– Как раз сейчас в суде Стокгольма продолжается процесс по делу об убийстве, – сказала она, полагая, что комиссар Элорза знал достаточно много о причине ее появления здесь. – Человека по имени Ивар Берглунд обвиняют в этом преступлении. Он – шведский гражданин, одинокий, предприниматель в лесной отрасли, ранее несудимый. Все обвинение против него строится на совпадении ДНК фрагмента кожи, найденного под ногтем жертвы, оно не стопроцентное, но его хватило бы в обычном случае. Проблема в характере преступления и безупречной репутации обвиняемого. Убийство необычайно изощренное, но ничто не указывает на связь обвиняемого с криминалом…
Комиссар Элорза выпил воды, Нина облизнула губы.
– Мы считаем, что тот же преступник виновен в нанесении очень тяжелых телесных повреждений одному шведскому политику, в преступлении, совершенном несколькими днями ранее в той же части Стокгольма.
– Но ему официально не предъявлено обвинение в нем?
– Нет, – сказала Нина.
Старик поджал губы, явно продемонстрировав свое недовольство.
– Как это получилось?
– У нас не хватает доказательств.
– На основании чего ты делаешь вывод, что речь идет о том же преступнике?
Отвечая, Нина тщательно подбирала слова:
– Несколько фактов указывает на это. Убитый официально числился хозяином испанской фирмы, которой фактически владела жена пострадавшего политика. На месте преступления был найден детский рисунок, возможно на рисованный ребенком политика.
Полицейский прищурил глаза.
– Хотя это не подтвержденная истина, – сказал он, – ты абсолютно уверена в своей правоте. Почему?
Руки Нины покоились у нее на коленях.
– Обе жертвы подверглись изощренным пыткам.
Полицейский наклонился вперед на стуле: сейчас ей удалось пробудить его интерес.
– Каким? – спросил он.
Нина решила использовать испанские определения, если такие имелись.
– Fakala, – сказала она, – удары по стопам. La Bacera, удушение с помощью пластикового пакета. Spread-eagle, жертве связали руки за спиной и подвесили за запястья. Cheera, ноги раздвигали до такой степени, что порвали мышцы. В случае другой жертвы применили La Barra, ее кисти связали вокруг согнутых коленей, после чего беднягу подвесили на дереве…
Комиссар выглядел чуть ли не веселым.
– Скажите мне, сеньорита, почему именно вас отправили сообщить мне эту информацию?
Нина встретилась с ним взглядом.
– Потому что это мои выводы, – ответила она.
«И поскольку я говорю по-испански, – подумала она, – а дело спешное».
– Ты сама посещала оба места преступления?
– Естественно.
– И у тебя, наверное, остались неприятные ощущения?
– Конечно, это было ужасное зрелище.
Она могла бы раскрыть свои самые сокровенные тайны, позволявшие ей видеть в темноте. Рассказать о том, что для нее граница между светлой и темной сторонами жизни была слишком размытой и так получилось уже с самого рождения?
– Преступники предсказуемы, – сказала Нина. – Они размышляют таким же образом, как и все остальные, у них те же мотивы и амбиции. Их объединяет общая жажда власти, которой, по их мнению, они не имеют, и они готовы на все, лишь бы изменить ситуацию. То, что мы называем злом, – последствия их выбора инструмента, они используют насилие для получения власти. Мы должны видеть дальше этого, не позволять способу затенять саму цель, ведь главное…
Улыбка пробежала по лицу старого полицейского, он наклонился вперед, сорвал пробку со второй бутылки, налил шипящую воду в ее стакан.
– Что ты знаешь об ЭТА? – спросил он.
Нина сделала маленький глоток.
– Немногое, – ответила она. – Это сепаратистская повстанческая группировка, чьей целью является создание независимого баскского государства…
– Euskadi ta Askatasuna, – сказал комиссар. – В переводе с баскского «Страна басков и свобода». Между 1968 и 2003 годами в результате террористических актов, которые мы приписываем ЭТА, погибло 819 человек. Эрнесто Хака, ты слышала о нем?
Эрнесто Хака? Она восприняла вопрос как риторический и не ответила на него.
– Нет, – констатировал комиссар, – откуда тебе знать? Эрнесто Хака был баскским бизнесменом, из Бильбао. Не каким-то лавочником, но и не особенно крупным. Он торгов ал сырьем, главным образом нефтью. Его нашли замученным насмерть в мусорном контейнере на стройке, контролируемой ЭТА. Посчитали, что он не заплатил революционный налог, другими словами, за защиту ЭТА.
Нина сжала руки в кулаки.
– Я думала, ЭТА главным образом действует с помощью взрывных устройств.
Комиссар кивнул:
– Хотя порой применяются и другие методы. Как раз в данном случае использовали инструмент, который находился под рукой на стройке: пилы, и молотки, и сверла, да, ты можешь, пожалуй, представить себе, как выглядели повреждения жертвы…
Нине это не составило труда.
– Где нашли чужую ДНК?
– На одном из инструментов, на полотне пилы, если мне память не изменяет. Прежде всего, мы, естественно, обнаружили там кровь жертвы, но также постороннюю ДНК и отпечаток пальца, которые нам так никогда и не удалось идентифицировать.
– Преступник порезал руку или палец, когда пилил, – предположила Нина.
Комиссар энергично кивнул:
– У нас такое же мнение. Мы проверили всех известных нам членов ЭТА, но все впустую, и так все и оставалось, значит, восемнадцать лет, вплоть до вчерашнего дня…
Нина задумалась.
– Эрнесто Хака торговал нефтью, – сказала она. – Русской?
– Главным образом, но также нигерийской, – уточнил комиссар.
Нина разжала кулаки.
Когда Советский Союз развалился, большую часть государственных ресурсов приватизировали, среди них нефть и лес. В девяностых годах несколько русских олигархов вошли в число богатейших людей мира, нефтяная компания ЮКОС и ее владелец Михаил Ходорковский стали, пожалуй, самыми известными, но также хватало других, меньших по размеру, не брезговавших никакими средствами в борьбе друг с другом. Ивар Берглунд много торговал русской древесиной через свою фирму, у него были контакты и такая возможность.
Комиссар Элорза вздохнул довольно.
– Подумай, – сказал он, – не каждый день мы уменьшаем число жертв ЭТА, но сейчас мы делаем это. С 819 до 818.
Он поднялся.
– Мы приготовили все документы по данному вопросу, – сообщил он. – Если хочешь пойти со мной, то я…
– Есть еще одно дело. – Нина медленно поднялась. – Меня интересует, не могли бы вы помочь мне кое с чем другим.
Элорза остановился в дверном проеме.
– Речь идет о нашем подозреваемом или, точнее говоря, о его брате. – Брат-близнец преступника погиб в автомобильной аварии в Альпухаррах двадцать лет назад… Я хотела бы больше знать об этом событии.
Искорки интереса заблестели в глазах старика, он вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
– Это, конечно, будет трудно, – сказал он. – Обычная авария, сведения хранятся где-то в глубинах архива, если документы вообще остались.
– Да, это трудно, и у меня нет никакого права затребовать их, – согласилась Нина. – Но мне очень надо с ними познакомиться.
– И что я могу сделать?
– Комиссар Аксьер Элорза известен всей Испании, – сказала Нина. – Это имя может открыть любые двери.
Старик улыбнулся.
Томас проснулся с ощущением, что у него в голове работал паровой молот. Он попытался открыть глаза, но свет резанул по ним словно острым ножом. Боже праведный, что, собственно, случилось?
Он лежал смежив веки и понимал, что дышит, значит, по крайней мере, не умер. Где-то вдалеке слышался шум машин. Отвратительный привкус во рту не поддавался описанию, казалось, он был полон нечистот.
Где он находился?
Томас громко простонал и сделал новую попытку оглядеться.
Белая душная комната, свет проникал внутрь через потолочное окно, находившееся над его головой. О нет, только не это! Спальня Софии, некогда считавшаяся и его спальней тоже.
Он повернул голову, чтобы проверить, нет ли еще кого-нибудь в кровати. Там лежала София. Взъерошенные белокурые локоны на белой наволочке. Это не могло быть правдой. Как он оказался здесь? Что произошло вчера вечером? Томас пошевелил левой рукой и вздрогнул, как от удара в челюсть, осознав результат. Что он сделал с крюком?
Томас оперся на локоть и приподнялся на постели, паровой молот удвоил частоту ударов, и он застонал снова, громче, чем хотел.
София подняла голову и сонно захлопала ресницами.
– Доброе утро, – пробормотала она и улыбнулась ему.
Томасу показалось, что его вот-вот стошнит.
– Доброе утро.
Слова дались с трудом, отозвались тупой болью в затылке. София вытянула руку и погладила его по груди.
– Ах, как замечательно, что ты здесь, – сказала она.
Он свесил култышку за край кровати, чтобы она не могла видеть ее, и попытался улыбнуться, мышцы лица тоже подчинились не без боли. И как, черт возьми, ему выпутаться из всего этого? О том, чтобы улизнуть незаметно, не стоило и мечтать. Где его крюк? И как ему приладить его и одеться так, чтобы София не видела этого?
– Как пир прошел вчера? – запустил он пробный шар.
София засмеялась тихо.
– Да ты был душой вечера. По-моему, я никогда не видела, чтобы ты так… зажигал.
Зажигал? Он зажигал?!
Она наклонилась над ним, и Томас опустил култышку к самому полу и сжал губы, чтобы она не почувствовала его зловонное дыхание, но она поцеловала его, ее губы имели вкус зубной пасты. Она, наверное, выскользнула из кровати, почистила зубы, снова залезла под одеяло и притворилась, что спит. Какое лицемерие. Ее глаза оказались совсем рядом с его глазами, так близко, что они виделись немного расфокусированными. Он старался не дышать на нее.
– Если бы ты знал, как я мечтала об этом, – сказала София. – Я так сильно люблю тебя.
Томас сглотнул комок в горле.
– Я тоже люблю тебя, – сказал он.
И при этом почти не покривил душой, во всяком случае, сейчас чувствовал именно это. Он не имел ничего против нее, София была немного чокнутой и далеко не стройной, но верной и доверчивой.