Тишина.
Черная бездна не поглотила ее.
Она снова оказалась в светлой комнате. Могла спокойно дышать. Очки психолога блестели.
– А приступа-то не было, – констатировала Анника, явно удивленная, почти разочарованная.
– Понадобятся тренировки и экспозиционирование, но у тебя есть все предпосылки, чтобы избавиться от твоих атак навечно, – сказала психолог.
Неужели все так просто?
Она не могла поверить в это.
Анника бросила взгляд в сторону окна.
– Он убил котенка, – сказала она.
Психолог выжидающе посмотрела на нее.
– Это не был несчастный случай, – продолжила Анника. – Я хотела, чтобы он умер. Я убила его. – Она кивнула. – Не за все его издевательства надо мной, а за то, что он сделал с моим котенком.
Андерс Шюман слышал раскаты грома вдалеке, второпях уезжая от моря. Молнии преследовали его, когда он лавировал в потоке машин, дыша наэлектризованным воздухом. Сейчас он почти бежал через помещение редакции с катастрофой теперь в качестве постоянного спутника, персонал суетился вокруг него, жертвенные овечки на пути на бойню, даже не подозревавшие, какая судьба им уготована. Финальный рывок стоил ему немало сил, и он пыхтел как паровоз, занимая свое место на редакционной встрече.
Руки Патрика Нильссона чуть ли не дрожали от возбуждения, когда он не в меру суетливо раздавал распечатанные экземпляры семикрестовой версии редакторам разделов, всем тем сотрудникам, которых он воспитал, защищал, вымуштровал и научил брать ответственность на себя, расширять границы, всесторонне рассматривать каждое дело. Андерс Шюман расположился с торца конференц-стола, закрыл глаза и ждал, пока голоса вокруг него затихнут и все пойдет своим чередом.
– Судебный процесс в отношении Ивара Берглунда отложен, расследование будет проводиться в сотрудничестве с испанской полицией, – сообщил Патрик и заерзал на стуле. – Мы уже получили фотографии испанского бизнесмена? Он явно был отцом пятерых детей, их снимки у нас имеются?
– Им уже всем под пятьдесят, – сказал художественный редактор, не смотря на остальных.
– ЖЕРТВЫ ДРОВОСЕКА, – продекламировал Патрик Нильссон таким тоном, словно цитировал заголовок.
– Пока еще он не осужден, – заметил кто-то, чей голос Андерс Шюман не узнал.
– Мы напишем сверху «Полиция подозревает», – сказал Патрик Нильссон. – И потом мы хотим побеседовать с испуганными туристами из Сан-Себастьяна, узнать, насколько их потрясло столь вопиющее насилие.
– …Он был из Бильбао…
Патрик пометил что-то у себя.
– Нам надо раскопать все об убийстве в Наке, его прошлое… Как мы пойдем дальше?
– Кто-то, пожалуй, может позвонить полицейскому профессору и попросить его дать свои комментарии, – предложила Карина, редактор «Развлечений».
– Он просто напридумывает всякой ерунды, – проворчал Хёландер.
– Какая нам разница, – сказал Патрик. – Попроси Берит связаться с профессором. Что у нас в остальном для «Общества»?
– Завтра будут новые результаты исследования общественного мнения, судя по ним, правительству придется уйти в отставку.
– Есть какие-то статистически подтвержденные изменения по сравнению с данными двухдневной давности?
– Нет, – признался Хёландер.
– И как нам подать все это?
– Мы можем пообщаться с нашим полицейским профессором и на эту тему тоже, он, пожалуй, не преминет резко высказаться о ком-нибудь из министров, раз уж мы в любом случае собираемся…
– Замечательно! Спорт?
– Златан говорит о себе в роли отца, это по-настоящему сильно.
Все записали.
– Развлечения?
– Завтра Национальный день Швеции, принцесса Мадлен все еще не сидит в лайнере над Атлантикой. У нас есть люди в Ньюарке, чтобы проверить, не поднимается ли она на борт самолета САС до Стокгольма как раз сейчас.
– Кого мы можем задействовать, чтобы организовать бурю возмущения?
– Хермана Линдквиста? – предложила Карина из «Развлечений».
– Нет, ему мы звонили в прошлый раз. Проверьте прошлогодних участников реалити-шоу Big Brother, они не поскупятся на слова, лишь бы снова оказаться в центре внимания…
Карина записала. Шюман сложил руки на животе, чтобы не ударить себя по голове кулаками.
– А еще? Помимо «Ненависти к Мадлен»?
– Роза делает ставку на фестиваль «Мелодия», – сказала Карина. – Она уже написала несколько песен…
Внезапно Шюман поднялся, все взгляды устремились в его сторону, он видел своих коллег словно издалека, их лица закружились в хороводе перед его глазами, как будто их всех сейчас должно было затянуть в гигантский водоворот. Он почувствовал, как его тело покрылось потом.
– Продолжайте, – сказал он, – мне просто надо…
Он вышел из комнаты, где проходила встреча, и шаткой походкой направился к своей секретарше.
– Назначь пресс-конференцию на одиннадцать часов, – приказал он. – Все сотрудники должны присутствовать. И позвони Веннергрену. Прямо сейчас.
Солнечный берег, казалось, дрожал в утреннем мареве. На горизонте вырисовывалось африканское побережье. Нина уже вспотела в своих длинных брюках и темном пиджаке, день обещал стать очень жарким, что нисколько не смущало ее, она получала удовольствие от обжигающего солнца, запаха горячей земли. Это была ее Испания, краски и архитектура, высокое небо и скалистые горы, певшие о ее детстве.
Она шла в тяжелых туфлях по покрытому трещинами тротуару. Жилой район не представлял собой ничего особенно интересного – длинные ряды примыкающих друг к другу однообразных покрытых белой штукатуркой двухэтажных домов вдоль узких улиц. Старые кусты розеллы окаймляли дорожки, ведущие к ним, ветер играл с облетевшими лепестками и листьями бугенвиллей. Зимняя сырость наложила отпечаток на фасады, почти все их требовалось перекрасить. Вероятно, этот район построили не во время последнего строительного бума, да и предпоследнего тоже.
Дом номер 137 принадлежал Арне Берглунду. Он находился в середине вереницы тридцати двух ему подобных. Опущенные белые металлические жалюзи закрывали окна, как на его доме, так и на других вокруг. Весь ряд выглядел заброшенным. Кучи полусгнивших листьев виднелись у входов.
Инспектор Хосе Родригес из полиции Марбельи встал рядом с Ниной и смотрел на фасад.
– Значит, это и есть пристанище наемного убийцы.
«И его копии», – подумала Нина.
Инспектор Родригес кивнул сторожу, подошедшему со связкой ключей в кулаке.
– И что мы прежде всего сможем наблюдать там внутри?
Испанец предпочитал соблюдать формальности. Он старательно подчеркивал статус наблюдателя Нины с тех пор, как она вошла в здание полиции Марбельи в восемь утра, то есть выбрав для встречи такое время, которое в мире инспектора Родригеса, похоже, приравнивалось к пытке одного разряда с fakala. Сама она провела ночь в двух поездах, сначала в обычном из Сан-Себастьяна в Мадрид, а потом в скоростном из Мадрида до Малаги, находившейся рядом на средиземноморском побережье.
Сторож, молодой парень, едва вышедший из подросткового возраста, зазвенел ключами. Он нашел правильный среди них, вставил в замочную скважину и повернул. Дверь разбухла, ему пришлось потянуть обеими руками, чтобы открыть ее. Взвыла сигнализация. Инспектор вздохнул. Сторож от волнения довольно долго шарил по карманам брюк, прежде чем извлек оттуда смятый листок бумаги, дрожащими пальцами набрал код на дисплее, висевшем на стене в прихожей, и сирена резко замолчала. Установившаяся тишина давила на уши.
– После вас, наблюдатель, – сказал инспектор Родригес и, как истинный джентльмен, придержал для Нины дверь.
Она посмотрела на него краем глаза и, выловив из кармана пиджака резиновые перчатки, надела их. Нина уже успела заметить, что ее коллега не относился к амбициозным людям, и поняла, что он не будет настаивать на необходимости лично осмотреть дом, но одновременно надеялась, что, несмотря на свою приверженность к формальностям, не станет мешать ей самой сделать это за него.
Из-за опущенных жалюзи внутри царила кромешная тьма. Нина нажала на выключатель. Ничего не изменилось.
– Электричество отключили полгода назад, – пояснил сторож. – Так происходит, когда не оплачивают счета.
Нина посмотрела в темноту, столь же безликую, как и мужчины, обитавшие здесь. Люди не могли прожить всю жизнь и никак не наследить. Что-то должно было остаться после них, пусть они изо всех сил старались быть невидимыми. Даже отсутствие любых признаков существования что-то означало, если только понимаешь, о чем шла речь.
Нина открыла дверь в маленький туалет, зловоние заставило ее задержать дыхание. Она достала мобильный телефон и использовала его в качестве фонарика.
– Надо заботиться о своем доме, промывать трубы, – сказал сторож. – Иначе высыхает гидрозатвор, устал повторять одно и то же. Этот дом давно стоит пустой, по-моему, я никогда не видел его владельца, хотя работаю здесь уже скоро два года. И его не сдавали тоже, а я не могу отвечать за людей, которые не…
– Сеньор, – перебил его инспектор Родригес, – не могли бы вы быть так любезны и подождать снаружи?
Парень удалился.
Нина поставила свой мобильный телефон на раковину так, что его свет падал на унитаз. Обеими руками она сняла крышку с бачка и заглянула внутрь. Сухо и пусто, вода давно испарилась или протекла вниз. Она вернула крышку на место, взяла телефон и посветила им во все углы и под раковину.
Инспектор Родригес нервно топтался у нее за спиной. Он имел довольно долгий разговор с комиссаром Аксьером Элорзой и был проинформирован о случаях как в Стокгольме, так и в Сан-Себастьяне.
– Вывод о том, что этот человек каким-то образом известен во всем мире, мне, честно говоря, немного трудно принять, – сказал он из гостиной.
Подсвечивая себе мобильником, Нина вошла на кухню. Ее обстановку составляла дешевая мебель из лакированных древесно-волокнистых плит. Здесь тоже воняло канализацией, но не так сильно, как в туалете. Она открыла холодильник, запах плесени ударил в нос.