— Почему эта карта постоянно меняется?
— Артефакт. Карта Обители, а здесь стабильно всё переделывают. По настроению серафимов, на практике учеников, во время психических обострений у горе-активистов. Взять ту же долину неподвижных планет… Вечно что-то переустраивают! Хотел недавно на пляж сгонять, а там, — несколько ругательств, и Кастивиль продолжил: — джунгли!
Некоторое время мы помолчали, отдавая дань загубленному отпуску. Однако голоса толпы побыть в тишине не дали. Гул поднялся невыносимый.
— Бесполезно искать в Обители, — выпалил Фагавир, — скорей всего этот придурок отправился на планеты манов или талов, чтобы выставить себя каким-нибудь божеством среди местного населения. Обычное дело для сбрендивших асуров.
Все рассмеялись, но одна девушка нахмурилась.
— Этот очередной сбрендивший асур может быть причастен к распаду призраков на планетах сваргов. Тебе нужно быть осторожней. Говорят, что даже на Гува́те происходит нечто странное. Там самоуничтожаются души роков.
— Не бойся, черешенка моя, — проворковал кочевник и прижал ее к себе. — Эти ублюдки исправно жрут навоз с моих подошв.
Кастивиль ударил бокалом по столу, отвернулся от них — и театрально изобразил, что блюет.
— Для кого Закон писался, спрашивается, — проворчал он, скрипя зубами. — Нет. Всё равно у нас разные касты спят между собой!
— А что плохого?
Феликса удивляло это правило, но он уже осознал: любовные отношения между разными кастами — это вроде отношений подростка с пенсионером.
— От такого коктейля энергетики и появляются низшие.
— Ты хочешь сказать, что все души — это дети других душ?!
Феликс выкатил глаза и резко откинулся в кресле, так, что оно со скрежетом отъехало назад.
— Души рождаются у высших, когда они вступают в плотскую связь. Происходит слияние двух энергий и у одного из высших образуется новый дух. Подумай, что за фрукт получится при слиянии манра и херувима? Максимум — бессознательный комок энергии, рок или… демон. Гува́тская бездна!
Кастивиль поднялся с места, залпом осушил треснутый бокал и направился к выходу во двор.
— Скоро вернусь! Перекурю.
Феликс смутился, обдумывая возможность заполучить здесь ребенка, кашлянул и постучал пальцами по бокалу.
За соседним столом не утихали разговоры о роках, которые распадаются после каждого перерождения и об участившихся случаях «очернения» высших. Так все называли преступников — очерненные дэвы.
Кочевник раскидал по столам листы с фотографиями. Когда Феликс дотронулся до листка, сознание отключилось, словно в глазах погас экран телевизора. Хлынули видения. В голове зазвучал мужской голос, подобный тем, что можно услышать в новостях:
Во́льгант Саку́нт нарушил заповедь Древнего Закона 7.13, гласящую, что дэвам запрещено вмешиваться в процесс перерождений манров и ракшасов.
Приговор: очищение.
Последний раз был замечен на среднем планетарном уровне — ман, планета — Кинви́н. При наличии каких-либо сведений — незамедлительно сообщить в Шпиль судей Трибунала.
Феликс просмотрел еще несколько листков — каждый забивал голову галлюциногенными картинками и голосами.
Кастивиль не возвращался. От скуки пришлось рассматривать гостей заведения. Многие из них притихли, изучая листовки. Другие разговаривали, пили, курили, целовались. Кто-то дремал. Девушки за соседним столом играли в карты. Парочка влюбленных в углу поссорилась, но быстро помирилась.
По залу разлилась блюзовая музыка. И Феликс вдруг затосковал.
Под сердце заползла некая хандра. Но в чем ее источник? Скучает ли он по земле, по своей жизни или душа страдает оттого, что жена встречается с его убийцей? Может, желает поскорее забыть обо всем, вернуться и стать судьей-кочевником?
Феликс выдохнул. Ощутил подергивание пальцев, прыгающее на скакалке сердцебиение, и закрыл глаза.
Громогласный голос Фагавира снова раздался за соседним столом:
— Не все демоны так уж плохи. Помните моего напарника? Крутой был демон! С гипертрофированным азартом. От того и погиб. Я лично наблюдал, как его сожрали на Гувате. До последнего не верил, что роки способны есть души, пока сам там не побывал. Дно гуватское, я ничем не смог ему помочь! Отвратительная дыра!
Судья рьяно любил бить кулаками по всему, до чего дотянется. Стол под натиском грубой силы то и дело постанывал.
— Я бы посмотрела на это, — отозвалась стражница с синей кожей и огромными черными глазами.
— Вау, — бросил другой асур. — Какая ты садистка, Лайла. У тебя, так понимаю, атрофировано чувство сострадания?
— Немного найдется, но если не уберешь руку с моей задницы, то к твоему стручку я его не применю, когда отрежу!
Феликс отхлебнул мятного, бодрящего рома, не понимая, куда попал. В загробный мир? Или ночной клуб?
Они те же гнилые люди, какими были до гибели. Алчные, лицемерные, жестокие. Пучину скверны, что разрастается в каждой душе — никакая смерть или правда не высушит. Гниль лишь углубляется. Костенеет. Становится частью тебя. Ее запах Феликс чувствовал на Земле. Ее смрад разгуливает здесь: он запутался в паутине на потолке; на дне пустых бутылок, грудой скинутых за барную стойку; он осел в глазах этих людей и в их лживой улыбке; он пропитал воздух и ждет своего часа.
Размышления прервал Кастивиль, который так драматично махал в сторону выхода, будто хотел создать тайфун.
Хранилище знаний
Хранилище знаний напоминало собор размером со скалу. Помещения вели не только вверх, но и глубоко под землю.
Едва Феликс вошел — сильно зазвенело в голове, а глазам предстало бесконечное количество книг и свитков. Приятный запах древних шелестящих страниц заполнял анфиладу. Сквозняк гонял его между колонн и лестниц.
Многотомные знания. Миллионы лет истории хранятся на этих извивающихся полках, которые переплетаются и создают целый лабиринт вокруг центрального атриума.
По словам Кастивиля, основные рукописи находятся здесь, но часть спрятана в подвалах, куда вход разрешен лишь по указанию серафимов.
Феликс шаркал ногами по каменному полу. Ловил каждый разговор. Всё равно о чем. Занудные жалобы стражников о бесконечно длинной смене? Поподробней! Рассказы библиотекарей о тлетворно вонючих мышах в подвале? Что-что? Дайте два! Любой звук вытягивал уши рупором. Попутно Феликс старался рассмотреть названия книг.
В углу томились могучие валы похрустывающих манускриптов — их, один за другим, восстанавливали асуры. Не вручную, конечно. Куда проще — суют в серебристую пыхтящую коробку и достают копию. А у самих важное дело: вино пригубливать. Принюхавшись, можно учуять запах свежих книг (ну и выпивки). Феликс предвкушал, как по возвращении прошуршит все ряды этих величественных библиотек, где полки скрипят под тяжестью вкусных знаний.
Книга — единственная любовь, которую он знал когда-то. В детстве. Под красивой или ветхой обложкой скрывалось спасение и компания. Феликс не был силен или ловок. Знания… вот что стало его оружием, клинком: опасным или полезным. Их нельзя было отобрать. Мысли — не убить. Ему нравилось представлять, что открывая книгу, мир вокруг исчезает, растворяется, а на смену приходит совсем иной — тот, где никто тебя не унизит, не предаст, не станет издеваться. И он прикасался к мягким, шуршащим страницам вновь и вновь, проникаясь иллюзией, возвращаясь «домой».
— Потом расскажу, что нового привезли за время твоего отсутствия, если хочешь, — предложил учитель.
Феликс сказал, что хочет и попытался вспомнить, о чем они говорили. Это место заставило забыть даже о том, зачем он сюда прибыл.
Чересчур много всего цепляло взгляд. Он обратил внимание и на стены с колоннами, которые прорезали цветные гравюры с изображением исторических событий. Историю в Обители определенно восхваляют. Пустого кусочка обоев не сыщешь. Кругом запечатлены сцены прошлого и портреты людей — красивых либо очень уродливых: с тремя глазами, рогами или поросячьей кожей, но здесь таких много ходит. Не удивишь.
Голова снова задребезжала. Феликс потер зудящий висок — гул усилился, кажется, кто-то выгрызает путь в мозги, завывает и вопит. Скорее! Я здесь! Забери! Бьет и бьет по черепу.
— Что скривился? — Кастивиль потрепал за плечо.
— Меня кто-то зовет…
— Конечно, зовет. Посох. В нем частичка твоей души. Если будешь где-то оставлять, он дыру в голове тебе выжрет, пока не вернешься.
«То есть, эта вещь как мой ребенок?» — подумал Феликс.
Каким-то образом он смог угомонить надоедливое хныканье в голове, помассировал лоб и зашагал дальше.
Несколько залов были украшены пейзажами самых красивых мест галактики. Среди них отыскалась карта Земли. Голограммами по ней бегали маленькие фигурки призраков с упоминанием астрального этажа — они тихо цокотали по стенам, шебуршились, точно муравьи.
Захотелось остановиться, изучить местность других планет. Это ведь поразительно! Столько цивилизаций существует в галактике, а люди и о своей-то не всё знают. Порыв любопытства прервал Кастивиль — учитель потащил Феликса прочь.
Книжные полки остались позади.
Глазам предстал купольный зал, уставленный артефактами. Они были понатыканы, как грибы в лесу после дождя. Здесь хранились: карты Обители, какую он видел в баре, оружие, накрахмаленная одежда и украшения, переливающиеся от лучей центральной люстры.
— Вот и он! — с воодушевлением бросил Кастивиль. — Этот посох называют — ва́джра.
Они вошли в полупустую, прохладную комнату с пьедесталом посередине, на котором крутился и позвякивал золотистый посох, украшенный зеленым кристаллом.
Голова загудела. Словно втиснулась в плотный слой жгучего воздуха сауны.
— Он мой? — уточнил Феликс, подходя ближе. Взял посох в руки и почувствовал, как каждый дюйм тела пронизывает прилив жара, прилив сил и уверенности. Посыпались искры. По комнате разлетелись световые волны. — И что именно эта штука делает?
— Поможет тебе связывать темную материю и кварки. Научись управлять бетоном и строительными кирпичами материи и сможешь создавать всё из ничего. Посох усиливает твою энергетику и тем самым дает больше возможностей объединять отдельно существующие частицы. Соединять между собой темную материю и кварки в адроны, адроны в атомы, а атомы в молекулы.