Вокруг творилось безумие, люди вели себя как дикари: били стены, ломали рамы, рвали на себе одежду. Но я чувствовала, что это особое, удивительное мгновение моей жизни. Что-то щелкнуло в голове. Зрители вдруг превратились в месиво, в поток отбросов, океан психоза. И мне нравилось чувствовать себя частью этого потока. Я слилась с музыкой, дала ей подхватить меня, начала двигаться с ней в ритме. Странное чувство… будто во мне много лет была тугая сжатая пружина, и теперь она выстрелила с огромной силой.
Я перешагнула барьер. Переступила через саму себя.
Под конец выступления Свинобог издал дикий вопль, схватил прилетевшую из толпы стеклянную бутылку и ударил себя ею по голове. Бутылка осталась целой, а певец упал на помост. Подхватив Свинобога за руки и за ноги, гитарист и ударник вынесли его со сцены.
Начала выступление следующая группа ― все исполнители были одеты в обрезанные под шорты джинсы и черные футболки. Я снова слилась с музыкой. Вслушивалась в текст, впитывала смысл. Слова песен были волшебные ― о защите животных и детей, о свободе. Мне хотелось нажать на стоп и перемотать, чтобы записать эти композиции. Музыка словно проникла в поры, побежала по венам, насыщая каждую мою клетку, оголяя каждый нерв.
«Выплесни свой гнев, ― кричала мне музыка. ― Ты ― машина ярости, бунтарства, разрушения! Кричи, ломай. Это твоя природа. Ты не можешь ее подавлять!»
В голову ударило бешенство. Из меня бил мощный поток черной энергии. Я закричала, будто выпуская на волю всех своих демонов. Подойдя к окну, оторвала кусок рамы и с яростью бросила в толпу.
За что я люблю музыку? За то, что я существую только в песнях.
Мы заночевали в кемпинге между Геленджиком и Туапсе ― прямо на скале у моря. Поставили палатки в тени сосен и зарослей можжевельника. Сидя на самом краю обрыва с тарелками на коленях, мы с аппетитом уминали гречневую кашу, сосиски и тушеные помидоры. Аня ела гречку и рагу из фасоли и помидоров.
Оказывается, то, как ты ешь, может рассказать о твоем характере.
Ника с Тошкой уминали еду быстро, прижав к себе тарелки и низко наклонившись над ними, ― как дикие зверьки, у которых кто-то собирается отнять добычу. Юрец ел неаккуратно, с шумом и чавканьем, капая на землю; Игорь ― чуть приличней. Ден ел медленно, с чувством, наслаждаясь каждым кусочком. Он так внимательно смотрел на свою еду, как будто пытался разглядеть в ней будущее. Манеры Ани впечатляли. Я во все глаза таращилась, как она насаживала фасолинки на вилку, чуть ли не резала на кусочки, тщательно жевала, постоянно промакивала губы салфеткой.
И я вдруг задумалась о…
– Аня, ты не ешь мясо? ― спросила я.
У всех в тарелках были сосиски, а у Ани ― нет.
– Ага. Она у нас чудачка. ― Юрец покрутил пальцем у виска.
– Я вегетарианка, ― сказала Аня. ― Не ем мясо.
– Я же говорю, чудачка.
Аня холодно посмотрела на Юрца.
– Вы жрете мясо и кормите корпорации, которые потом убивают животных и загрязняют планету. И кто из нас больший чудак?
– Это ― мясо? ― Юрец с сомнением посмотрел на сосиску. ― Да в грязном носке моей бабули и то наберется больше мяса, чем здесь!
Спор между Аней и Юрцом еще долго не прекращался. Отставив пустые тарелки, мы растянулись на траве. Вдыхали соленый воздух, наполненный запахами можжевельника и йода, любовались малиновым закатом, краем уха слушали перебранку друзей.
Ночью я проснулась от шума ― кто-то прохаживался по вещам снаружи. Выглянув из палатки, я увидела… жирного барсука, который засунул морду в котелок. Барсук испугался меня и быстро убежал обратно в лес. Но покушения на наш лагерь не закончились. Утром я заметила среди вещей двух ежей.
Новый день мы провели среди дикой природы: гуляли по скалам, по лагунам, вдоль горных рек. Поднявшись на гору, увидели перед собой обрыв и бриллиантовое сияние водопада, а внизу ― бухту с прозрачной водой. Игорь с Никой сразу побежали туда.
– Хей, я прыгаю! ― закричал им Юрец сверху и обратился к остальным: ― Ну что? Вы со мной? Или испугались, девочки?
Что? Прыгать?
– Нет! Я точно не пгыгну! ― испуганно сказал Тошка.
– Что, ребенок намочил штанишки?
– Это безумие ― пгыгать отсюда. А вдгуг внизу валуны? Мы газобьемся!
– Так в этом как раз все веселье! Разобьешься или выживешь? Эта мысль жутко щекочет нервишки! Зато сколько эмоций потом, когда почувствуешь, как сердечко бьется… ― Юрец все не отставал от Тошки. ― Жизнь вообще ― долбаная русская рулетка. Каждый день ты крутишь барабан и не знаешь, наступит ли для тебя завтра. Что, хочешь прожить унылую жизнь? А вдруг ты завтра подохнешь и так и не узнаешь, каково это ― получать от жизни максимум? Спускайся, сыкунишка. А большие дяди и тети прыгнут вниз!
– Вода ледяная! ― закричал нам Игорь. ― Самоубийцы!
Ден прыгнул первым, скорее даже упал, как безмолвный кусок скалы. За ним с визгом сиганула Аня. Мы втроем смотрели на расползающиеся по глади круги.
– Давайте, детишки. За папочкой! ― весело сказал Юрец и с криком «и-и-хааа!» прыгнул с обрыва.
– Давай, Тошк, ― подбодрила я друга. ― Сделаем это вместе.
Он тяжело вздохнул.
– На счет три, ― сказала я. ― Раз, два…
– Три!
Мы прыгнули. В полете мое сердце чуть не разорвалось от страха. Я разрезала воду, и тело будто пронзили миллионы иголок.
И почему все безумства я совершаю, только когда чувствую, что Тошка рядом?
Припарковавшись у магазина в Сочи, мы вышли из автобуса и вытряхнули карманы. Настроение у всех было нерадужное. На асфальте перед нами в маленькой кучке валялось несколько смятых десяток, куча мелочи, пара полтинников. И все.
– Блин, че делать-то? ― спросил Игорь. ― Этого хватит либо на бензин, либо на жратву на один вечер.
Наши с Тошкой сбережения тоже испарились. Не осталось ничего.
– Что делать? На дело идти, ― нахмурилась Ника.
При слове «дело» Тошка посмотрел на меня и закатил глаза.
– Так это вечером, а жрать хочется сейчас, ― грустно сказал Юрец.
– Есть идея! ― Тошка посмотрел на меня. ― Кукугуза!
Да он гений!
– Точно, ― сказала я. ― Тут наверняка есть кукурузные поля. Мы с Тошкой собирали кукурузу, варили и торговали на пляже. В день больше тысячи получали.
– Неплохо, ― сказал Ден. ― Можно попробовать.
– Ну что, погнали искать ваше поле? ― Игорь кивнул на автобус.
Но удача отвернулась от нас. Мы нашли пять полей, и все подчистую были убраны.
– Вот чегт! Пгошлись до нас. Ничего нет! ― огорченно сказал Тошка, когда мы стояли на последнем поле и смотрели на порубленные стебли.
– Ну, значит, сегодня идем на дело, ― сказала Ника. Ее голос звучал напряженно.
– И что это за дело? ― спросила я.
Что у них за загадочные дела такие, о которых они никак не могут рассказать?
Все посмотрели на нас с Тошкой ― неуверенно, с явным сомнением.
– Ну что, расскажем им? ― Игорь вопросительно оглядел ребят.
Ника пожала плечами.
– Рано или поздно они должны узнать. Какая разница, не сегодня, так завтра. Я не против.
– Лучше не рассказать, а показать, ― сказал Юрец. ― Готовы узнать, как именно мы зарабатываем деньги? Вдруг вам это не понравится?
– Тоггуете наркотой? Убиваете людей? ― хмыкнул Тошка.
– Нет, но тоже незаконно.
– Мне плевать на мораль, ― сказала я. ― Лишь бы ложиться спать не на пустой желудок…
Тошка холодно посмотрел на меня. Ему-то не было плевать… Но он промолчал.
Я думала, Тошка дождется, когда мы останемся одни, и снова заговорит о том, что пора сваливать. Такой случай представился, когда мы приехали к пляжу и каждый занялся своими делами. Лагерь не разбивали, так как планировали уехать после «дела». Мы с Тошкой ушли к воде бросать камешки; остальные остались у автобуса. Нас никто не услышал бы. Но он ничего не сказал. Думаю, Тошка сам уже начал привыкать к ребятам. И его, как и меня, снедало любопытство ― что же они задумали?
На «дело» стали собираться ближе к ночи. Девушки тщательно подготовились. Ника надела короткую юбку от школьной формы и белую блузку. Никакого макияжа. Волосы стянуты пушистой розовой резинкой в хвост набок. Так она была похожа на младшеклассницу. Аня надела летнее розовое платье, абсолютно не в ее стиле, а волосы собрала в два хвоста. Закралась неприятная мысль: вдруг девушки занимаются проституцией? Но я отмела ее. Они бы не пошли на такое, да и ребята бы не позволили.
Мы въехали в центр города. Ника выбралась из автобуса, не спеша пересекла опустевшую площадь, затем вышла на дорогу. Мы ехали за ней на приличном расстоянии. Иногда по пути она садилась на лавочку, автобусную остановку или на обочину, выжидала какое-то время и шла дальше.
– Чего мы ждем? ― спросила я.
Игорь поднял руку, призывая к тишине. Он держал телефон у уха, но ничего не говорил в трубку. В салоне висело напряжение. Должно было произойти что-то важное.
Рядом с Никой остановилась машина. Водитель обратился к девушке через открытое окно. Ника приблизилась, что-то ответила. Наконец она обошла машину и забралась на пассажирское сиденье.
Как? Что она делает? Зачем? Мне стало за нее страшно, бешено застучало сердце.
Машина тронулась, мы последовали за ней. Вскоре она свернула на проселочную дорогу, в сторону гаражей и пролеска. Игорь махнул свободной рукой. Ден припарковался. Трое ― Игорь, Ден и Юрец ― вышли из автобуса; Аня кивнула нам, показывая, что мы остаемся. Парни пошли туда, где скрылся автомобиль. Аня пересела на водительское место.
– В чем дело? Что с Никой? ― спросила я.
– Не парься, с ней все хорошо.
– Что собираются делать парни?
– Сейчас увидишь. Надо ждать…
Прошло минут десять, и это время тянулось вечность. Наконец я увидела, как к нам бегут парни и Ника. Когда все сели, Аня быстро нажала на газ, и автобус тронулся с места.
– Ну как? ― спросила она.
– Он нищеброд, ― недовольно сказал Юрец. ― У него только пара десяток и неработающая магнитола…