— Сойдёт за тёмную тайну? На фоне того, сколько людей могут убивать или пытать где-то прямо сейчас, это довольно мелко и тупо, я знаю.
Она закашлялась и вскинула руку. Судорожно сжав пальцы, постаралась уложить обратно на руль.
— У меня есть анальгетик, — сказала Алиса. — Дать?
— Какой?
Алиса достала пачку из сумки и показала.
— Его вроде нельзя за рулём.
— Совсем нельзя? — Алиса разочарованно оглядела коробок.
— Не знаю. Я не пробовала. Мне норм пока что. Если что, я у тебя попрошу, оки?
Алиса кивнула.
— А чего бы ты всё-таки хотела сама? — спросила она через какое-то время. — На самом деле?
— Мм. Даже не… — протянула Агнешка, снова прикрывая наполовину глаза. — Когда-то хотелось стать такой… знаешь, героиней — вроде Маты Хари или там Жанны д'Арк… Ну или хотя бы просто красиво закончиться ради какой-нибудь симпатичной идеи. Банальненько, да?
Она затянулась последний раз и смяла сигарету.
— А потом, с возрастом, и этого перестаёт хотеться на самом деле и ничего другого на смену не появляется. Знаешь, когда только началась война… У меня тогда была мысль, порыв какой-то, что можно же сейчас что-то устроить — не митинг или пикет, как обычно, что-то более эффектное, что привлекло бы внимание — чтобы, может быть, действительно самопожертвоваться, а за этим уже поднимется какая-то общественная волна. Ну, как бы… если мне моя жизнь всё равно не особо нужна, почему бы не разменять её таким образом? Если от этого кому-то станет лучше?
— Тебя бы вряд ли убили, — заметила Алиса. — Так бывает тоже, но обычно всё-таки просто сажают.
— В том-то и дело, — усмехнулась Агнешка. Она мельком перехватила взгляд Алисы и быстро отвернулась обратно к дороге. — То есть нет, пойми правильно: я была бы готова и на тюрьму, если б точно знала, что это на что-то повлияет и что-то всерьёз изменит. Но это ничего не изменит. Я уже видела кучу раз, как это происходит — когда закрывают разных людей, иногда и куда более известных… Об этом шумят какое-то время, а потом все успокаиваются и не меняется ничего. А я ведь даже не кто-то известный — просто ещё один ноунейм, каких дофига среди арестованных и присевших. Я же за всем этим следила — иногда вписывалась за кого-нибудь, когда получалось, иногда так… И — честно? — я сейчас не смогу назвать ни одного имени и про большинство даже не вспомню, что с ними случилось в итоге. Почему бы со мной было как-то по-другому?
Голос её почти сорвался на крик. Она выдохнула и немного помолчала. Когда Алиса ничего не вставила, завершила уже спокойно:
— Ну, и тогда я решила — раз мой последний шанс сдохнуть с пользой утрачен, то меня устроит сдохнуть и просто так, без спецэффектов.
Алиса поглядела в светящуюся приборную панель.
— А теперь так же думаешь или нет? Если доберёмся?
— Если доберёмся, — откликнулась, подчеркнув, Агнешка. — Это ещё сначала надо добраться. А там поглядим.
— Считаешь…
— Ну, вот смотри. У нас скоро начнёт кончаться топливо. Может быть, нам попадётся что-нибудь по дороге до того, как оно закончится. Но, может, и нет, и тогда, согласись, на твой вопрос отвечать будет необязательно.
Губы её слегка гнулись, будто её это развеселило, будто ей было как-то неловко от этого, но слишком радостно, чтоб достаточно хорошо скрывать.
— Я постараюсь нас вывезти, Лис. Если это будет от меня зависеть. Но тут не так уж всё зависит от меня, и ты знаешь.
— Знаю, — Алиса кивнула, глядя на всполохи теней за окном. Они там пряли что-то, плели, плелись, иногда перебегая вдруг от края к краю, натыкались друг на друга и будто решали, что дальше делать с этой белой машиной, такой наглой и неуместной на их дороге.
Сбоку, пустое и закрытое, проплыло длинное кафе, чуть облупившееся в своём лёгком летнем сне. Тойота на минуту задержалась у него, сбросив скорость. Длинные изогнутые буквы — «Shvali» — на крыше лишь слегка подсвечивались несколькими недогоревшими лампочками. Внизу, в пыльном стекле входной двери, кто-то вывесил табличку — «Sorry, we're dead».
— Ха. Весело у них там, — Агнешка снова набрала скорость. Кафе быстро исчезло из виду и затерялось в потёмках.
Алиса проводила его взглядом. Подумав над чем-то — сначала так и собираясь, казалось, оставить при себе и никуда не пустить больше — она спросила всё же:
— Агнешка?
— Мм?
— А, нет, ничего… Просто интересно стало.
— Ну?
— А ты считаешь, что после смерти есть ещё что-нибудь? Какая-то другая жизнь или что-нибудь такое?
— Надеюсь, что нет, — Агнешка мотнула головой. — Если вдруг выяснится, что там что-то ещё, я это точно не вывезу.
От дождя разбухли мокрые комья земли, разбух влажный воздух, разбухла голова, пропуская воду через уши, сквозь губы и в нос. Нос, по крайней мере, лучше было убрать немного в сторону. Заливать в него перестало.
Тучи наверху тяжело цеплялись друг за друга и почти не могли сдвинуться с места. Им, наверно, тоже снился сон — дремотный предрассветный сон, из которого никак не вынырнешь, пусть тут и совсем мелководье, но только ни встать, ни поднять даже голову… Интересно, есть ли что-то ещё, кроме головы.
Лана, чуть шевельнувшись, попробовала. Что-то ещё, похоже, было, но перемешалось, перепуталось и сложно делалось его разобрать теперь. Определённо был хребет вместе с несколькими траками шеи, которыми к нему крепилась голова. Он гнулся, тянулся, цеплялся за землю и всё вокруг и почти не мог сдвинуться с места. Где-то далеко как будто начинались руки и исчезали концами в дождевом растворе. Ног, видимо, не было — вероятно, они валялись ещё где-то поодаль, и их ничего не интересовало.
С поворотом в шее легко вернулась кисть правой руки: она лежала тут же, куда ближе, чем можно было представить, и даже могла пошевелиться, но как-то сама по себе. Пальцы перебрали в воздухе аккорд. Их было сколько-то — сколько точно, неясно, в голове, за глазами, поломалось что-то, нужное для счёта. Всё правильно, во сне так и бывает, и лучшее, что можно сделать, это закрыться обратно и подождать внутри, пока не заснёшь и не проснёшься снова, уже в своей стихии.
Кто-то спросил Лану, откуда она это знает, Лана сказала, что, конечно же, от Нелли — это ведь Нелли увлекалась осознанными сновидениями и всяким таким одно время. Любимая её фишка была, как отличить сон от яви, если вдруг чуток запутался в них: пересчитать пальцы, проверить время на часах или посмотреться в зеркало. Если ты во сне, обязательно получится какая-нибудь хрень, так говорила…
— Нелли! — Лана села рывком и проверила время.
На экране высветились четыре восьмёрки. Будто не поверив им, Лана раскрыла голубенькую раскладушку: внутри зависла фотография трёх девчонок в электричке.
Лана обернулась: если бы тот, кожаный в бурке, заинтересовался, кто такая Нелли, наверно, пришлось бы что-то для него придумать, но он не заинтересовался. Он был глубоко и надолго занят и руководил подъехавшим подъёмником, чтобы подцепить и перетащить пустую будку куда-то ещё. Стекло на ней всё замызгалось, и на нём ничего уже было не разглядеть.
Лана не стала ожидать, когда он кончит, и, поднявшись, двинулась в путь.
Размоченный взгорок здесь переходил в мелкую боковую дорогу и выворачивал на широкое шоссе. Оно было пусто, и дождь поливал его на всём протяжении, заставляя асфальт поблёскивать мелкими сырыми звёздами. Отбойник уклонился в сторону на въезде, пропустив Лану внутрь, на трассу, и дальше побежал вперёд монотонной линией, посверкивая иногда красными огоньками в тёмном воздухе.
Она прошла немного по шоссе и остановилась под запрещающим знаком высоко на столбе. Трасса была тут не для пеших. Вряд ли стоило рассчитывать далеко уйти по ней на ногах. Но никого не появлялось больше на этих полосах, под этим небом. Оставалось идти, сколько получится идти, и надеяться, что…
Резкий стрёкот нагнал и стих возле неё, когда она уже медленно продвигалась по краю дороги. Совсем молодой голос окликнул с сомнением:
— Эй?
Лана повернулась. Рядом с ней остановился мотоциклист.
— Эй, — повторил он ещё неувереннее. — Подкинуть?
— А есть куда? — уточнила Лана.
— Ну, я так-то проезжаю туда-сюда, — он выглядел непропорционально длинным и вытянутым, даже сидя, тонкие, как у богомола, руки и ноги обхватывали мотоцикл, на узком тростиночном теле голова в шлеме казалась слишком большой, и было странно, что она не падает и не перевешивает его туловище. — Из точки А в точку Б получается обычно. Тебе по пути?
— Да, — подумав, кивнула Лана. — Да, похоже.
Она обошла его, попутно стирая с рук прилипшую землю о белую кофту — всё равно она уже не была белой. Мотоциклист повращал своей большой головой, следя, как Лана передвинулась в свете фонаря.
— Из каких подземелий ты сюда выбралась? — вполголоса удивился он.
— Меньше знаешь, крепче спишь, — Лана кинула взгляд на зеркало сбоку, но оно было почти полностью заляпано грязью и отсветами огней, так что отражение разобрать не получилось.
— А как зовут? — поинтересовался мотоциклист тихо, пока Лана усаживалась у него позади. На спине его куртки растянулась подвыцветшая вышитая надпись — «Schakal».
— Элеанор Ригби, — зачем-то представилась Лана.
Мотоцикл застрекотал, и они помчались сквозь потёмки по мокрой трассе.
От мелькания огней и монотонного рыка легко могло заклонить снова в сон, даже рукам, оцепившим тростиночную спину, было просто не расцепляться — так и остаться на месте в захвате, надёжном и слитном, не требующем контроля. Мимо пронёсся рекламный щит — незадачливая девушка-рыба с потёкшими ресницами попалась на крючок, и чуть видная натянутая леска удерживала её, пока вырвавшийся пузырик воздуха плыл на поверхность. «А ты в нашем домике?» — спрашивал слоган. Лана даже повернула голову, но с другой стороны щита был лишь голый металл.
Постепенно на трассе становилось не так уже пусто. Тут и там светились фарами тёмные силуэты авто. Они редко обгоняли — успевали только промчаться смутными призраками по соседней полосе и исчезнуть позади. Мотоцикл ехал очень быстро. Может, это сам он был призраком.