— И они так по очереди? — спросила Алиса.
— Да, похоже. Ничего не поменялось. Можем хоть до локомотива дойти и там ждать, — Лана шагнула прочь от окна и пошла вперёд. — И даже если вылезем отсюда — это мост, с моста мы не спустимся. Ненавижу мосты.
Алиса задержалась и, когда Лана исчезла из виду, поспешно бросилась за ней. Лана нашлась в соседнем вагоне. Она снова смотрела — уже в другое окно, старательно сглатывая и потягивая носом. Заметив, что Алиса догнала, она отвернулась и вышла от сидений в проход.
— Ну, то есть она могла этого и не делать, — встав на секунду, Лана зашагала к тамбуру. — Не успели бы через путепровод. Ничего бы особо не изменилось.
Дойдя до тамбура и уже открыв дверь, она опять остановилась и злобно вдруг выдохнула сквозь зубы.
— Она же обещала мне памятник Ленину, когда вернёмся! Она же обещала!
Не оглядываясь на Алису, только оставив ей двери тамбура открытыми, Лана прошла дальше.
Несколько вагонов её было почти невозможно догнать, потом она замедлилась, тяжело дыша. Алисе, чтобы не обгонять, приходилось идти впритык у неё за спиной.
— С Розкой так получилось… — пробормотала Лана, будто рассказывала уже что-то кому-то и Алиса просто присоединилась к компании. — У меня была коза Розка. Ну, как, у меня. В деревне была — мы тогда подолгу ещё жили в деревне. Я её однажды отвязала и упустила. Вообще, я её часто отвязывала, мне нравилось с ней играть, но я всё время следила, куда она пойдёт, чтоб потом привязать обратно. А она, дура такая, сунулась под поезд — вот такой, на каком мы сейчас. Я ж не знала. Думала, она не пойдёт.
Лана приостановилась и пропустила Алису вперёд. Снова обернулась на окно, где покачивались на повороте все пройденные вагоны.
— Я думала, я контролю, а я не контролю, — сказала она тихо, даже с тенью какой-то странной улыбки.
Прошли ещё вагон или два. Сколько их здесь, они уже должны бы были закончиться, будь этот поезд поездом, будь там впереди где-то тепловоз или ещё какой-нибудь воз, который полагается тянуть или которому тянуть полагается, сколько их здесь ещё, сколько их…
— А знаешь, — проговорила себе Алиса, пробираясь между рядами к тамбуру, — мне уже кажется… там, может, и нет никого в локомотиве. Представляешь, сейчас вот дойдём… а там тоже пусто… Как здесь. Как думаешь?
Ей не ответили. Алиса, притормозив, оглянулась.
Лана сидела на одной из скамей — не слишком близко к окну, почти у прохода. Она криво привалилась к спинке, клонясь чуть набок, словно сил хватило только опуститься, а выровняться — уже нет.
— Лан?
Та приподняла голову:
— Ты иди. Я что-то немного всё.
Алиса, поколебавшись, двинулась было к ней, но остановилась. Поколебалась ещё, будто сбитое и так и не восстановленное дыхание мешало ей понимать.
— Я вернусь за тобой, — решила она наконец. — Когда найду что-нибудь — вернусь и скажу.
— Угу, — Лана кивнула.
Алиса кивнула ей в ответ и, развернувшись, шагнула в тамбур.
Лана, оставшись одна, прикрыла глаза. Посидев так, открыла снова. Динамик шепелявил и шуршал, даже вроде бы пытался напеть какую-то чушь. Взгляд её сам собой проскользил по сиденьям напротив, по грязному полу и стенке вагона — к окну. Там, снаружи, за резиновую окантовку цеплялся сероватый мотылёк. Он цеплялся очень упорно, отклоняясь по ветру, почти прижимаясь к стеклу, когда трепало особенно сильно — будто знал, что делает, будто умел доехать так из точки А в точку Б и уже не один раз проворачивал подобное. Изнутри, кто-то выцарапал буквы на узком деревянном подоконнике. Неровные и зазубренные, они складывались в слова: «I think of «no«, I mean a «yes«, but it's all wrong»50. Лана вздохнула.
Мотылёк на окне продержался ещё с минуту или даже несколько. А потом его снесло ветром.
Позади Алисы громко щёлкнуло и хрустнуло. Её даже чуть толкнуло вперёд — в дверь тамбура, которую она сама собиралась толкнуть следующей. Алиса оглянулась. Предыдущая дверь, через которую она прошла совсем недавно, открывалась в никуда. За ней мельтешил воздух и немного моста. Других вагонов больше не было.
18
Алиса входит в душный кинозал,
Полупустой и тёмный, как могила,
Здесь пустоты и пыли карнавал,
Здесь всё равно, триумф или провал, не правда ль, мило?51
Vigilia
Алиса осталась одна.
Она ещё раз, по инерции, позвала Лану. Потом — совсем уж невпопад — Агнешку.
Алиса осталась одна.
Она пошла вперёд по вагонам, между рядами сидений. Иногда, пошатываясь, она проверяла лямку на плече или сумку на боку, которой не было и без которой фигура её, казалось, потеряла баланс и не могла найти его снова. Несколько раз Алиса вскинула руку, чтоб посмотреть на часы, но стрелки ничего не подсказывали тем, кто не мог считать их значение.
В окна здесь больше никто не заглядывал, и они запотели и замызгались постепенно, и по ним перестали что-либо показывать. Скоро их вообще сменили бумажки на стенах с подписью «Окна» и на полу — с подписью «Скамейки». Не хватало только бумажек для дверей, пола и потолка, но, вероятно, скоро появились бы и они. Свободное место, свободное место, сколько угодно свободного места, выбирайте любое, к какому лежит душа, которое кажется вам лучше и удобнее… А если не кажется — что ж… вы могли сесть на другую, понравившуюся вам электричку или подождать подходящего самолёта, не так ли.
Но окна всё же вернулись — немного не такие, со старыми щелистыми деревянными рамами и заклеенными бумагой форточками наверху, но это и вправду были окна и через них было видно. Табличка на полу кричала «Не наступать! Штраф!», но Алиса сдвинула её и шагнула мимо: за дверью, в следующем вагоне, мелькало движение.
Там, на скамейках, сидели люди — довольно кучно, хотя всё ещё не на головах друг у друга и, в целом, даже с относительным комфортом — насколько комфортно может быть в людной загородной электричке летом. Люди не слышали, когда Алиса им постучала — дверь здесь была не как прочие двери в тамбур, основательнее и с замком, вероятно, закрытом на ключ сейчас, чтоб лишний раз не ходили. Недалеко от двери расположилась на двух скамейках компания девушек примерно возраста Алисы. Одна, с распущенными рыжими волосами, закинув ногу в рваной джинсе на ногу, рассказывала другим что-то и смеялась. Рядом брюнетка в чёрной футболке с чем-то неформальным, сведя брови и сморщив нос, улыбалась как будто чуть брезгливо, с видом «Ну и глупости вы несёте». Третью плохо было видно — она сидела напротив других спиной ко входу, и только её русые кудри тряслись иногда в такт разговору.
Алиса постучала снова. Назвала себя, но её не услышали. Впрочем, стекло и неплотно прилегало к деревянной двери, металлические скобки удерживали его на некотором расстоянии, чтоб можно было просунуть ноготь, как изнутри дверцы шкафа, и, наверно, это да ещё зазор между кончиками пальцев и зазеркальем, глушило звук. Алиса удивлённо опустила руку и взглядом окинула сидящих — самой её там не было.
В другом конце открылась дальняя дверь и впустила то, что вошло в переполненный вагон.
То, что гналось так долго.
То, от чего бежали по лестницам и мостам, надеясь что поезд успеет унести их.
Это было в поезде, внутри.
Оно шло между рядами, махая направо и налево, оставляя молчать и сидеть в странных позах, так и не закончив разговора, столь до того интересовавшего. Те, до кого оно ещё не дошло, ничего не замечали или замечали мельком, проскользив взглядом и вернувшись к своим делам обратно.
Алиса выкрикнула несколько бессвязных слов — они бы ничего не объяснили, даже обернись кто к ней, но никто и не обернулся — ни в компании девчонок, ни в вагоне, ни за его окнами. Там, снаружи, стояли люди — целая толпа. Одни прилипали к стёклам, другие предусмотрительно отходили подальше. Кто-то с угрюмой скукой отвернулся, другие следили с любопытством или, замерев, прикрывали рты в восторженном ужасе.
Алиса — лицо её не момент прояснилось и что-то зажгло в глазах — суетливо перебрала карманы своей куртки и выцарапала из одного маленькое круглое зеркальце с жёлтым цветком. Оно прыгнуло из её рук и могло бы разбиться об пол, но почему-то не разбилось. Алиса подхватила его и, поймав из-за окна зайчика, запустила его в зеркало на двери. Пятнышко заскакало по рядам и стенам. Алиса метила в приближавшееся по проходу, но то даже не обратило внимания: оно просто заканчивало уже с этим вагоном и шло в следующий. Зато заметили люди по ту сторону окон — какой-то ребёнок радостно крикнул и показал пальцем. Бросив поднадоевшее уже зрелище, люди перебежали к вагону Алисы и облепили его. Сгрудившись, они даже навалились на железный его бок, чтобы раскачать. Вагон шатнулся. Алису шатнуло вместе с ним, и она, не удержавшись, бухнулась на сидение у окна, за которым они стояли. С той стороны это произвело настоящий фурор. Какой-то господин в шляпе постучал пальцем по стеклу — наверно, чтоб она ещё пошевелилась.
Дверь с зеркалом распахнулась. Вошло.
Алиса вжалась в сидение. В левой её руке всё ещё был подаренный ножик, который она забыла убрать — и, наверно, то, что он ещё в левой руке, забыла тоже. Она нажала пухлую кнопку, и ножик послушно раскрылся, выбросив вдобавок смятый клочок бумаги, который, верно, застрял случайно между железками. Алиса машинально подхватила бумажку другой рукой и приподняла, защищаясь, лезвие — всё такое же тёмное, никто так и не почистил его.
То, что вошло, замешкалось у двери — надо было запереть её, прежде чем переходить к следующему вагону, а замок, видно, был старый и заедал, и оно долго возилось с ним и с неподходящим, криво выточенным ключом.
Впрочем, это был вопрос времени — нож бы ему ничего не сделал. Алиса защёлкнула обратно лезвие и постаралась сложенным ножиком разбить окно, за которым обсуждали всё это внимательно и всесторонне. Потом взгляд её скользнул по полустёртым буквам на стекле: «Пул… неп… ваемо». Она выкинула лезвие снова и попыталась теперь расцарапать рассохшиеся рамки — они выглядели так, словно могли развалиться, если расшатать и расширить в них щели ещё ненамного…