— Паунис может хватиться этой железки.
— Не думаю. У меня с ним договоренность, что я могу свободно использовать все, что лежит в его сараюшке.
— И ты ее сам доделал? — спросил Бере.
— Только деревянную часть. Там же, в сарае, в куче растопки, оказался древний деревянный канделябр из Косты-Боры, его я и использовал. Черное дерево заслуживает большего, чем просто сгореть в горне или в камине. А для серебряных накладок пожертвовал пару гиней, зато результат меня очень порадовал.
— Превосходно, — Бере еще раз глянул на трость. — А это что за знаки?
— О, понятия не имею! Когда я счистил грязь и ржавчину с внутреннего стержня, я увидел на металле эти иероглифы. Они мне показались достаточно необычными, а их начертание — изысканным, и я скопировал их на деревянную часть трости. Вы знаете этот язык?
— Нет, — Бере подкинул трость на ладони. — Сколько ты хочешь за нее?
— Нисколько. Вы мой учитель, и я у вас в долгу. Примите ее в подарок.
— Э, нет, так дело не пойдет! Слишком дорогой подарок, дружище. Я не…
— А я настаиваю, — спокойно сказал Дени, поднимая бокал с вином. — Я так понимаю, мэтр, вы опять занялись чем-то очень серьезным. Мне будет отрадно от мысли, что мой подарок поможет вам защитить себя.
— Дени, это очень мило с твоей стороны, и я тебе очень благодарен, но пятьдесят гиней ты возьмешь… Погоди, не перебивай меня: у меня есть один предрассудок, я считаю, что орудия убийства нельзя дарить, их можно только покупать. Поэтому ты возьмешь деньги, иначе эта трость останется у тебя.
— Как вам будет угодно, — ответствовал Дени с улыбкой.
«— Странно, — подумал Бере уже на улице, глядя на необычную трость, изготовленную его учеником, — а ведь де Кейзер тоже был с тростью, очень похожей на эту. Не такой, но похожей. Я просто уверен, что сходство есть. Не исключено, что он с ней разгуливает не ради пустого форса… Хотя, нет: де Кейзер полноправный дворянин, и может носить оружие где хочет и когда захочет. Или есть что-то, чего я пока не знаю? Слишком много совпадений и тайн, и слишком мало информации. А это значит, что самое время наведаться в „Королевский пассаж“ и посмотреть книжные новинки».
Первый этаж «Королевского пассажа» был наводнен народом, и так бывало всегда — здесь располагались ряды торговцев мясом, рыбой и зеленью. На втором этаже, где торговали одеждой и мебелью, народу было заметно меньше, а вот на третьем, особенно в западном крыле, в котором располагались лавки букинистов и книготорговцев, Бере увидел всего несколько человек, большей частью пожилых, которые прохаживались у стеллажей с книгами. Появление Бере их нисколько не заинтересовало.
Лежавший в кошельке на поясе Кристалл негромко сыграл начальные ноты «Серебряного сердца» — пробило пять часов. Бере огляделся по сторонам. Ничего подозрительного. Седовласый книготорговец за прилавком тихо беседовал с таким же седовласым покупателем, державшим в руках томик, украшенный золотым тиснением. В клетке слева от торговца задумчиво чирикала какая-то птица. Мальчик-слуга вышел из-за стеллажей, чтобы поярче разжечь расставленные по магазину канделябры. На Бере он даже не посмотрел.
— Господин! — позвал Бере хозяин магазина. — Добро пожаловать. Ищете что-нибудь?
— Просто смотрю новинки, — улыбнулся Бере.
— О, прошу вас! Можете листать книги, но умоляю вас — будьте аккуратны. Если вы испортите книгу, вам придется ее купить.
— Я знаю, — сказал Бере и взял со стеллажа томик в черном с серебром переплете.
Выбранная наугад книга оказалась «Полным и весьма полезным руководством по вызову существ, порожденных стихией Огня, с описанием всех необходимых при оном вызывании процедур, обрядов и предосторожностей. Сочинение профессора люменомагии и фламенофакторики Дариуса вон дес Нильса.» Бере никогда не слышал о профессоре вон дес Нильсе и понятия не имел, что это за магические дисциплины — люменомагия и фламенофакторика. Одно было понятно с самого начала: к серьезной науке все это никакого отношения не имеет…
— Мэтр Бере?
Маг вздрогнул. Мальчик-слуга, доливавший масло в светильники, стоял рядом с ним и делал вид, что поправляет фитили в лампе, горевшей у стеллажа.
— Идите по правой стороне магазина к двери в комнату переписчика, — прошептал мальчик, не глядя на Бере. — Вас ждут.
Бере проглотил вставший в горле ком, положил книжку на полку и пошел вглубь магазина. Дверь, о которой сказал мальчик, была полуоткрыта. Бере толкнул ее и вошел в небольшую, девять на девять футов, комнатку, освещенную расставленными по углам лампами на высоких поставцах. Еще одна лампа стояла на конторке переписчика, а за конторкой сидел человек в темном плаще и с капюшоном на голове и что-то писал.
— Это вы меня ищете? — спросил Бере.
Человек не ответил. Лишь выпростал из-под своего одеяния левую руку и жестом показал, что надо плотно закрыть дверь. Бере понял, закрыл дверь и шагнул вперед, к переписчику.
— Кто вы? — спросил он.
Переписчик встал со стула, сбросил капюшон, и Бере увидел молодую женщину, лет двадцати двух — двадцати пяти, очень миловидную, темноволосую, с большими зеленовато-желтыми глазами и очаровательным вздернутым носиком, красиво очерченным ртом и милыми ямочками на щеках.
— Я Анжелис Линн Григген, — сказала девушка, — внучка профессора Бенедиктуса Григгена.
— Почему я не удивлен? — сказал Бере с улыбкой. — Рад знакомству с вами.
— Я тоже очень рада. Простите мне эту идиотскую выходку с ребусом. Мне надо было убедиться в том, что вы именно тот человек, который мог бы мне помочь.
— Я вас слушаю.
— Мне известно, что вы согласились занять место лаборанта на кафедре, где работал мой дедушка. Это правда?
— Истинная правда. Это имеет какое-то значение?
— Очень большое. Наверное, все, что я расскажу вам, покажется невероятным, но я прошу вас верить мне. Все очень серьезно, вы даже не представляете себе, насколько серьезно.
— Хорошо, я понимаю. Давайте о деле.
— Простите, я очень волнуюсь… Мой дедушка — он несколько раз упоминал ваше имя. Отзывался о вас с большим уважением.
— Очень приятно, что старый ворчун меня помнит. Как он поживает?
— Он очень плох. В последние несколько дней он не встает с постели и почти ничего не ест. Я чувствую, что очень скоро он… вы понимаете, что я хочу сказать.
— Не стоит так расстраиваться, дамзель Аннжелис. Ваш дедушка очень пожилой человек, ему ведь уже лет восемьдесят, если не ошибаюсь. Все люди смертны, и нужно смириться с этим. Пусть вас утешит то, что мэтр Бенедиктус прожил прекрасную и долгую жизнь, в которой он сделал очень много добра. Я был бы горд иметь такого родственника.
— Да, конечно, я все это понимаю, но все равно, это очень больно… Но я о другом хочу с вами поговорить. Есть одна вещь…
— Ну же, я слушаю вас.
— Мне кажется, что девушка скрывает от меня что-то очень важное.
— С чего вы это взяли?
— Два месяца назад — дедушка еще работал в университете, — я вдруг заметила, что с ним стало происходить что-то непонятное. Он всегда был веселым, бодрым, разговорчивым, а тут будто одряхлел в один момент. Глаза у него потухли, он совсем перестал спать и почти ничего не ел. Так прошло несколько недель. А потом он сказал мне, что написал прошение об отставке. Я, конечно, сказала, что он правильно сделал, что ему давно пора отдохнуть и заняться своим здоровьем, но тут дедушка вдруг сказал мне: «Завтра, Анжелис, ты должна написать такое же прошение. Ты не будешь больше там работать. И не спрашивай, почему». Я не поняла ничего, но дедушка взял с меня клятву, что я сделаю так, как он велит. На следующий день я пришла к Ван Затцу и подала ему прошение. Декан был удивлен, но отговаривать меня не стал, только заметил, что я ухожу с факультета именно в тот момент, когда передо мной могли открыться блестящие перспективы. Он подписал мое прошение, я вернулась к себе, поплакала и пошла домой. Дедушка сразу спросил меня, ушла ли я с работы. Я показала ему подписанную Ван Затцем бумагу, и он сразу просветлел лицом. Я пыталась спросить его, почему я должна была так поступить, но дедушка отказался говорить со мной на эту тему. Ночью я проснулась от шума внизу, на первом этаже — мне показалось, что там кто-то ходит. Я накинула халат, вышла из спальни и выглянула в гостиную. Дедушка стоял у камина. В руках у него была какая-то книжка, он выдирал из нее страницы, комкал их и кидал в огонь. При этом он разговаривал сам с собой: я не могла слышать, что он говорит, но мне стало жутко. Я решила подойти поближе, он почувствовал мое присутствие и повернулся ко мне. У него было ужасное лицо — его будто кто-то сильно напугал.
— Иди спать! — крикнул он и бросил разорванную книгу в огонь. — Слышишь, иди спать!
Я закивала, сказала, что сделаю так, как он хочет, но тут дедушка вдруг схватился рукой за грудь, закачался и упал на ковер. Я закричала. Прибежал наш слуга Алир, вдвоем мы перенесли дедушку на диван, уложили его, но он начал задыхаться и хрипеть, и нам пришлось посадить его. Потом Алир вызвал врача. Врач велел мне уйти и долго пробыл в гостиной наедине с дедушкой. После этого он вызвал меня и сказал, что жить дедушке осталось недолго, самое большее месяц. Врач сказал, что сердце у дедушки, и без того изношенное за долгие годы, не выдержало какого-то сильного потрясения и теперь может остановиться в любой момент. Он даже денег с меня не взял, — Анжелис всхлипнула. — С тех пор я каждый день жду, что дедушка… Простите, я не могу спокойно об этом говорить.
— Успокойтесь, — Бере обнял девушку, погладил ее волосы. И тут Анжелис внезапно и громко разревелась.
— Мне так плохо! — восклицала она, уткнувшись лицом в грудь Бере и прижавшись к магу всем телом. — Я… я так устала! Мне страшно, очень страшно…
— У вас с дедушкой никого нет?
— Ни… никого.
— А ваши родители?
— Отец… бросил нас с мамой. А пять лет назад мама… — Тут Анжелис глубоко вздохнула и покачала головой. — Извините меня, я в какое-то мгновение потеряла над собой контроль.