– Вопросы здесь задаю я, – ровным голосом поправила я. Интуитивно я понимала, что агент Стерлинг была права: если бы мы попытались применить эту тактику, не установив личность жертв, я бы не смогла ничего из него вытянуть.
Но реконструкция лиц, которую выполнила Селин, изменила игру.
В одно мгновение ты поймешь, что это по-настоящему. Что секреты твоей семьи выходят на поверхность. Что сопротивление бесполезно.
Что сила искупления ничто в сравнении с исповедью.
– Мы опознали тела, найденные на ранчо «Безмятежность». – Я дала Кейну некоторое время, чтобы он задумался, не блефую ли я, а затем взглянула на агента Стерлинг. Она передала мне папку. Я положила на стол первый рисунок, повернув его к Кейну.
– Сара Саймон, – сказала я. – Она вступила в секту вашего отца, а затем – согласно всем показаниям – сбежала из города, когда секта не оправдала ее надежды.
– Вот только этого не было, – продолжил Дин с того места, где я остановилась. – Сара так и не покинула территорию ранчо, потому что ее убили. По данным аутопсии, речь идет об удушении. Кто-то – скорее всего, мужчина – обхватил ее шею руками и выдавил из нее жизнь.
– Удушение связано с доминированием. – Я слишком отчетливо осознавала, каково Кейну, который знал меня еще ребенком, слышать такие слова из моих уст. – Это личное. Это интимное. А потом приходит чувство… завершенности.
Впервые невозмутимость Кейна дрогнула, и в его голубых глазах проглянуло что-то еще. Мне не нужен был Майкл, чтобы распознать – это не страх и не отвращение.
Это гнев.
Я положила на стол второй рисунок – тот, на котором был человек с лицом Кейна.
– Это шутка? – спросил Кейн.
– Это лицо второй жертвы, – сказала я. Невозможно – но реально. – Забавно – никто в Гейтере даже не упоминал, что у вас был брат-близнец.
Это было единственное осмысленное объяснение – это не Кейн скорчился у подножия лестницы. Это не Кейн был весь в крови.
– Может быть, – сказала я, чуть повернув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, – никто в Гейтере и не знал. Раньше вы рассказывали, что были золотым сыном в своей семье. – Я посмотрела на рисунок. – А ваш брат – совсем наоборот.
Иногда профайлеру не нужно знать ответы. Иногда нужно знать достаточно, чтобы подтолкнуть собеседника – и он сам заполнит пробелы.
– Моего брата, – сказал Кейн, глядя на рисунок, – звали Даррен. – Гнев, который я видела в его глазах, сменила другая эмоция – что-то темное, полное ненависти и тоски. – Он шутил, что нас перепутали в роддоме – что это его нужно было назвать Кейном, то есть Каином. Я же в его представлении был Авелем.
– Вашему брату нравилось причинять боль. – Дин читал между строк. – Ему нравилось причинять боль вам.
– Он и пальцем меня не тронул, – бесцветным голосом ответил Кейн.
– Он заставлял вас смотреть, – сказал Дин. Он знал, каково это, – ему довелось прочувствовать это знание всем телом, и он никогда не сможет забыть.
Кейн с усилием отвел взгляд от рисунка Селин.
– Он напал на девочку в Калифорнии. Это из-за него мы переехали в Гейтер.
Когда Кейн переехал в Гейтер, ему и его брату было девять лет.
– Из-за Даррена ваш отец создал «Безмятежность». – Теперь я видела в этом решении другие оттенки, которые не сводились к стремлению старшего Дарби к власти и обожанию.
В «Безмятежности» я нашел равновесие.
В «Безмятежности» я нашел мир.
– Даррену не разрешалось покидать территорию, – сказал Кейн. – Мы тщательно следили за ним.
Еще раньше я предполагала, что Кейн выработал свое неестественное спокойствие из-за того, что вырос рядом с кем-то нестабильным, непредсказуемым, взрывоопасным.
– Последователи вашего отца держали Даррена в секрете.
Кейн закрыл глаза.
– Мы все хранили тайну.
Я вспомнила, как Малкольм Лоуэлл упоминал, что его внук пробрался на территорию. Я вспомнила о животных…
Они не были убиты быстро. Эти животные умирали медленно, они страдали.
– Ваш брат и Мэйсон Кайл дружили.
Я подумала о Найтшейде, о том, каким чудовищем он стал. Может, он был таким уже с детства? Был садистом?
– Мои родители думали, общение с Мэйсоном хорошо для Даррена. Хорошо для нас. Почти как будто…
– Почти как будто вы были нормальными детьми, – дополнила агент Стерлинг. – Как будто ваш брат не находил удовольствие в том, чтобы мучить животных – а если получится, то и людей.
Кейн наклонил голову так низко, что его подбородок едва не уперся в грудь.
– Я расслабился. Я позволил себе поверить, что родители ошибались насчет Даррена. Что он не ущербный. Что он просто совершил ошибку. Просто одну ошибку, вот и все…
– А потом Кайлы были убиты. – Дин знал лучше, чем кто-либо другой, каково это – когда на твоих руках кровь чужих жертв.
– Даррен в тот день пропал. – Кейн закрыл глаза, заново переживая то, что видел ребенком. – Я знал, что он отправился к Мэйсону. Я поспешил следом, но когда я добрался туда…
Анна Кайл – мертва. Ее муж – мертв. Ее отец – умирает…
– Мэйсон стоял там, – сказал Кейн. – Он просто… стоял там. А потом повернулся, посмотрел на меня и сказал: «Передай Даррену – я никому не скажу».
Я буквально услышала слова Малкольма Лоуэлла, как он говорил, что не думает, будто его внук мучил и убивал животных, которых он тогда нашел.
Я думаю, он смотрел.
– И тогда ваш отец построил часовню? – спросила агент Стерлинг. Я перевела вопрос: подвал под часовней. Цепи на стенах. Не для блудных овечек из паствы – а для собственного сына-чудовища.
Я попыталась представить, каково было Кейну знать, что отец посадил под замок его брата. Навещал ли Кейн Даррена? Видел ли он, как на нем сказывается заточение? Или просто оставил брата там, внизу, на многие дни и многие годы.
Словно услышав эти беззвучные вопросы, Кейн закрыл глаза, и в его лице проступила боль.
– Вы могли застать Даррена над умирающим щеночком, и он в глаза бы вам сказал, что этого не делал. Он клялся всем, чем можно, что никакого отношения не имеет к нападению на Кайлов. – Кейн сглотнул. – Мой отец ему не поверил.
Ты тоже ему не поверил. Ты позволил отцу посадить его под замок. На многие годы.
Теперь я понимала, почему Кейн так и не смог покинуть город. Какое бы отвращение он ни испытывал к манипуляциям отца, какой бы разлад ни царил в его семье, он не мог покинуть брата.
– Он мой брат-близнец. Если он был монстром, то и я тоже.
– Через несколько лет вы встретили мою маму, – отметила я, ощущая, как мысли несутся вперед. – Все шло так хорошо… – У меня перехватило горло, когда я вспомнила, как Кейн танцевал с мамой на крыльце, как Кейн сажал меня на плечи.
– Как со всем этим связана Сара Саймон? – Агент Стерлинг направила беседу в другое русло. – По имеющимся данным, она пришла в «Безмятежность» больше чем через двадцать лет после гибели Кайлов.
– К тому моменту я уже ушел из «Безмятежности», – сказал Кейн. Его голос звучал хрипло, и я понимала, что не только на меня нахлынули воспоминания о моей матери. – Но, насколько я понимаю, Сара проводила много времени в часовне.
В том, как Кейн произнес слово часовня, слышался ужас.
– Сара узнала про Даррена, – сказала я, не переставая думать о камере, в которой Холланд Дарби держал сына.
– Она нашла его камеру. Она пробралась вниз, чтобы увидеться с ним – вероятно, несколько раз. Когда ему надоело с ней играть, он убил ее. – Голос Кейна походил на затупившийся нож. – Он обхватил ее руками за шею, как ты и сказала. Власть. Доминирование. Личное. А потом он сбежал и явился за мной.
«Не за тобой, – мысленно поправила я. – За властью. Доминированием. Личным».
– Его целью стал человек, которого ты любишь. – Неизвестно, как Даррен узнал о моей матери, может быть, он проследил за Кейном до нашего дома. Но все эти вопросы меркли перед силой воспоминания, которое обрушилось на меня, как цунами.
Ночь. Внизу глухой стук.
Я переключаюсь на мамину точку зрения. Ты сначала подумала, что это Кейн? Он хотел напасть на тебя? Он хотел схватить тебя за горло?
Ты сопротивлялась.
Я вспомнила, как улыбалась мама – через несколько часов, когда танцевала со мной на окраине дороги. Ты убила его.
Кейн снова закрыл глаза, словно смотреть на меня было невыносимо, было невыносимо вспоминать – но он не мог остановиться.
– К тому моменту, когда я добрался до дома Лорелеи, ее там не было. И тебя не было, Кэсси. И тело Даррена лежало у подножия лестницы.
Я представила всю эту сцену его глазами: брат, которого он ненавидел, боялся и любил, – мертв. Женщина, в которую он влюблен, его убила. Это из-за тебя он пришел за ней. Это из-за тебя он напал на нее.
Это из-за тебя он теперь мертв.
– Лорелея убила Даррена в результате самозащиты, – предположила агент Стерлинг. – Если вы не рассказывали ей о нем, она, наверное, решила, что убила вас.
Я попыталась соотнести это с мамой, которую помнила, которую я знала.
– Вы зачистили место преступления, – продолжила агент Стерлинг, не давая Кейну передохнуть. – Вы доставили тело брата домой.
– Я ей про него не рассказывал. – Кейн говорил словно маленький мальчик, будто ребенок, которого заставили хранить семейный секрет, нести груз его брата.
– Ваша семья заперла Даррена под землей, под часовней, – тихо сказала Стерлинг. – Он был мертв, но на него все равно надели оковы. И Сара Саймон – вы оставили ее тело там. Вы позволили своей семье остаться при мнении, что она покинула город.
Кейн не ответил. Что-то внутри него сломалось. Что-то рассыпалось в прах. И, когда он наконец заговорил, он не ответил на утверждения агента Стерлинг.
– В «Безмятежности» я нашел равновесие, – сказал он, превратившись лишь в тень прежнего себя. – В «Безмятежности» я нашел мир.