеров, если вы знаете, что они ее вернут? – повторила я.
Я видела мысли Найтшейда в его глазах, видела, как он всматривается в мое лицо в поисках сходства с матерью.
– Потому что это дало Пифии надежду, – сказал он, и улыбка скользнула по его губам. – А ничто не причиняет столько боли, как надежда, когда ее отбирают.
Внутри вспыхнула раскаленная добела ярость. Я шагнула к нему, ощущая, как напрягается каждая мышца.
– Вы чудовище.
– Я то, что я есть. И она то, что она есть. Чтобы спасти себя, она выносила приговор другим. Она вынесет приговор мне.
– После того, как они будут пытать ее семь дней? – произнесла я тихо.
Агент Стерлинг встала, чтобы не дать мне подойти ближе. Найтшейд наклонил голову. Его тело затряслось. Я не сразу поняла, что он смеется – беззвучно и с таким довольным видом, что мне стало дурно.
– Для вопросов попроще сойдет малый ритуал очищения. Если Мастера будут щедрыми, они даже дадут ей выбор.
Выбор пытки. Живот скрутило, но я стиснула зубы, подавляя ощущение желчи, поднимающейся к горлу.
– А что, если им не понравится ее ответ? – спросила я, взяв себя в руки. – Что, если она скажет им оставить тебя в живых?
– Не скажет. – Найтшейд откинулся назад на стуле. – Потому что, если ее решение покажется искаженным, они проведут очищение снова.
Будут пытать ее снова.
– Где она? – резко спросила я. – Скажи нам, где она, и мы положим этому конец. Мы сможем защитить вас.
– Нет, Кассандра, – ответил Найтшейд, улыбнувшись почти с любовью. – Не сможете.
Ты
На этот раз – нож. Оружие Пяти – быстрее одних, медленней других.
Хаос и порядок, порядок и хаос.
Теперь ты на полу, и твоя память полна дыр. Ты не помнишь, как вернулась Лаурель. Ты не помнишь, откуда у нее синяки на шее.