На стене напротив дивана висел портрет красивой молодой женщины в вечернем платье.
— Какая же она красавица была, я до сих пор помню, — заметил Игорь.
— Да, для меня она всю жизнь именно такой и оставалась: «Капризная, упрямая, вы сотканы из роз…» Моложе была на двадцать лет, если ты помнишь. Мог ли я думать, что переживу ее? Рак, голубчик, рак, — ответил он на безмолвный вопрос Бобровникова. — Чего только не делали. Я ее пять лет тянул. Но увы… Вот уже три года один.
— И как же вы управляетесь, Аркадий Семеныч?
— Ну, дружочек мой, Верочка у нас никогда хозяйством не занималась, она у нас в филармонии пела, правда не очень успешно, если ты помнишь… Но я ее самолюбие всегда щадил, для меня она была талантливее Марии Каллас. А что до хозяйства, приходит женщина-соседка, помогает. Много ли мне, старику, надо? Но помощница все равно нужна, я медь все еще работаю, Игорек. Что мне одному делать-то? Засядешь дома — захиреешь по-стариковски. Я еще молод душой. Да и телом хоть и худ, но не дряхл! — гордо заметил он.
— И где работаете? — рассмеялся пафосности Игорь.
— Как — где? В своей юридической консультации на Невском. Она, правда, теперь не очень государственная, но оно и к лучшему: кто бы меня на государственной службе держал? А партнеры держат: башка-то еще варит, хоть и лысая… И опыт опять же. Его, как говорится, не пропьешь. А кстати, что это мы все стоя? Соловья баснями не кормят. Идем, дружок, стол накрыт, коньяк ждет. Ты, я надеюсь, не за рулем?
— Нет, — рассмеялся Игорь, — машина на таможне. Так что я пока безлошадный ковбой.
— Это не умаляет твой неотразимости, — заметил Шварц.
— Аркадий Семенович, это грубая лесть!
— Во-первых, с каких пор ты со мной столь официально? Настаиваю на прежнем «дядя Каша». Во-вторых, никак не могу согласиться с определением. Какая же она грубая? Отнюдь! Если я польстил, то лишь малую толику. А в гомеопатических дозах лесть никому не вредит.
— Все-все, сдаюсь! Спорить с блестящим оратором бессмысленно.
— То-то! Ну-с, давай к столу!
Они разместились в гостиной, где был уставлен закусками накрытый белой скатертью стол. Игорь водрузил свою бутылку коньяку.
— О-о, — взглянув на этикетку, оценил хозяин. — Достойный экземпляр. Только зря ты, Игорек, тратился: неужто в доме дяди Каши тебя не угостят как положено? Слава богу, на бутылочку коньяку и бутерброд с севрюжкой зарабатываю.
— Так и я зарабатываю, — рассмеялся Игорь. — Сколько же можно эксплуатировать ваше гостеприимство? И так все детство за вашим столом прошло.
— Ну-ну, торг здесь неуместен. Но коньяк, так и быть, откроем твой. Наливай, Игорек, будем выпивать, закусывать и беседовать. Господи, радость-то какая! Игорек вернулся! Да, Анкор?
Пес жизнерадостно вильнул мохнатым «калачом», глядя на пришельца с доброжелательной заинтересованностью: давно его хозяин так не радовался гостю! А что может быть важнее радости хозяина? И пёс в порыве благодарности лизнул Игорю руку, затем уткнулся носом в колени старика.
— Ты совсем вернулся, Игорек? — поглаживая пса, спросил Шварц.
— Ну… Наверное. А что?
— Да вот думаю, кому Анкора после смерти оставить. Соседка, что по хозяйству мне помогает, она бы и взяла, да он к ней не пойдет. Он ее в грош не ставит, разбойник. Ему мужская рука нужна. А ты, я вижу, ему приглянулся. Так что, пожалуй, я его тебе завещаю. Он хоть и не голубых кровей, но товарищ надежный и смышленый. Да, Анкор?
Собака, преданно глядя в глаза хозяину, легонько заскулила.
— Ну что за скулеж? Я пока помирать не собираюсь. Но о завещании подумать следует. Ты не против такого наследства, Игорек?
— Я не против, — улыбнулся Игорь, — но действительно, рано вам о завещании хлопотать, Аркадий Семеныч!
— Не скажи, дружок. Все нужно делать не спеша, обдуманно и вовремя. И кстати, у меня ведь завещание деда твоего хранится. Он из больницы ко мне приехал, чтобы его составить. А в это время Зоенька умерла… уж так он себя казнил, что оставил ее в то утро. А через пять дней и его не стало… Получилось, что я его в последний раз живым видел в тот день, когда заверял его последнюю волю… А ведь тоже думалось: куда спешить? Юра казался таким крепким, могучим стариком, куда здоровее меня. И вот пожалуйста… Пути Господни неисповедимы… Давай помянем родных твоих. На кладбище был?
— Нет еще. Я ведь только приехал.
— Я с тобой съезжу, покажу могилы. И твоих родителей, и Дашиных, и Зоеньки с Юрой — царствие им небесное!
Они выпили, на несколько минут над столом воцарилось молчание, каждый думал о своем.
Игорь, например, думал, правильный ли выбор сделал он по жизни, пропав «без вести» на столь долгий срок?..
— Ну о работе я тебя не спрашиваю — понимаю, что рассказывать права не имеешь. А ты спрашивай, милый, все что хочешь. Я на все ответить постараюсь. Ты ведь как из космоса вернулся, — грустно улыбнулся Шварц. — Словно на другую планету метал. Вернулся, а родных нет, да и страна другая…
Бобровников кивнул, удивляясь про себя, как легко ему с Аркадием Семеновичем. Словно с собственным дедом.
— Расскажите, как погибли родители?
— Ой, страшно вспоминать… Когда Люсенька, тетка твоя, перебралась с мужем в Москву, они и твоих родителей туда перетащили. Юра с Зоей очень переживали, что дочь и сын решили перебраться в столицу. Но мешать не стали. Одно у них счастье ныло: что Дашу здесь, в Питере, оставили. Она, правда, сама отказалась с матерью уезжать. Все же привыкла к деду с бабкой, в их доме выросла. Ну а отец твой, папа Андрей… Помнищь, ты его так в детстве звал? Так вот, папа Андрей согласился на уговоры Люси и ее мужа: сестра боялась в зрелые годы круто менять жизнь, да без близких людей рядом. Так они в столице двумя семьями и обосновались. И все хорошо было, у Люсиного мужа дела шли в гору, он и Андрею помог с работой устроиться. А потом эта поездка на машине на Селигер… Еще и Дашку хотели взять, она в последний момент отказалась. И осталась жива. А Люся с мужем и твои родители погибли на месте. Шли на большой скорости, там местность холмистая… И откуда ни возьмись пьяный урод на КамАЗе прямо на них из-за бугра вылетел. По встречке шел. Лобовое… В общем, на трупы страшно смотреть было… Пришлось кремировать… Как Юра с Зоей смерть детей пережили, одному Богу известно. Дашка их, конечно, на этом свете удержала… Кабы не она… Не вынесли бы.
— Кто хоронил родителей, я не спрашиваю, ясно, что дед с бабушкой. А кто хоронил деда? Он ведь умер вслед за бабушкой.
— Юра место на кладбище купил заранее, рядом с твоими родителями. С этим проблем не было. Транспорт обеспечила клиника, где он скончался. Оттуда, кстати, на похоронах была лечащая врач. Академия организовала гражданскую панихиду и поминки, все было очень торжественно. Жаль, никого не было из родных, — вздохнул Шварц.
— А что Даша? — тут же спросил Игорь.
— А ты ничего не знаешь? — встрепенулся старик.
— Знаю по своим каналам, что она под следствием находится в московском СИЗО. Что она натворила-то, взбалмошная моя кузина?
— Зря ты так о ней. Дашенька — девушка отнюдь не взбалмошная, как ты изволил выразиться. Она человек, сознательно выбравший свою дорогу и твердо по ней идущий.
— И все-таки что она сотворила?
— Да ничего особенного. Заехала одному чиновному мерзавцу кондитерским изделием в физиономию. Так к ней вся страна присоединилась бы в едином порыве. Жаль, у других возможности не было или смелости не хватило.
— Вы ее одобряете, что ли, дядя Аркаша? — невольно улыбнулся Игорь.
— Ну… по крайней мере, не осуждаю.
— Ну да, понятно. Осудит ее суд. Года на два-три, — вздохнул Бобровников. — Что ж, узнаю свою отчаянную сестру. Да только стоит ли чиновный мерзавец нескольких лет заключения?
— Надеюсь, удастся добиться условного. Кстати, Юра еще и потому торопился с завещанием, что не был уверен, дождется ли ее освобождения. А о твоем возвращении вообще ничего не было известно. Квартира завещана вам обоим. Без права продажи в отсутствие одного из наследников.
— Вот как? Знаете, дядя Аркаша, я ведь там был. Мне открыла средних лет дама, одетая в пеньюар, по-домашнему так… И она заявила, что квартира принадлежит ей. И чтобы я убирался вон. Именно так и выразилась.
— Как?! Что ты такое говоришь?! — воскликнул Аркадий Семенович. — Такого быть не может! Один экземпляр завещания хранится у меня, пойдем, я его тебе покажу.
После того как завещание академика было прочитано вслух, недоумение Бобровникова-младшего лишь усилилось. Все имущество стариков было завещано внукам: Даше и Игорю. В таком случае что за дама воцарилась в квартире деда?
— Вы говорите, дядя Аркаша, дед провел последние дни в клинике?
— Да, это очень дорогая частная клиника, там, насколько я понимаю, должны быть хорошие специалисты. Но после смерти Зои состояние Юрия резко ухудшилось. Я ему звонил по мобильному, он меня очень удивил резким ухудшением памяти. Он не мог меня узнать, представляешь? Постоянно путал мое имя. То Витей называл, то Колей. По нескольку раз переспрашивал, кто я такой… Это после полувека дружбы, представляешь? А последние два дня телефон не отвечал. Я помчался в клинику, чтобы увидеться с ним. Но мне не позволили пройти, сослались на какой-то карантин. Хотя мимо меня проходили другие посетители. Очень ругаю себя, что я тогда не настоял на своем… А потом известие о смерти. Видимо, горе оказалось для него непосильным…
— А свидетельство о смерти вы видели?
— Нет. Я ведь не родственник, кто же мне его покажет?
— Но вскрытие проводили?
— Да, конечно. В заключении, насколько я знаю, основной причиной смерти указывается выраженный атеросклероз, что, с одной стороны, неудивительно, учитывая возраст… С другой… Юрий до последних дней не производил впечатления склеротика и на давление не жаловался. Хотя… я, конечно, не специалист, мне трудно судить. И не станут же врачи врать?..
Произнеся эти слова, Шварц глубоко задумался.