— Вы сильная девушка. И мне не за что вас прощать.
— Все, я в порядке, — сказала Анжелис то ли Бере, то ли самой себе. — Я вам главного еще не сказала.
— Я весь внимание.
— В первую неделю после того приступа дедушка был на грани смерти, но доктор Леверс и Алир совершили чудо. Понемногу дедушка начал оживать. Он даже интересовался какая за окном погода и несколько раз просил меня, чтобы я почитала ему его любимые книги. И вот однажды, когда мы сидели вдвоем, он вдруг вспомнил вас.
— И вас это удивило, не так ли?
— Да. Он сказал: «Анжи, у меня было много студентов, но толковых было от силы полтора десятка. Тебе бы кого-нибудь из них в помощь. Беренсона, например». Я не поняла и спросила, о какой помощи он говорит. А дедушка помрачнел так и добавил: «Не надо было переводить эти тексты. Но теперь уже поздно.»
— Какие тексты?
— Понятия не имею. Наверное те, которые дедушка сжег в камине.
— Интересная история, — Бере потер пальцами мочку уха. — Это все?
— Нет, еще буквально несколько слов. Четыре дня назад, когда я пришла от мастера Меццера домой, Алир сказал мне, что дедушка спрашивал обо мне. Я сразу пошла к нему. Он лежал на спине и выглядел так… вобщем, я даже испугалась, что он уже умер. Но тут дедушка открыл глаза, увидел меня и прошептал: «Они не должны узнать. Никто не должен знать». Когда я спросила, о чем это он говорит, в глазах дедушки опять появился страх, он начал озираться, тяжело дышать — будто видел кого-то, кого не могла видеть я. Мне стало страшно, я позвала Алира и убежала к себе в комнату. Какое-то время я сидела в комнате и прислушивалась к звукам внизу, а потом пришел Алир, сказал, что дедушка уснул, и дал мне свежий номер «Городской газеты». Я стала читать раздел вакансий и случайно натолкнулась на эту заметку, — Анжелис взяла с конторки вырезку из газеты и подала Бере. Это было объявление администрации факультета сверхъествознания о приеме на работу нового второго лектора, доктора Роланда Вестерика, и нового магика-лаборанта, магистра Бере Беренсона. — Я сразу вспомнила, что говорил про вас дедушка. И тут же решила связаться с вами.
— И прислали ко мне Френса Лабера?
— Лабера? — Анжелис насторожилась. — Кто это?
— Какой-то человек интересовался у меня новостями из университета. Предлагал деньги за помощь с переводами.
— Ой! — Губы Анжелис задергались. — Бере, я боюсь!
— Не бойтесь, я отказал этому человеку, и я не собираюсь менять своего решения. Вы правильно сделали, что нашли меня. Мэтр Бенедиктус был моим учителем, одним из самых любимых, и я многим ему обязан. Только пока не пойму, что и как я могу сделать для вас и для вашего дедушки.
— Я хочу, чтобы вы встретились с ним и поговорили. Уверяю вас, он будет очень рад вас видеть и может быть… может быть, он расскажет вам то, чего так упорно не желает рассказывать мне.
— Отличная идея. Я готов.
— Правда? Тогда мы прямо сейчас и пойдем к нам, — заявила Анжелис с той решимостью, которая появляется у отчаявшегося человека при первой поданной ему надежде. — Я только переоденусь и скажу мастеру Меццеру, что закончила копию, которую он просил. Вы… спасибо вам, Бере.
— За что? Я пока еще ничего не сделал.
Анжелис ничего не ответила, только улыбнулась, скинула свой бесформенный балахон и выпорхнула из комнаты. Бере посмотрел ей вслед, потом обратил внимание на лежавшие на конторке книги. Их было две. Верхняя называлась «Неминуемый восход» — похоже, просто женский роман. Вторая была сборником цитат и изречений придворных магов, служивших первым правителям Руфии. Именно из этой книги Анжелис делала свои выписки для Меццера.
«— Умелый ищет возможность, неумелый оправдание», — прочел Бере и захлопнул книжку. Взгляд его упал на балахон Анжелис. Движимый непонятным порывом, Бере взял его с табурета и повесил на крючок у двери и тут заметил, что из складок балахона выпал клочок серой бумаги. Бере поднял его. На клочке неровными прыгающими буквами (будто паралитик писал!) были выведены три строчки:
MOEREDEM VENNE LLARASY
FESSEN FO NAZWANYRR
MOEREDEM VENNE SGOR
И хоть со времени учебы в университете прошло уже больше двадцати лет, Бере Беренсон даже не сомневался, что узнал этот почерк — слова на бумажке были написаны рукой профессора Бенедиктуса Григгена.
Глава шестая
— И что было после? — спросил притихший Фес.
— Самое скверное, — Бере сунул трубку в кисет, начал набивать ее табаком. — Мы с Анжелис приехали на извозчике к ней домой, а там нас уже ждали. Врач, несколько соседей и слуга Алир. Старый Бенедиктус скончался буквально за несколько минут до моего прихода. Панихида назначена на послезавтра, пройдет она в университетской церкви, и я не могу не пойти.
— Ты не боишься, что тебя могут увидеть с девушкой и что-нибудь заподозрить?
— Нисколько, — Бере вставил мундштук трубки в рот. — Ты забываешь, дружочек, что я ученик покойного Бенедиктуса. Мое появление вполне оправдано и даже диктуется простыми приличиями. Кроме того, у меня всегда есть объяснение — я занял на кафедре должность Анжелис, и мне хочется узнать, чем девочка занималась перед увольнением.
— Она симпатичная?
— Она очаровательна. У нее роскошная темная коса, прелестные карие глазки и нежная кожа. Маленькие ручки, маленькие ножки, фигурка, как у статуй водяных дев, которые украшают аллеи Королевского парка.
— Вот и приударь за ней. Вполне достойная кандидатура. К тому же сирота, которой ты станешь опорой по жизни.
— Ты издеваешься? При всем моем уважении к профессору, девчонка едва избавилась от одного старого хрыча, а тут за ней начнет волочиться другой.
— Глупо, Бер. Вы могли бы стать опорой друг для друга.
— Не в этом смысле, что ты вкладываешь. Но в одном ты, безусловно, прав, девушке нужна помощь. То, что она мне рассказала, весьма странно. Насколько я помню, Бенедиктус всегда был очень уравновешенным человеком.
— А насчет этого ты что думаешь? — Фес показал лапой на клочок бумаги, украшающий столик.
— Ничего. Чтобы понять, что означают эти слова, надо знать язык, на котором они написаны. Я этого языка не знаю.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем, — Бере все же решился и при помощи заклинания поджег табак в своей трубке. — Я хотел поговорить об этой бумажке с Анжелис, но сейчас девушке не до этого. Она очень сильно переживает смерть старика.
— Что ты планируешь делать, Бер?
— Ничего. Честно говоря, я не знаю, за что браться. И чем именно я могу помочь девочке. Вряд ли она расскажет мне что-нибудь, кроме того, что уже рассказала при первой встрече.
— Тилим-тилим-тилим! — внезапно ожил Кристалл на столе. — Мой добрый господин Бере, с вами желает разговаривать почтеннейший мастер Арно Ван Затц!
— Бере, это я, — раздался идущий ниоткуда голос декана. — Ты не занят?
— Нет, мэтр Арно. — Бере был удивлен. — Надеюсь, у вас все в порядке?
— Да, все хорошо. У меня для тебя неплохая новость. Ректор подписал приказ о твоем назначении на должность лаборанта.
— Я рад. Поблагодарите от меня господина ректора.
— Я понимаю, что сегодня выходной, и у тебя могут быть свои планы, но я попросил бы тебя срочно зайти ко мне для беседы. Не в университет, домой. Адрес мой помнишь?
— Ээээ… Солнечная улица, дом с желтой крышей напротив Лошадиного рынка?
— Рад, что ты не забыл. Приходи прямо сейчас. Я жду.
— Начальство желает тебя видеть, — с иронией сказал Фес. — Какой из своих ста парадных камзолов наденешь?
— Самый парадный, — Бере сделал последнюю затяжку и выколотил истлевший табак в оловянную тарелку рядом с Кристаллом. — Я так думаю, это насчет похорон Бенедиктуса. Не скучай, я скоро.
— На обратном пути зайди к бакалейщику и купи мне две… нет, три упаковки копченых сосисок с горчицей, — заявил Фес. — Надеюсь, ты не отдал все наши деньги дамзель Анжелис? А я пока попробую заняться этой странной бумажкой, если ты не против.
Бере хмыкнул и пошел одеваться.
Дом Ван Затца сильно изменился с той поры, когда Бере побывал здесь последний раз. Раньше тут было множество книг — самых разных, старинных и не очень, беллетристики и трактатов по магии и различным научным дисциплинам. Эти книги Ван Затц, тогда еще совсем молодой и честолюбивый магистр сверхъестествознания, охотно демонстрировал всем своим приятелям и гостям и мог говорить о них часами. Теперь ни самих книг, ни старых стеллажей, прогибающихся по тяжестью инкунабул и свитков, больше не было, они исчезли неведомо куда. Их заменила дорогая мебель из траканского мореного дуба, красного дерева и барийского кедра, покрытая инкрустацией и начищенная ароматным воском: полы, которые одиннадцать лет назад усеивали клочки разорванных черновиков и сломанные перья, видимые свидетельства интеллектуальной работы хозяина, теперь были покрыты дорогим и безупречно натертым паркетом и еще более дорогими коврами из натуральной шерсти. Каждый квадратный дюйм этого дома будто кричал: «Посмотри на меня, я просто воплощение роскоши и благополучия!» Оглядевшись, Бере с усмешкой подумал, что в доме не осталось ни единой вещи, которая свидетельствовала бы о тех чудесных временах, когда они с Ван Затцем начинали свой путь, и каждый строил свои планы. Судя по обстановке дома, планы Ван Затца реализовались с лихвой, а вот его мечты, увы, так и остались мечтами…
— Ступай, — велел декан слуге, который привел Бере в его кабинет, закрыл за ним дверь, жестом предложил гостю сесть. — Прости, что не предлагаю тебе вина, но в моем доме нет ничего хмельного.
— О, не беспокойтесь, мэтр Арно. Если не возражаете, давайте сразу поговорим о деле.
— Спешишь? — Декан смерил Бере тяжелым взглядом. — Хорошо, попробую объяснить тебе все без длинных предисловий. Для начала возьми это, — тут Ван Затц показал на небольшой замшевый мешочек, лежавший на его письменном столе между серебряной лампой, изображавшей обнаженную нимфу, держащую в руках плафон из молочно-белого тончайшего фарфора, и бронзовым письменным прибором с гербами королевского дома Руфии. — Я стараюсь исполнять свои обещания.