Папаша был плохим экземпляром гомо сапиенс, злым и сутулым. Мать была слаба здоровьем и немного не в ладах с головой. Он чаще думал о них в последнее время, сейчас, когда остался один, хотя, честно говоря, едва помнил, как они выглядели. Черты их лиц стерлись из его памяти с годами, голоса потеряли свое характерное звучание, превратились в монотонное бормотание, но он помнил невидимые волны, излучаемые ими, как отзывались в его сердце вибрации души каждого из них.
Лес расступился перед ним, он оказался на открытом пространстве, водная гладь поблескивала впереди. Между стволами деревьев он увидел дом, в отличие от леса, никто не озаботился содержать приусадебный участок в порядке, там царило полное запустение, и оставалось только сожалеть, что один из немногих островков цивилизации в этой глуши выглядел так.
Он был на месте сейчас, с какой стороны ни посмотри.
И желал поскорее закончить со всем.
Анника подняла глаза на фасад интересовавшего ее здания на Кобмагергаде. На самом верху в нем размещалось книжное издательство, первый этаж занимало рекламное бюро, а посередине находилась Ай-Ти-фирма, где работал Робин Бертельссон.
На домофоне было только три кнопки. Она нажала ту из них, рядом с которой красовалась надпись «Думсдей».
Ей ответила женщина на датском. Анника сразу перешла к делу.
– Я ищу Робина Бертельссона, – сообщила она.
– По записи?
– Что?
– По записи? Ты записана на прием?
Анника перевела дыхание.
– Ах нет, ни о каком приеме речь фактически не идет…
– Ты должна записаться на прием на нашем сайте.
Судя по донесшемуся из домофона щелчку, его отключили. Анника сделала шаг назад.
Две молодые женщины вышли из подъезда, она отошла на несколько шагов и встала так, чтобы у нее появилась возможность заглянуть в витрину находившегося поблизости бутика. Пожалуй, не стоило звонить еще раз, в «хитрой» фирме могли заподозрить неладное.
Анника огляделась. Копенгаген имел свое лицо, он не слишком походил на Стокгольм. Дома были низкие и в каком-то смысле похожие друг на друга, старые и красивые, но не помпезные. Что-то вокруг удивляло ее, но она не могла точно сказать, о чем идет речь, возможно, дело было в отсутствии крытых парковок и уродливых новых зданий…
Молодые женщины удалились, они смеялись и беспечно болтали. Анника не поняла ни слова из их беседы. Она почувствовала себя глупой, ведь считала, что шведский и датский практически один и тот же язык.
Ей очень мало приходилось бывать в Дании. Калле уже несколько лет грезил о поездке в Леголенд, но Томас считал амбиции такого рода недостойными. Если отправляться куда-то развлекаться, то в Диснейленд в Париж, так он заявлял, однако, когда Анника собралась забронировать билеты во Францию, заныл, что это слишком дорого, и в итоге они в очередной раз оказались у его родителей в летнем домике в шхерах.
Анника прошла несколько метров до большой площади и повернула назад. Жара сделала мягким асфальт под ее подошвами, и все равно она мерзла. У нее першило в горле и руки дрожали, паническая атака, заставшая ее в кресле психолога, казалось, не прошла бесследно, до сих пор напоминала о себе.
Сумка тяжестью давила на плечо, она опустила ее на тротуар.
Если Робин Бертельссон сегодня находился на работе, то рано или поздно должен был покинуть здание. Ее самолет улетал в Стокгольм в 18.05, у нее хватало времени ждать.
Она рукой смахнула волосы с лица и сосредоточила внимание на доме номер 62.
Группа из четырех мужчин среднего возраста в почти похожих пиджаках вышла из подъезда, они повернули в ее сторону, давая возможность изучить их. Нет, среди них его не было.
Один из парней неправильно истолковал ее любопытство и весело подмигнул. Анника отвернулась.
Мужчина и женщина прошли мимо нее, остановились у подъезда дома номер 62 и набрали код на двери. По его в меру приличной щетине Анника догадалась, что они работали в рекламном бюро.
Она огляделась. Увидела кафе на другой стороне улицы, почему бы ей не взять капучино, хотя тогда могла возникнуть необходимость посетить туалет, а значит, имелась опасность пропустить Робина Бертельссона.
Она достала свой мобильник – никаких сообщений.
Подъезд дома номер 62 открылся изнутри. Анника по-прежнему держала телефон в руке, но следила за дверью уголком глаза. Блондин тридцати пяти лет в футболке с длинными рукавами и брюках камуфляжного цвета почти бегом преодолел тротуар. Анника сунула мобильник в карман. Он?
Мужчина повернул в сторону площади, посмотрел, нет ли машин, и быстро пересек улицу. Анника почувствовала, как у нее открылся рот, но оттуда не вырвалось ни звука. Это точно был он. Анника сделала несколько шагов вслед за ним, увидела, как он зашел в кафе и сказал что-то бармену, оба засмеялись. Датчане – самые счастливые люди в мире, или они ели самые антидепрессивные таблетки.
Она повернулась спиной к кафе, уставилась в витрину бутика. В отражении в стекле видела, как мужчина, вероятно Робин Бертельссон, вышел на улицу с большим бумажным стаканом в руке, он подождал, пока мимо проехало такси, а потом быстро направился к дому номер 62.
Анника подняла мобильный телефон и сфотографировала его, когда он бежал через улицу, глубоко вдохнула и быстрым шагом направилась к подъезду. Она справилась с этим пятнадцать лет назад и сейчас словно стала двадцатичетырехлетней снова.
Парень как раз набирал код на двери, когда Анника догнала его.
– Робин? – окликнула она, вложив нотки удивления и радости в голос.
Мужчина ошарашенно посмотрел на нее. Да, это был он. Никакого сомнения. Ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Господи, Робин, это же ты!
Она бросилась к нему, обняла за шею, прижалась к его груди. Мужчина сделал полшага назад и испуганно отвел руку в сторону, стараясь спасти свой кофе.
– Вот здорово! – воскликнула Анника. – Что ты здесь делаешь?
Мысли хороводом кружились в голове парня, это было ясно по его глазам, он попытался улыбнуться, но без особого успеха.
– Ты не узнаешь меня? – спросила Анника удивленно и даже слегка обиженно. Она всплеснула руками. – Вспомни, Анника… из клуба! На Хантверкаргатан! Боже, как давно это было, прошло уже пятнадцать лет! Я стояла за рулеткой в бикини с блестками…
Она выпятила грудь и постаралась выглядеть соблазнительной, в глазах мужчины вспыхнули огоньки сомнения.
– Черт, – сказал он, – я чуть не испугался.
Анника рассмеялась от всего сердца. Робин Бертельссон понятия не имел, кем она была.
– Извини, у меня и мысли не возникало нагнать на тебя страху. Как дела?
Парень криво улыбнулся и неловко махнул руками.
– Я живу здесь, – сообщил он, – ты знаешь, жена и дети…
Четкий знак: оставь меня в покое.
– Как забавно видеть тебя! – продолжала Анника. – Ты поддерживаешь контакт с кем-то из других?
Он отступил на шаг.
– Других?
– Из клуба! Слышал про Людде, кстати?
Она сделала печальные глаза, он выглядел растерянным.
– О… чем?
– Ты был на похоронах?
Он смахнул волосы с глаз.
– Ага, нет, – бодро ответил он. – Я не ходил на похороны, я…
– Ужасно жаль его. – Анника громко шмыгнула носом. – Чертов рак…
Он кивнул неуверенно. Три женщины вышли из подъезда. Робин Бертельссон взялся за дверь, как бы собираясь войти, но Анника встала у него на пути.
– Йоахим не связывался с тобой в последнее время? – спросила она.
Робин Бертельссон подозрительно посмотрел на нее:
– Нет, это было так давно.
Анника вздохнула.
– По моим последним сведениям, он находился в Хорватии, – сказала она, – работал маклером по недвижимости, ничего себе. Это было сразу после того, как малолетка забрала свое заявление на него…
– Сейчас я должен… – пробормотал Робин Бертельссон.
– Порой я думаю об этом, – сказала Анника тихо, на шаг приблизившись к нему. – Что все солгали, лишь бы защитить его от полиции.
Робин Бертельссон окаменел. Анника улыбнулась и пожала плечами.
– Это было проблемой тогда, вначале, – продолжила она. – Защита преступника называется «пособничеством в совершении преступления», но срок действия по данной статье давно истек. Сегодня все могут рассказать, что произошло в ту ночь, ничем не рискуя.
Она встала совсем близко к нему, его спина почти прижалась к кирпичному фасаду.
– Ты никогда не думал о том, что за смерть Жозефины так никто и не ответил, что Йоахим избежал наказания за убийство, и все из-за свидетелей. В этом есть и твоя вина тоже, ты обеспечил ему алиби на те часы?
Стоявший перед ней мужчина побледнел, его глаза расширились, он судорожно вцепился в стакан с кофе.
– Кто ты? – спросил он. – Что ты здесь делаешь?
Она еле заметно махнула в сторону домофона и логотипа книжного издательства, поблескивавшего на латунной табличке.
– Мне надо написать об этом, – ответила она, – о Жозефине и всем случившемся в ту ночь.
Робин Бертельссон сделал два шага в сторону.
– Боже праведный, – простонал он. – Ты не можешь втягивать меня во все это.
– Ты наверняка думал об этом, – сказала Анника тихо. – И можешь загладить свою вину перед Жозефиной. Если свяжешься с полицией Стокгольма или с прокурором Санной Андерссон и расскажешь, что, собственно, произошло…
Робин Бертельссон повернулся на каблуках и пошел прочь большими шагами. Анника подняла сумку на плечо и побежала за ним.
– Робин, – позвала она громко, – Робин, подумай об этом, ты можешь…
Анника столкнулась с крупной женщиной, прокричавшей вслед ей по-датски «чертова идиотка!», поспешила дальше, схватила его за рукав футболки.
– Робин, подожди…
Он резко остановился, развернулся, рот был крепко сжат и превратился в узкую полоску. Рывком сорвал крышку со своего стакана и плеснул содержимое в Аннику. Она сделала шаг назад, но слишком поздно, горячий напиток попал ей на грудь и на левый рукав. У нее перехватило дыхание от боли, она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла, чувствуя, как кофе течет между пальцев и капает на тротуар.