— Мне кажется, или ты завидуешь? — чуть улыбнулась Алиса.
— Не-не. Вот ни разу, — Агнешка мельком обернулась и в глазах её проскользнуло что-то похожее на испуг. — Я бы в жизни не рискнула связываться с людьми вроде него. И, наверно, не до конца понимаю, как рискнула она.
— А что? — спросила Алиса.
— Да нет, так, — Агнешка, словно спохватившись, вернула себе обычный вид. — Ничего особенного.
Она передёрнула плечами. Алиса разглядывала её не вполне доверчиво какое-то время.
— Ты как будто чего-то не договариваешь. Про него или про себя.
— Да. Конечно, не договариваю. Таким, как я, положено же по сюжету иметь тёмную тайну в прошлом — какую-нибудь драматичную драму с массовой резнёй, или офигенно великую несчастную любовь, ну или хотя бы там интрижку с парнем лучшей подруги или что-то в этом роде. Чтоб было внезапно, да?
— Да? — повторила Алиса.
— Нет. Просто иногда кто-то не хочет связываться с кем-то, и иногда это даже взаимно. Да и если подумать, в целом у меня всё зашибись по общепланетарным меркам. У меня чудный парень. Его чудные родители. Мои чудные родители. Меня окружают чудесные люди, — она с некоторым усилием рассмеялась. — Правда, ни с кем из них у меня не получается нормально говорить, но ведь у нас у всех не получается.
— Это… потому что война?
— Да в общем-то нет. Ну… то есть, — Агнешка мотнула головой, — да, поэтому тоже, но не только поэтому. Мне сцен не устраивали, как тебе. Собственно, они и сами войну не поддерживают, просто… как бы это сказать… больше про себя, что ли. Ну, знаешь, вот это — так плохо, конечно, что гибнут люди с обеих сторон и что вообще всё так вышло, но мы же всё равно ничего не можем сделать, — она фыркнула сквозь зубы, добавила тише. — Как я это обожаю. Толпа народу. На разных местах. И каждый такой — «ну, я же ничего не могу сделать».
— А мы можем? — спросила Алиса.
— Не знаю. Ты же пробовала. Я пробовала. Может быть, если бы все, кто не за, попробовали… А может, и нет.
Она проследила за стрелками спидометра и уровня топлива, озабоченно осмотрелась.
— Странно. Едем даже быстрее, чем ехали, а темнеет всё больше и больше.
Алиса оглянулась:
— Позади так же темно, как дальше.
— Угу, — кивнула Агнешка. — А часы у тебя уже не идут?
— Идут, но… — Алиса неуверенно тряхнула их, поднесла к уху. — На них всё время семь тридцать. Может быть, они сломались. Или… или, скажем, мы провалились ещё куда-нибудь. В какую-нибудь яму в яме.
— Может, — протянула Агнешка. — Но со стороны это, должно быть, забавно. Выехали на пикничок и пропали со всех радаров бесследно. Новостники такой случай упускают поднять на нас статистику просмотров.
— Если бы я это писала… ну, не новости, скорее художку, — задумчиво пробормотала Алиса, — я бы, наверно, сделала так, что… Вот, знаешь, при всяких серьёзных катастрофах говорят иногда, что мир рушится. А если он действительно начинает в каком-то смысле разрушаться… расшатываться… Реальность как бы истончается, искажается, даёт трещины, и в такое время гораздо легче свалиться случайно в разлом и как бы попасть в междумирье… куда-нибудь на изнанку. Как под подкладку в дырявом кармане. И чем масштабнее всё и хуже в реальном мире, тем больше разрастается эта аномалия и тем проще в неё… — она замолчала, как бы прислушалась к своим словам и решила обдумать их по новой. — Это тоже откуда-то, да? Из какого-то автора.
— Напишешь — будет из тебя, — отозвалась Агнешка. — Хорошая идея. Я бы написала, если б умела.
— Я не знаю, — Алиса, сцепив, перебрала собственные пальцы, — если бы была такая книга… большая полноценная книга — мне кажется, в ней всё должно быть так сложно и многомерно… Боюсь, мне не хватило бы… мощности, что ли, чтобы быть автором для неё. К тому же, мне трудно сейчас представить, что всё это, — она кинула мимолётный взгляд за окно, — вдруг как-нибудь кончится и переменится, и будет не так… И что?.. Я снова сяду за свой стол, открою тетрадь и буду… что я буду писать? Как я буду это делать — после всего, что уже было? Подбирать слова? Выписывать их? Это так… странно. Я не вижу, как бы я так делала, как могла бы думать… в голове такая муть.
За окном подняла длинную морду тень. Вспыхнули жёлтые глазки и тут же пропали.
— На самом деле, — глядя на них, призналась Алиса, — у меня, пока мы едем, вращается в голове только одна фиговинка — мне кажется, она пошла бы для аниме. Только не сейчас. Сейчас такое делать не надо, никому.
— И что это? — поинтересовалась Агнешка.
— Ну, вот смотри. Есть небольшая компания знакомых — молодых людей… может быть, студентов или чуть старше. Парней, девушек. Страна, в которой они живут, — неважно, где это именно — однажды нападает на соседнюю страну. Они против, но не очень понимают, что им делать. И примерно в это же время у них вдруг появляются сверхспособности — у каждого своя, но все какие-то… ущербные, что ли. То есть если невидимость — то не абсолютная, а вроде того, о чём мы говорили, когда тебя просто не замечают. Если возможность исцелять, то совсем слабенькая. Или, допустим, сама способность нормальная, но совершенно не подходит человеку, которому она досталась. Например, умение обращаться с любым оружием у полного пацифиста, которому плохо до обмороков от одного его вида. Или управление электричеством у человека, который понятия не имеет, как иметь с ним дело. Или даже что-то работающее, но никто не знает толком, как это применить и использовать — скажем… невероятная живучесть. И вот они всей компанией пытаются как-то повлиять на что-то и что-то сделать, но… но они же всё равно просто кучка обычных людей против куда более серьёзных сил, и все их способности хоть и могут помочь местами, но в итоге по большому счёту не дают им никаких преимуществ.
— Это гениально, — Агнешка рассмеялась. — Я хочу это видеть.
— Ну, то есть это можно и не в форме аниме, — Алиса спрятала взгляд там, где, будь это кресло соседним, должны были быть педали, — можно сделать просто как фильм или… Но почему-то все сцены, что мне приходили в голову, смотрятся как из аниме, и типажи тоже… Да и само противостояние — оно всё-таки… скорее такое, условно-фэнтезийное, как что-то больше развлекательное для подростков…
— Так в том и фишка, — нетерпеливо согласилась Агнешка. — Сейчас бы это странно смотрелось, ты права, но лет через пятьдесят или восемьдесят, когда мы сами станем уже сеттингом чисто для антуража, чтоб в него можно было закидывать любые свои истории — ну, как теперь первая мировая или какая-нибудь там инквизиция, — вот тогда это будет вштыривать как надо.
Она перевела дыхание, даже в каком-то удивлении глядя на дорогу в свете фар.
— Ты бы записала это на каком-нибудь клочке — если хочешь, без подробностей, просто идею. Главное, оставить так, чтоб могли найти где-нибудь в будущем. Вдруг там кому-то тоже зайдёт, и он это снимет.
— Думаешь? — в сомнении проговорила Алиса.
— Угу. Чёрт, мне сейчас даже захотелось перенестись в это будущее и посмотреть, что они наснимали. Вообще увидеть, как там. И как это будет, когда от нашего времени останутся обрывки общих знаний и набор штампов. Возможно… Знаешь, возможно, так будет даже неплохо.
Кусты колыхнулись по курсу их движения, но в тающем свете уже едва ли получалось разглядеть, что там. Алиса тайком вздохнула. Быть может, её тянуло зевнуть и закрыть глаза на подольше, чем занимает долгое моргание.
— Ты сказала, лет пятьдесят? — повторила она вполголоса. — Или восемьдесят. Теоретически…
— Да, есть вариант дожить, — кивнула Агнешка. Она ещё раз проверила стрелку топлива, дёрнула уголками рта. — Вообще забавно. Я же планировала выпилиться, когда вернёмся с пикничка.
— Зачем? — спросила Алиса.
— Не знаю. Всё бессмысленно, всё нелепо, всё надоело. Не хочу больше ничего делать.
— Я бы по тебе не сказала, — Алиса робко улыбнулась. — У тебя было полно возможностей перестать делать что-либо за эту поездку.
— Ну, это другое. Тут меня явно пытаются прицельно уничтожить — так что появляется желание противостоять и наоборот выжить. Назло. Какой-то… азарт?
Алиса молча и внимательно смотрела на неё, будто ожидая продолжения.
— А там всё совсем не так. Когда прошли первые митинги и что-то хоть чуть-чуть массовое закончилось — знаешь, что мне сказали? Что я молодец, раз выразила свою гражданскую позицию. И что это смело. А теперь, пожалуй, стоит подумать о себе и о том, как обустроить дальше собственную жизнь. Потому что повлиять на внешний мир мы не можем, а вот на свой маленький личный мирок — да. Ну, типа, поигрались и хватит, пора жить по-нормальному.
Агнешка чуть выкрутила руль и с шипением подтянула левую руку к себе. Подержав её немного на весу, будто боялась не туда пошевелить, осторожно полезла за сигаретой.
— И вот как бы я объяснила, что никакую собственную жизнь я жить не могу, — сдавленным голосом произнесла она. — И не могла никогда.
— Почему?
— Потому что это всё время как… Ну, вот представь тряпочную куклу. Её можно сажать за кукольный столик — типа она пьёт чай, укладывать в кукольную кроватку — типа она там спит, наряжать во всякие красивые тряпочки и красиво фоткать в разных позах. Вот это буду я. Смотрится иногда довольно мило, но ей плевать. Она кукла.
Алиса медленно моргнула несколько раз, по-прежнему не говоря ничего.
— Когда мне советуют успокоиться и просто жить для себя, я перестаю понимать, зачем для меня вообще что-то нужно. Им нужно, разве что. Они так умеют и думают, что я тоже. Родители ждут, чтоб я нашла, наконец, нормальную работу — ну, такую, чтоб можно было взять ипотеку и чтоб на всякие ништяки ещё оставалось. Валериан ждёт, чтоб у нас была классическая такая семья с двумя детьми и собакой. Ну и, наверно, они в своём праве, что ожидают от меня чего-то подобного, и, наверно, так действительно разумно и правильно, если по-человечески. Но как же от всего этого тошно.
Она сглотнула часть дыма и дёрганным движением ссыпала пепел за окно.