Она провела пальцами вдоль его левой руки, вниз, к концу культи. Томас почувствовал, как его охватывает паника.
– По-моему, мне надо в туалет, – сказал он и толкнул свое тело вверх, помогая себе правой рукой.
Это движение стоило ему нового фейерверка головной боли, и он опять застонал, но ему удалось подняться и перекинуть ноги через край кровати. Он почувствовал, как правая подошва коснулась чего-то, напоминающего резину. Его мучила тошнота, он старался не смотреть на пол. Так, значит, крюк оказался у него под ногой, а что он сделал со своей одеждой?
– Будешь завтракать? – спросила София.
– Позднее, – ответил он и наклонился, чтобы поднять протез.
– Как хорошо, что ты захотел остаться, – сказала София за его спиной. – Я очень ценю твое доверие, что ты позволяешь мне находиться рядом. Я знаю, как трудно было тебе после несчастья…
Несчастья?
Его искалечили сомалийские террористы, когда он находился в Африке по заданию шведского правительства, это не имело ничего общего с несчастными случаями, происходившими сплошь и рядом. Вроде тех, например, когда старики спотыкались на льду и ломали шейку бедра, как случилось с его матерью в прошлом году, или люди получали увечья, разбившись в автомобиле. В отличие от них с ним произошло не несчастье, он стал жертвой террористического акта с международными последствиями!
– Ты чувствуешь себя немного неловко, я понимаю, но твоя рука выглядит абсолютно естественно, – сказала она. – Любому, кто не знает, в какую беду ты попал, может показаться…
Томас схватил крюк правой рукой, прикрыл обрубок грудью и встал, ноги дрожали, но не подвели его. Куда же он сунул рубашку? Он в отчаянии огляделся, у него пересохло во рту. Рубашка лежала на полу около двери. И трусы, они ему требовались тоже, к счастью, обнаружились совсем близко.
Томас сбежал в ванную, бросил одежду на покрытый плиткой пол, положил крюк на раковину и запер за собой дверь. Измученный, он опустился на унитаз, сиденье показалось ледяным по сравнению с его голыми ягодицами. Удары сердца эхом отдавались в голове. Его взгляд упал на сморщенный член, болтавшийся между ног. Дошло ли у них дело до секса вчера? Он ни черта не помнил об этом, но в силу своего таланта всегда был готов к нему, однако случались и исключения. Как, пожалуй, в эту ночь. Он наклонился и принюхался: да, черт, они, конечно, трахались. Хуже не придумаешь.
Он вздохнул. Сквозь дверь до него доносилось тихое мурлыканье Софии, она всегда напевала, когда пребывала в по-настоящему хорошем настроении. Сейчас она направлялась на кухню, чтобы приготовить завтрак. Как он сможет съесть хоть что-то? Сама мысль о еде вызывала у него приступы тошноты, он сглотнул комок в горле и зажмурился.
Он ведь прихватил протез и одежду с собой, стоило ему одеться, и он смог бы убраться отсюда. Он поднялся и открыл кран холодной воды, наполнил розовую кружку для чистки зубов и опустошил ее одним глотком. (Когда он жил здесь, у него была примерно такая же, но голубая.) Томас встретился с собой взглядом в зеркале. Ритмичный грохот в голове не утихал, но он никак не отражался в его глазах. Он посмотрел на крюк.
Его называли косметическим протезом. От него требовалось, насколько возможно, напоминать нормальную руку, но он почти не двигался, и в этом состояла главная проблема. Его можно было использовать в качестве подставки или при необходимости что-то на него повесить. Сверху находилась сменная пластиковая перчатка, подбираемая так, чтобы соответствовала естественному цвету его кожи. Томас ненавидел этот протез, причем столь же сильно, как и другой, который окрестил «терминатором». Тот лежал дома, засунутый в ящик бюро. Терминатор состоял из металлических пальцев, крепился он ремнями вокруг спины и плеч и был значительно подвижнее, от него требовалось выполнение функций, позволявших ему «заниматься домом» (доктор выразился именно так).
Сначала Томас попробовал миоэлектрический протез, последнее достижение техники, якобы управляемый электрическими импульсами от культи. Этот идиотизм работал от аккумуляторов, которые приходилось постоянно заряжать, был чертовски тяжелым и жужжал, когда он шевелил пальцами. И к тому же не помещался в ящик бюро, поэтому он вернул его назад.
Мысль о жужжащей руке не лучшим образом сказалась на его желудке, он замешкался с крышкой унитаза и все-таки успел поднять ее в последнее мгновение, как раз перед тем, как остатки вчерашнего ужина в виде рвотных масс устремились наружу.
Томас вспотел от головы до пят. Его рвало, а он стоял на коленях перед унитазом, обняв его здоровой рукой.
– С тобой все хорошо? – спросила София с другой стороны двери. Боже, неужели он даже не может поблевать спокойно?
– Угу, – сказал он, и ему стало интересно, насколько нормально звучал его голос. – Все отлично, я скоро приду.
– Будешь яичницу?
Томас осторожно поднялся.
– Только немного кофе, – ответил он. – Мне надо на работу.
София промолчала. Явно испытала сильное разочарование, он почувствовал это даже через дверь ванной.
– О’кей, – сказала она и снова направилась на кухню, но теперь уже не пела.
Он сполоснул рот, прощального поцелуя ему все равно было не избежать, потом натянул трусы на липкое тело и взял крюк. Поставить его на место не составило труда, он крепился прямо вокруг руки. Силикон с его внутренней стороны плохо пах, место соединения с изувеченной конечностью ужасно потело в такую жару и чесалось.
Томас посмотрел на свое отражение в зеркале. Что он, собственно, видел?
Мужчину среднего возраста в рубашке и трусах и с крюком, с мутными глазами, взъерошенными волосами и неясными планами на будущее.
От такого зрелища ему даже захотелось плакать.
Он откашлялся, открыл дверь ванной, возвратился в спальню и нашел остатки своей одежды, брошенной на полу. Негнущимися пальцами он надел брюки, носки, ботинки и пиджак. Галстук засунул в карман. Потом прошел через прихожую на кухню.
На Софии были трусики и ночная сорочка, в таком виде она выглядела голой по сравнению с его официальным нарядом. Это немного смутило ее.
– Кофе готов.
Томас окинул взглядом кухню, матовую деревянную столешницу кухонного острова, несовременные дверцы шкафчиков.
– Да, здесь все требует обновления, – сказал он.
София улыбнулась неуверенно, протянула ему чашку с кофе, села очень близко.
– А ты точно не можешь немного задержаться? – прошептала она ему в шею.
Томас добросовестно сделал глоток кофе, легко поцеловал ее в губы.
– Помнишь наши планы относительно ремонта? Ты так и не продвинулась с ними?
– Это потеряло смысл, когда я осталась одна, – ответила София.
Он постарался спрятать свое презрение, когда посмотрел на нее: такой жалкой и несчастной она показалась ему.
– Я могу побыть еще немного, – сказал он.
Тучи собирались над металлургическим заводом. Ветер зло трепал кроны берез, они шумели, словно на них уже обрушился дождь. Полдюжины автомобилей стояли припаркованные перед торговым центром, распродажа одежды по сниженным ценам явно шла вяло в это утро.
Анника поехала вверх мимо Холма Бродяг и повернула направо вниз к «Консуму», стараясь не смотреть в сторону съезда к пляжу озера Таллшён.
На скамейке у автобусной остановки она увидела несколько девочек, они беспечно болтали ногами и ели мороженое. Когда-то она сама сидела на их месте, тоже с мороженым и ведя себя примерно так же, но с той поры минуло уже тридцать лет. За это время район изменился. Тогда он был отдельным Миром, единым и неделимым, вокруг которого все крутилось, а она считала себя неотъемлемой его частью. Сегодня же смотрела на местное общество как на скопление отдельных осколков, разрозненных единиц как домов, так и людей, случайно оказавшихся в одном и том же месте, которые иногда всего на несколько мгновений связывались между собой.
И где ей следовало начинать поиски?
Она остановилась перед универсамом сети «Консум». Мать теперь редко работала здесь, хватало других, в любой момент готовых сесть за кассу, если кто-то из сотрудников болел. Несмотря на многие годы, в течение которых ее мать подменяла других, ей так никогда и не удалось по лучить постоянную работу в магазине. Анника отчего-то даже стыдилась этого.
Если Биргитта прибыла сюда тайком, не рассказав ни матери, ни своему мужу, куда бы она направилась? Что делала здесь? Зачем такая секретность?
Она снова поехала вниз к заводу, не глядя в сторону съезда к озеру Таллшён, прокатилась мимо серых заводских фасадов к тому, что сегодня стало торговым центром. Ее родня работала здесь в течение многих поколений, возможно, со времени создания самого производства в XVII веке. Когда ее отец пошел трудиться на промышленный гигант, компанию ему составляло более тысячи сотрудников, когда он умер, их насчитывалось менее сотни. Потом постепенно стало менее десятка, к настоящему времени производство металла давно прекратилось. В огромные корпуса перебрались другие виды деятельности, театр и музей, различные художественные мастерские и даже магазин, где торговали по сниженным ценам. Она посмотрела на большой, напоминающий дворец фасад за театром. Тысячу квадратных метров заводской территории реализовали по цене маленькой трехкомнатной квартиры в Сёдере.
Анника поставила редакционный автомобиль за старым «вольво», взяла свою сумку и вошла в здание. Торговый центр назывался «Склад 157», был слабо освещен и имел высокий потолок и бетонный пол. Редко расставленные прилавки с дешевой одеждой тянулись насколько хватало глаз.
Она достала свой мобильный телефон, поискала подходящую фотографию Биргитты в ресторане под открытым небом с развевающимися на ветру волосами, где она улыбалась в объектив, и направилась к установленным на выходе кассам. Только за одной из них сидела кассирша, женщина примерно ее возраста с волосами, собранными в конский хвост. Она читала еженедельную газету.
– Привет, – сказала Анника. – Извини, но у меня есть вопрос…