- Как она? – спрашивает тетя Валя шепотом.
- Лежит… укол поставила…
- Я супа принесла…
- Спасибо…
Мама почти ничего не ест, только пьет. И я с ней. Если бы не тетя Валя, от меня бы уже остались одни глаза и живот.
- Иди, ешь… я посмотрю за ней.
Бросив на маму взгляд, ухожу на кухню. Только есть совсем не хочется. Через силу набиваю желудок и включаю кран, чтобы помыть посуду.
Вот так и живем. Вяло барахтаясь в какой-то вязкой субстанции. Обе мучаемся. Мама от боли физической, я – от боли душевной.
Мне рожать через три недели, а у меня даже сумка в роддом не готова. И на последнем скрининге я не была. Не до этого…
Опустив голову на сложенные на столе руки, какое время смотрю в одну точку и сама не замечаю, как вырубаюсь.
А просыпаюсь резко, от толчка в плечо.
- Ты чего? – спрашивает присевший передо мной на корточки Антон.
Судя по тому, что в полицейской форме, только что пришел с работы.
- Уснула, да? – сиплю, растирая лицо руками.
- Иди к нам поспи… матушка присмотрит здесь…
- Нет, я сама…
- Иди, сказал!
Он поднимает меня за локти и разворачивает лицом к выходу.
- Смотреть на тебя страшно, хуже матери своей выглядишь…
- Ей лекарство надо будет дать, - сопротивляюсь слабо.
Слабо, потому что совершенно нет сил спорить. В отупении переставляю ноги туда, куда он меня толкает.
- Дадим…
- Иди, Яночка… отдохни, - встревает тетя Валя.
- Спасибо…
Это не первый раз, когда они заставляют меня поспать в комнате Антона, поэтому я сразу иду к его кровати и ложусь на бок лицом к стене.
Посплю часок и к маме…
Но, открыв глаза в следующий раз, понимаю, что часком не обошлась. В комнате темно и жарко. Попытавшись пошевелиться, понимаю, что не могу, потому что на мне лежит тяжелая рука, а в шею кто-то влажно дышит.
Поднявшаяся вдруг во мне паника, отступает.
Это Антон.
- Спи… - хрипит его голос сзади.
- Антон, мне в туалет надо…
Он цыкает и нехотя садится на кровати. Я перекатываюсь на другой бок и, неуклюже спустив ноги на пол, пытаюсь встать. Тело затекло, по бедру бегут мурашки.
- Выспалась?..
- Ага…
Включив светильник, скользит хмурым взглядом по моей фигуре. Спотыкается на животе.
- Когда расписываться пойдем?
- Я думаю…
Давит на меня почти ежедневно. Я сопротивляюсь, как могу, но, кажется, сил на это остается все меньше и меньше.
Антон тянет меня в свою семью, к тете Вале и дяде Саше, которые знают меня с рождения. Тянет, бессовестно пользуясь моей беспомощностью и невменяемым состоянием.
- Третий месяц?.. Тебе рожать скоро, надо определяться, на кого ты мелкую записывать будешь.
- Сейчас не до этого, Антон, маме совсем плохо…
- А потом тем более не до этого будет, похороны, роды…
Я поднимаюсь и в потемках начинаю искать свои тапки. Антон молча за этим наблюдает, а затем, раздраженно выдохнув, опускается на корточки, чтобы помочь мне их надеть.
- Готовь документы, на следующей неделе пойдем.
Но на следующей неделе не получается, потому что умирает моя мама. Она уходит тихо, во сне, после очередного укола. А я обнаруживаю это только утром, крепко проспавшая ночь без маминых стонов.
Следующие дни до похорон в моей памяти почти не откладываются. Кажется, что я все время или спала, или плакала.
Всю организацию, а также значительную часть расходов Антон и его родители берут на себя. У меня денег почти нет. Все они ушли на лекарства и на погашение кредита, который мне пришлось взять на покупку тех же лекарств.
Похороны я тоже помню смутно. Они остались в памяти смазанным пятном. Находясь в прострации, я даже не сообщила о смерти мамы Мире. Она бы приехала поддержать…
В промежутке между похоронами и поминками на девятый день мы с Антоном узакониваем наши отношения.
Тот день я немного помню. Апрель, лужи, грязь по обочинам дорог и мы, держащиеся за руки.
На Антоне темные джинсы и черный пиджак, на мне – синий сарафан ниже колена, единственная вещь, в которую помещался мой огромный живот.
- Ну, че, Зубова, поздравляю! – улыбаясь, негромко говорит он, надевая на мой палец тоненькое колечко.
Я тоже улыбаюсь. Но не от счастья, а потому, что сейчас это уместно.
Стоящим позади нас родителям Антона будет приятно.
- Первую брачную ночь перенесем немного, - шепчет на ухо, - не против?
Об этой стороне нашей семейной жизни до этого я не думала, но напоминание Антона заставляет неприятно поежиться. Хорошо, что роды скоро, после них ведь нельзя?..
- Не против, - а также не против того, что первую брачную ночь он проводит со своими друзьями.
- Воздержаться от половой жизни полтора месяца, - говорит врач, протягивая мне выписку из роддома.
- Хорошо.
- Придете на прием по месту жительства и сделаете УЗИ.
Наша с Майклом дочь появляется на свет в середине апреля, на следующий день после поминок мамы.
Крепкая и здоровая девочка со светлыми, как у отца волосами и моими карими глазами.
Оля.
Зубова Ольга Антоновна.
Называю ее в честь моей мамы.
2 года спустя.
Хлопок входной двери застает врасплох. Подняв голову с подушки, прислушиваюсь к шороху в прихожей.
Шаркающие по линолеуму шаги немного успокаивают.
Свекровь пришла.
Убедившись, что Оля крепко спит, поправляю на ней одеяло и, стараясь, чтобы диван не заскрипел, осторожно встаю.
- Ян, спишь?
- Сейчас выйду…
Быстро накидываю на себя махровый розовый халат, ныряю ногами в тапки и, еще раз оглянувшись на дочь, выскальзываю из комнаты.
- Так и не явился? – недовольно поджав губы, спрашивает тетя Валя.
- Пока нет.
- Загулял, зараза…
Антона нет уже третьи сутки. Звонки сбрасывает, на сообщения не отвечает. Но никто из нас, включая его мать, не волнуется, потому что его местонахождение не секрет.
Снова у любовницы своей. Ирки Кутузовой.
- Придет, отец ему голову открутит…
Уж лучше бы не приходил. Три дня как человек живу. Без ругани и скандалов. Оля спокойно спит без него, не просыпается ночами от его ора.
- Чай будете?..
- Не хочу… - прослеживает глазами за тем, как я поправляю волосы, и снова хмурится, - опять, что ли, руками махал?
Черт… Заметила, все-таки новые синяки на предплечье. Есть у Антона привычка такая - за руки меня дергать, от того приходится одежду носить только с длинными рукавами.
- Махал, - подтверждаю я спокойным тоном, - еще раз тронет, подам на развод.
- А жить на что будешь? Думаешь, он согласится платить алименты чужому ребенку?
- Скоро очередь в садик подойдет. Я выйду на работу.
- Так он и разрешил… - усмехается свекровь, - я бы на твоем месте забеременела, глядишь он бы и успокоился…
Забеременеть от Зубова?! И навсегда привязать себя к нему?!
Только через мой труп.
Господи, знала бы тетя Валя, как я жалею, как ругаю себя, что согласилась тогда выйти за ее сына! Сколько раз пыталась я расстаться с ним, сколько раз выгоняла из своей квартиры…
Все без толку.
С молчаливой поддержки родителей Антон планомерно превращал мою жизнь в ад.
Первая крупная ссора случилась после того, как его коллеги – мужчины увидели нас гуляющими с полугодовалой Олькой на улице. А на следующий день начали шутить на работе, что его дочь, очевидно, на соседа похожа.
Отшутиться Антону ума не хватило. Вместо этого, вернувшись вечером домой, он сорвался на мне. Тогда на моем теле и появились первые синяки.
Дальше хуже.
Он стал изводить меня своей ревностью. Каждый раз, видя телефон в моей руке кричал, что я переписываюсь со своим «еб@рем», а заметив, как фотографирую дочку, решил, что отправляю Майклу ее фото. Полюбуйся, мол, как на тебя похожа.
Бред…
Я плакала поначалу, уверяла, что даже лица его не помню, пыталась доказывать свою верность.
Но однажды Антон стал свидетелем моего телефонного разговора с Мирой и отчего-то решил, что через нее я общаюсь с Майклом. Я даже отключиться не успела, как он выхватил телефон и, обложив подругу трехэтажным матом, разбил его о стену.
Тогда же я схлопотала свою первую оплеуху и поняла, что выход только один.
Развод.
Все медленно, но верно к этому шло. Держало только одно.
Страх.
Сама я к рукоприкладству привыкла, но в последнее время стала бояться за дочь. Чем старше она становилась, тем больше ненависти я видела в его глазах.
Поначалу, когда она только родилась, он ее игнорировал. Затем она стала его раздражать, еще позже он стал повышать на нее голос, а на прошлой неделе и вовсе замахнулся.
Вот если бы его Ирка догадалась забеременеть и увела из семьи, сделала бы меня самой счастливой женщиной. Но она, что-то, не торопится сделать мне столь щедрый подарок.
Проводив свекровь, возвращаюсь к дочке. Бережно укрываю одеялом оголившиеся ножки и прижимаюсь губами к светлым прядкам, вдыхая детский аромат.
Каждый раз от этого простого действия в горле перехватывает. Вот она любовь. Абсолютная и безусловная. Чувство, выворачивающее душу наизнанку. Когда ради улыбки горы готов свернуть, а за слезу – убить.
Не знаю, все ли родители любят так своих детей или я одна такая ненормальная, но за своего ребенка готова ногтями землю рыть.
Я много раз смотрела на Олю и думала, а любила бы я так же своих детей от Антона?.. Или к ней я отношусь как к тому единственному, что осталось у меня от Майкла?..
Как к пустому пузырьку от духов, что храню, как самую бесценную в мире вещь…
Я не знаю…
Антон дарит нам еще один спокойный день и появляется дома лишь к полуночи. Заходит, не стесняясь, ударяет по клавише выключателя, швыряет на полку связку ключей, отчего, они, проехавшись по гладкой поверхности, с грохотом падают на пол.
А затем пинает ногой дверь в комнату, где мы спим, и зажигает свет.