— Может, там что-то важное, — пробормотала Лана. — Иначе что они все…
Она покрутила ручку радио, будто надеялась перехватить слова на каком-то из каналов и расслышать лучше, но заиграло лишь что-то веселящее и глумливое — «Sitting on a cornflake, waiting for the van to come…»29 — странно и коряво перепетое то ли помехами, то ли чем-то ещё.
— Ладно, понятно, — Лана раздражённо прикрутила приёмник обратно. — Мне понятно, оно хочет только прикалываться и издеваться над нами, как с самого начала, и ждать от него чего-то полезного не имеет смысла в принципе. Не буду больше включать его вообще. Всё, хватит. Не буду.
Пробка сдвинулась ещё немного. Впереди громоздкий светлый фургон смог пробраться между рядами машин чуть дальше по дороге, открыв обзор, и теперь стало видно отчасти, возле чего все притормаживали, отчего и получилась тут, вероятно, эта толкучка. На изгибе трассы, на самом углу у обочины, стоял постамент. Когда-то, видимо, это был памятник, но сам памятник сняли и уложили рядом, накрыв мешковатой парусиной, чтоб не мешать, как раз рядом со старым деревянным колесом с парой поломанных спиц — или это был штурвал, вырванный у какого-нибудь корабля? За постаментом, если приглядеться, лежали ещё — их там просто свалили в серую кучу без разбора, верно, пока не зная, какой перепоставить на этот раз. Там, недалеко, стоял и кто-то пониже — у него, похоже, и был усилитель.
Машины переползли ещё чуть вперёд. Под постаментом, у самой дороги, стояла пожилая леди в пуховике, со стопкой газет через локоть и пачкой бюллетеней в руке.
— Га-алочки, га-алочки, ставим га-алочки, — приговаривала она, раздавая бюллетени желающим, а тем, кто хотел, снимала с локтя и газету — та была бесплатной, а потому хотели многие. Вокруг леди кружили и разлетались галки. Некоторые садились на минутку у её ног и смотрели ей внимательно в глаза, словно думали, что она их учит чему-то, другие, храбрые, устраивались на плече или даже пытались балансировать на барахлящем мегафоне, только бордовый беретик был неприкосновенен. Машины останавливались рядом одна за другой, водители высовавывались, брали, иногда что-то спрашивали, леди в пуховике, кивая, охотно отвечала, хотя и её уже покачивало из стороны в сторону. Машины проезжали и подъезжали новые, снова и снова, и тянулись дальше, всё дальше, сдвигались чуть влево и чуть вправо в потоке и снова обратно, точно толклись на месте…
— Га-алочки, га-алочки, ставим га-алочки…
Небо с шумом пропорол красный биплан. На боку его белыми буквами было выведено — «Мораль аморальна». Пилот, что-то ища, обозрел сверху дорогу и вереницу автомобилей. На шее его, струясь по воздуху, развевался длинный шарф.
— Так, кто-то сейчас поиграет в Айседору Дункан, — пробормотала Лана.
Но, видимо, лётчику некогда было — он спикировал, повалив по пути светлый фургон и перекрыв им полдороги, и кинул вниз:
— Люська!
— Кар-рино! — крикнула леди в берете и помахала в ответ.
— Забирайся!
Та махнула наверх и встала на крыло рядом с ним, осыпав граждан внизу дождём из бюллетеней.
— Галочки за вами теперь! — бросила она прощальным щедрым жестом. — И газеты тоже!
Лана безнадёжно поморгала в небо:
— Она галка?
Агнешка кивнула:
— На-на-на-на.
Одна из газет, распахнувшись, покрыла переднее окно — не полностью, но довольно неудобно. «Стёкла! — жирно кричало с той стороны объявление. — Стенки!» Дальше ему пришлось прогнуться и замолчать, потому что начинался капот. Где-то впереди гудели те, кому упавший набок фургон мешал продвинуться. Кто-то решил вылезти из машины и разобраться. Пробка, похоже, собиралась встать намертво.
— Если б не мой начальник на той неделе… — выдохнула Лана со злобной обречённостью. — Я хотела на следующих взять выходной. Или через одни. А на этих обошлись бы и без загорода. Просто посидели бы в каком-нибудь баре, в городе.
— Ты же не ходишь в бары? — посмотрела на неё Агнешка.
— Сейчас бы сходила. Сейчас бы очень даже сходила.
Штатную ругань сменили вдруг испуганные крики и визг. Некоторые стали оборачиваться назад, толкали других и показывали пальцем, куда глядеть. Кто-то пытался несмотря ни на что проехать, будто панические гудки могли освободить враз дорогу. Несколько машин застряли впритирку. Кто-то орал:
— Да сдвиньте уже этот долбанный фургон!
Вокруг темнело и ходил ветер, однако никакого рокота, никакой подкожной дрожи, ничего такого — будто варево заварило всё глухо и вязко. Кое-кто, видимо, отчаявшись дождаться, свернул с трассы, чтобы объехать затор по бездорожью — один из японских миников, кремовый каблучок, ещё несколько. Сколько-то завязло почти сразу, по остальным выпустили очередь — может, из минивэна или маршрутки, или той бетономешалки с незабудками, — откуда-то из начала колонны, и они затихли. Один — двойник-неудачник лягуха — неловко навернулся на спуске и упал на крышу в овраг. Колёса ещё вращались какое-то время.
— Зачем они? — удивлённо спросила Алиса и подползла поближе к окну. — Они же, ну… ничем им не мешали. Зачем они это?
— Потому что люди, дорогая, — устало отозвалась Агнешка. — Ты как будто людей не видела.
Она выбралась из-за руля, чтобы снять с лобового стекла газету — та очень уж настойчиво билась от порывов ветра и хлопала углом, — и замерла с ней в руке, глядя поверх крыши машины назад.
— Вашу ж мать…
— Что такое? — Лана быстро вынырнула со своей стороны.
По дороге, клонясь и пошатываясь, шла фигура.
Позади неё было черным-черно, но фигура этого не видела. Голова у неё болталась, заваливаясь то и дело куда-то набок, словно её недооторвали, а потом не очень прочно пришили обратно. Раз за разом фигура пыталась встряхнуть ею и вернуть на место, и на несколько секунд это даже удавалось, но потом голова падала снова, взметнув пеной кудри. Фигура шла — странно шла — подгибая одну ногу под вычурным, неправильным каким-то углом, так что приходилось каждый раз сильно накреняться, чтоб упереться ей в землю. Фигура шла к ним.
— Нет, вот взяли и бросили меня, — ныла она чуть в нос на одной ноте. — Я вам машину — а вы меня бросили. Разве так честно…
Ноги её были в красных потёках. Жёлтое в горошек платье — тоже, с него ещё и кофе так никто и не счистил. Танкетки на удивление остались на месте и мешали не больше, чем всё остальное, одна только измазалась в стекшей с голени крови, но вряд ли Нелли это заметила. Темноту за собой она тоже не замечала — как, впрочем, и всегда.
— Машину-то верните, — продолжила она всё так же гундосо и жалобно. — А? Ну хоть коробку с псиной верните, жмотки.
Её снова пошатнуло и повело в сторону, она даже чуть не упала. Но тут откуда-то сбоку на трассу выехал небольшой носатый микроавтобус. Окна его были заклеены жёлтой рекламой: «Стёкла. Стенки. Сталелинейный». Он тормознул возле Нелли и приоткрыл заднюю дверь. Оттуда что-то спросили.
— Ой, да, — Нелли закинула голову и расцвела в улыбке. — А можно? Да, можно?
Изнутри, видимо, отвечали. Нелли шагнула, и ей галантно подали руку, помогая взобраться на подножку. Подогнутая нога немного её подвела, и Нелли снова едва не упала, но кто-то вовремя подхватил её и поднял в салон. Нелли звонко рассмеялась и чем-то забулькала. Микроавтобус закрыл двери и, съехав с трассы, понёсся в бездорожье, наперерез, через овраги, арматуру и мёртвые корни. В колонне попробовали стрелять, но из микроавтобуса несколько раз пальнули в ответ — судя по звуку, чем-то крупным — и больше никто не решился останавливать его.
— За ними! — пришла в себя Лана. — Быстрей!
Расчёт оправдался — им вслед тоже никто не стал стрелять, наверно, по инерции. Свежие полосы от шин ещё не успели пропасть, и можно было ехать по ним. Мчаться здесь без дороги лягуху, конечно, оказалось потяжелее, но они ни разу нигде не встряли намертво и не перевернулись: похоже, там, в микроавтобусе, знали тайные тропы, а может, сами и проложили их.
Догнать их не удалось. Поначалу микроавтобус маячил ещё впереди мутным пятном, но потом, видимо, добавил скорости и исчез совсем. По счастью, и варево вскоре загустело, став обычной твердой землёй, а тут уже выехали и на трассу — на всё ту же трассу как будто, только дальше по дороге. Они срезали, оставив позади поворот, столпотворение и весь этот температурный кошмар.
Когда стало понятно, что асфальт у них под колёсами — не мираж, Лана проговорила:
— Нам надо вернуть её.
— А-а ты.. — Агнешка, вся передёрнувшись, двинула углами рта, — ув-верена, что она вот так вот сейчас…
— Неважно! — оборвала Лана. — Нелли жива. И её надо вернуть. Я так и не отдала ей телефон.
Агнешка поспешно кивнула.
Где-то позади мрак уже скрыл постамент и толпу машин на изгибе дороги. Впрочем, их отсюда и не было бы видно, пожалуй.
— Вы правда… — спросила негромко Алиса, — ну… хотите ехать за ними и забирать её у них? — уловив на себе взгляды, она стушевалась. — Нет, просто мне казалось, вы с ней не очень… Ну, то есть когда она говорила со мной, то сказала, что вы с ней из-за автомобиля только.
— Она так сказала? — переспросила Лана.
— Дура… — бросила Агнешка.
Она со сдавленным смешком шмыгнула носом:
— Какая же она всё-таки дура.
— Перестань, — сказала Лана, заметив, что ту начинает трясти в беззвучном рыдающем хохоте. Агнешка шмыгнула ещё несколько раз, но вроде бы послушалась и успокоилась.
— Этот микроавтобус, — Лана опять отмывала в воздухе руки. — На нём, кажется, была какая-то реклама. Никто не заметил?
— Да, — подтвердила сзади Алиса. — «Стёкла, стенки, сталелинейный».
— Сталелитейный, наверно.
— Нет, сталелинейный, я точно запомнила, — упрямо, часто моргая, повторила Алиса. — Вот, здесь так же, через «н».
— Где?
Алиса подняла газету. Каким образом та оказалась у неё — разве что Агнешка сунула на автомате, когда садилась за руль. Жирное объявление в рамке действительно сообщало то же самое, что реклама в окне микроавтобуса, но ни телефона, ни адреса не значилось под этим нагромождением слов. Непонятно даже было, продавали это, покупали или что-то ещё.